успеть на ужин.
==============================================
Во длинном рву,который звери вырыли от окраины до околицы,бабы набросали сухой травы,мелкого валежника,еловых веток,смоляных сучьев,тракторных покрышек.Всё это я залил последним бензином,мазутом,даже с подбитых вездеходов отсосал сверки дизтоплива.И вот сейчас грязным огнём,едким дымом заполыхала подожжённая кутерьма.Сам воздух пылал,атакуя охотничьи рубежи.Ощетинившись и оскалившись звери ринулись в наступление.За свободу и честь,за недамся,за свою прошлую бедолажку,за сердце держась,готовое спрыгнуть в окоп,переждать в той лазейке.Но стиснули зубы полоской,а на ней разные писаны клятья-от боли,трусости,от греха.
-Господь,любишь меня?такого,как есть нынче,сей час-ведь я совсем не ведаю в себе крупного героизма,чтобы выказать его боевой схваткой,я въяве не знаю,каким буду под страшными пытками,и если теперь ты презиришь меня за моё откровенье,то лучше сломи,уничтож,надругайся-а я уповаю греховной гордыне,но не смирению.
-Что ты там шепчешь?-оглянулся змей,разгоняясь по взлётной полосе.Он едва не свернул себе шею,когда я от страха затянул поводья;но всё же взлетел,чихая да кашляя.-Очумел,а?!будь внимательнее.-И вытянул крылья,скрытно паря над землёй.Передовую нам указули сполохи охотничьих ружей горластых.Она похожа на шахматную доску:чёрные клетки-мазут,чад,резина;а между ними золотые окна солнечного света,рыжие стожки.В них я и покидал свои зажигательные гранаты,облегчённо молясь на белые рубахи облаков херувимов.Тогда жалобный вой браконьеров накрыл весь передний край:гулко взрывались дорогие вездеходы и мотоциклетки,пламенно горело снаряжение,пшикали ружья.Вприпрыжку друг за другом драпала вся фашиская армия,боясь навеки остаться на этом адовом поле.
Вместе с собратьями по космической галактике мы устроили пышные проводы марсу вояке,который взорвался от злобы,и после развеялся пыльным облаком.По глупому недомыслию он решил,что переполненные арсеналы даруют силу и мощь-и только в этот миг,тлея искоркой праха коегде во вселенной,уяснил,может быть себе,величие духа.Мы обнимались,поздравлялись,даже заяц ко мне подошёл.Стукнув прикладом об землю,он первым протянул свою копчёную лапу,но всё же не преминул уколоть:-Лучше б ты зверем был;-хорошо,не штыком.
Пошёл дождь.Сначала закрапал мелкий;потом стал крупный молотить по пожарищу.Ударил гром.Я потянул за крыло ящера:-Идём домой.-Мне нельзя.-Почему?неужели опять к старухе полетишь прятаться.-Поздно.За мной сами прилетели уже.-Он тоскливо оглянулся на мелькающие в небе молнии,без повода осерчал на меня:-И не стой рядом!Опасно!-тут же норовя теснее прижаться.Но когда громыхнуло над самой головой,он понурился,став похожим на гаденького змеёныша;то ли шепнул,то ли хрипнул-прощай;и тихонько побежал спотыкаясь по полю.Он оглядывался,всё ещё на чтото надеясь-может что я возьму его на ручки и суну запазуху-но в сотне шагов от меня прямо в него-я видел как горб полыхнул-ударила молния-и ящер осыпался пеплом.
-какая нелепая смерть,-сказал ктото в кустах,и я отозвался ему:-нелепая жизнь,-сам дрожа.
============================================
Тюремщики избивали Еремея целый день, добиваясь от него правды о преступлении. К вечеру живого не осталось на нём места - говорить он не мог уже, мычал лишь. Если бы кто из охранников умел понимать по губам, то разобрал может: - господь всеявый ...пошли мне сегодня милостыню в суровом обличье гордой смерти, не дай скурвиться в предательских застенках от невыносимой тоски, от ломающей боли ...пусть моё сердце втихаря перетерпит пустые метания крови, только оно мою душу держит на висячих соплях тюремного буйства, когда серые безликие бесы таскают крючьями тряпошное тело... я живу одной лишь памятью, даже о мести не замышляя - это верная смерть... люби меня, родненькая, потому что без твоей нежности я умираю погано... не на широкой площади при скоплении народа под ужасающий грохот эшафотных барабанов, а скромно в вечернем затишке бетонного склепа истёрзаная и равнодушная околевает жизнь: я помню, как вольно она со мной пела песни - теперь же тихо ноет, боясь обозлить уставших извергов...-
¾ Милая!! Любимая!!! Блаженная!!!! - заорал Еремей, призывая Олёнушку, чтобы в этот последний миг, сию секунду стала она пред его ослеплёнными глазами и увидела ползучую бесконечность смертной муки. В одуряющем ожидании адовых котлов и плавильней мужик пожалел о том, что принял жестокую казнь; но смиренно отлетая, обрадовался тому, что никто не узнает о его маленькой трусости...
Тюремщики уложили труп на вымаранный брезент. Один из них, молодой, запачкался тягучей слизью мозга, и его стошнило. Со злобы он ещё раз пнул в бок мертвеца. Карман у того совсем разорвался, и высыпались недоеденные коржики. Охранник, смеясь, растоптал их по брезентовой дерюжке...
Тёмной ночью Бесник осторожно сложил с плеча свою нелёгкую ношу, почти обузу - и постучался в окошко Пименовой хаты. Тот вышел с палкой, почесал свой живот под исподним бельишком; хотел ещё посмеяться над лешего колядками да подарками - а вдруг заметил, что в зелёном складене обрисовалась человечья фигура.
¾ Уж не с распятья ли ты снял калеку невзрачного? - вопросил Бесника дед, хрипя и неверуя в кровавые мощи; со страхом отвернулся.
¾ Почти так, - плеснул в глаза ему страдающий леший. Хохотнул бедово на старика: - Да ты не прячься, мужик битый. Стерпишь. Разверни, пожалуйста, Еремея.
И шмыгнул на землю молочный выворотень с неба, осыпаясь белой пылью звёздной дороги, хоженой вселенскими плакальщицами. Пимен осел на плащаницу, тыкая поклоном в изувеченный лик: - не говори никому. Я совру Олёнке, будто он сбежал от них. Пусть надеется да ищет его по всему свету. Авось найдёт.
Бесник кивал старику, сидя на приземистом пне; и размышляя, скрёб в шершавой голове листопадные опилки: - снова осень пришла, а с ней кутерьма о заготовках продуктов на зиму; в спешке я забываю разноцветную красоту; выдалась свободная минута, и сердце моё бьётся яственней, как в прожитом детстве, которого я б и не помнил, но мне о нём расказал Серафим; я тоже на человека похож, лишь тем отличаясь, что люди умеют сочнее радоваться и глубче страдать - они истекают любовью друг к другу, морем любви, и беспомощно тонут потом, не моля о спасении; есть на свете великая тайна, которую ищут они бесконечно - Ерёма её называет: откуда пришли? и куда мы идём? - а я уже с ними хочу, мне в дорогу пора собираться...
