Моего одноклассника Шурика вызвали в налоговую полицию. И он явно перепугался. Хотя за душой у него кроме старенького жигуленка, трехсот баксов и рваных джинсов ничего не было. Шурик прибежал ко мне. Поедем, говорит, вместе. Я к ним зайду, а ты в машине посидишь. Если что, так хоть жене сообщишь. Он припарковал свой старенький автомобиль на стоянке перед зданием налоговой полиции. И ушел. А я принялся осматриваться. Сначала я подумал, не перепутал ли Шурик адрес. Это был, прямо, какой-то автосалон. Ровными рядами стояли новенькие Мерседесы всевозможных модификаций, Ниссан-Патроли, Джипы из самых различных стран. Все это машинное великолепие блестело и переливалось всеми цветами радуги. Правда, в углу стоянки сиротливо притаилась новенькая Жигули - семерка. А рядом с ней такая же новенькая девятка.
Шурик пробыл в налоговой полиции недолго. Его с кем-то перепутали. Правда, спросили, зачем четыре года назад он вывозил спирт на своем КАМАЗе с местного спиртзавода. Шурик не понял вопроса и, повернувшись к соседу, сказал: «Слышь, тебя вот спрашивают, ты зачем спирт вывозил с местного завода?» Соседом оказался китаец. Его тоже по какому-то делу вызвали. Китаец обиделся и сказал, что их спирт лучше местного, и дешевле. Его вся Россия пьет. И налоговая полиция сразу переключилась на китайца. А Шурика отпустили. Выяснилось, что его спутали с однофамильцем. Потому - что у Шурика никакого КАМАЗА в помине не было. И даже инициалы у него другие
С радостным лицом, какое бывает только при досрочном освобождении из тюрьмы, Шурик вышел из здания налоговой полиции. Когда он сел в машину, я его спросил, как там, что. И он рассказал мне все слово в слово. Потом я спросил его, показывая на окружающее нас машинное великолепие. Это что - автосалон? Или выставка Авто-2001? - Щас! - сказал Шурик. - Это собственность налоговых полицейских. И, как я понимаю, личная.
- Вот эти, - Шурик показал рукой на новенькие Мерседесы, - уже давно трудятся. А эти, - он указал на Жигули седьмой и девятой модели, - видать, новички. Месяц или два работают от силы. На крутую тачку еще собрать не успели. И вообще это старье. Модели 1998-2000 годов. А настоящие, нулевые тачки не здесь. Хочешь посмотреть? Там модели 2001 года. А разве такое бывает? Усомнился я. Год только начался. Пока машина сойдет с конвейера, пока ее привезут, пока продадут.… Бывает, оборвал меня Шурик. Поехали, сам увидишь.
Через двадцать минут, честно отстояв в очередной пробке перед неработающим светофором, Шурик подрулил к стоянке рядом с одним из старейших городских высших учебных заведений. ГАИшник-ГБДДшник, стоявший у въезда на стоянку, тупо уставился на наш древний жигуленок, вращая красными, то ли от перепоя, то ли от недосыпания, глазами. Разглядев в окошко мою бороду, он буркнул: ездют тут разные, вшивота, профессора всякие... Шурик хмыкнул, и со смешком сказал: Ну вот, ты и профессором стал, а что, похож.
На стоянку следом за нами въехал огромный джип, похожий на автобус. Он блестел никелем, фарами, с десяток которых было установлено над кабиной, и даже с лестницей, которая вела на крышу. Зачем автобусу лестница, я так и не сообразил. ГАИшник-ГББДшник взял под козырек. Из джипа выронился молоденький мальчик, лет восемнадцати. Судя по координации движений, он пил, по меньшей мере, три дня подряд. Из положения лежа мальчик поднялся на четвереньки, покачался несколько секунд, осматривая окрестности мутными глазами. Затем вцепился одной рукой в дверцу собственной машины, пытаясь встать. А второй поманил ГАИшника-ГБДДшника. Тот резво подбежал, помог молодому человеку подняться. Мальчишка громко икнул, пошарил в карманах, достал стодолларовую бумажку, и, сунув ее в широко раскрытую ладонь помощника, икая, сказал: «Поставь машину, а то я в кого-нибудь въеду. Я в ночном клубе задержался. Мне на вторую пару надо. Ключи в аудиторию занесешь».
ГББДшник щелкнул каблуками и рявкнул: слушаюсь, будет исполнено! Молодой человек постоял несколько секунд, отряхнулся как воробей после дождя, и нетвердой походкой побрел куда-то в сторону учебных корпусов. Начальство не опаздывает, оно задерживается, прокомментировал Шурик. Это скорей всего первокурсник. В нем еще куража не хватает. Он у него позже появится, к четвертому – пятому курсу.
Шурик проводил взглядом ГАИшника, отгонявшего машину в дальний угол стоянки и добавил: «А парень не промах. Судя по номеру на его бляхе, он сейчас должен стоять где-то в полусотне километров отсюда. Рота с такими номерами на бляхе государственную магистраль охраняет. Но что поделаешь, рынок. Здесь, скорей всего, вообще поста быть не должно. А этот видать из местных, рядом живет. Подсмотрел рыбный участок. Там на трассе кто? Неотесанные мужланы, КАМАЗИСТЫ, всякие там огурцы да дыни везут. Пока с очередного клиента двести рублей выжмешь, семь потов сойдет. Они, поливальщики, деньги сами отдавать не хотят, над каждой копейкой трясутся. Трудовые говорят, заработанные. Их уже лет восемь учат, как надо жить, а все привыкнуть не могут. И потом эти пару сотен на всех поделить придется. А их ох как много сразу на одном посту стоит. Сколько-то ему от этих двухсот достанется. А здесь лафа. Сразу сто баксов с носа. И делиться ни с кем не надо. А сколько их, таких «теплых» по утрам заезжает? С десяток, не меньше. Они ему конечно из уважения дают. Видишь, какой рыночный ГАИшник попался, сразу видно предпринимательскую жилку. Эта стоянка очевидно его коммерческая тайна. Штуку баксов с утра рубанет, и дальше дорогу от супостатов охранять.
На стоянке было несколько десятков машин. Я видел такие только в модном автомобильном журнале. В разделе модели 2003 года. Вообще-то их быть не должно, этих машин. Они еще с конвейера не сошли. На отсталом западе они поступят в продажу только в 2003 году, через два года. А пока опытные экземпляры на полигонах испытания проходят. А у нас уже есть. Вот они, стоят. Можно пощупать руками. У нас на них студенты катаются, первокурсники. Одно слово, отсталый Запад. Куда им до нас.
С год назад я был в Германии, у своего школьного приятеля в гостях. Когда-то в школе он был Генкой. Но потом его потянуло на историческую родину, и он переквалифицировался в Ганса. Живет там себе, бюргерует. После бурной встречи с распитием алкогольных напитков, Генка решил мне новинку показать: американский триллер. На видеокассету записанный. Эксклюзивный вариант. Его еще даже в кинотеатрах не показывали. Я начал смотреть. И поймал себя на мысли, что я это где-то уже видел. И вспомнил. Года полтора назад этот фильм прогнали по всем российским телеканалам по два-три раза. Его тогда только режиссер видел. В монтажном варианте. И все СНГ. Без купюр и правок. Как он к нам попал, никто не знает. Так что, Западу до нас еще, ох как далеко. Не успеют они чего сделать, а мы уже используем.
Я поделился с Гансом своим открытием, и он им страшно заинтересовался. Теперь летает в бывший родной город, покупает свежие видеокассеты и устраивает среди местных немцев эксклюзивные просмотры новых фильмов. Не бесплатно, конечно. За хорошие деньги. Вообще, они, бюргеры, темнота. Как папуасы, которым за деньги бусы показывают. А у нас этот ужастик может любой ребенок по телевизору посмотреть. А еще говорят, просвещенный Запад. Вообще Генка-Ганс соседей многому научил. Например, материться по-русски трехэтажным матом. Его сосед, добродушный тучный немец, приглашенный Генкой-Гансом в гости вместе с семейством, изрядно набравшись шнапса, мягко улыбаясь, выдал собственной жене восьмиэтажную тираду из Генкиного лексикона. А та, расчувствовавшись, с улыбкой на лице, полезла его целовать. Знала бы она, куда ее послали, кто она такая, и что ей надо было при этом делать. Правда, соседей Генка-Ганс научил не только этому. Он их научил ездить в Чехию за колбасой. И мясом. Которое не от бешеных коров. Всего двести километров, и ты в Праге. А там в колбасе мясо есть, а не только соя. И дешевле намного. Помните, как в Москву колбасой и пивом в советские времена ездили? Очень похоже получается.
Немцам, соседям Ганса, очень понравилось. Они ему даже за ноу-хау приплачивают. Рыночные отношения все-таки. А Ганс-Генка относится к ним снисходительно, как миссионер к аборигенам. Мол, темнота, надо их просвещать. Вообще, в советские времена Генка был меломаном. Музыкой занимался модной. Ни у кого нет, а у него есть. Дефицит все-таки. Он этим страшно гордился. А в Германию попал, заскучал. Все у всех есть, удивить нечем. Ностальгия замучила. Правда, потом, когда в Чехию за колбасой стал ездить, и в родной город за видеокассетами летать, успокоился. Наверное, опять гордится собой начал.
Так вот, когда я вылетал в Германию, он попросил прихватить с собой яблок. Наших, прямо с дерева. Соскучился, говорит. А я сдуру, взял и набросал почти полную сумку. О чем потом горько пожалел. А все дело в таможне. Не нашей, ихней, немецкой. Подхожу к стойке, смотрю, немецкий таможенник к моей сумке принюхивается, как собака. Потом просит открыть. Ну, открыл я. Потом он мне начал вопросы разные дурацкие задавать. Хорошо Генка – Ганс подошел, начал переводить, а то сидеть бы мне в немецком аэропорту до второго пришествия. Сначала таможенник спросил, зачем я яблоки дезодорантом обрызгал? С яблочным запахом. Я ему ответил, что ничем не брызгал. Но таможенник мне твердо заявил, что настоящие яблоки ничем, а тем более, яблочным дезодорантом не пахнут. Может, наркотики везешь? И давай яблоки какой-то иголкой тыкать. А два даже разрезал. Но ничего не найдя, задал еще один вопрос: почему яблоки такие большие, и все разные. Они должны одного размера быть. Ишь как их в Германии подравняли. Даже яблоки должны быть одинаковые. Вот говорят, нас в Советские времена ровняли, ровняли.…Хотели всех одинаковыми сделать. Так сейчас по телевизору рассказывают. А немцы оказывается, еще ровнее. Смотрю, немец готовится третье яблоко резать. Тут уже Генка не выдержал. Говорит, не порть продукт. На, попробуй, и отвяжись. Таможенник испуганно посмотрел на Генку, потом на яблоко. Тогда Генка взял половинку яблока, и откусил. А вторую сунул немцу. Тот сделал лицо, как будто ему предстоит выпить чашу с ядом. Зажмурил глаза и попробовал. Немного пожевал. Открыл глаза, и засунул всю оставшуюся половинку в рот. Сразу. Оказывается, у некоторых немцев очень большие рты. А потом, прожевав, попросил два яблока. Детям говорит, покажу. Какие настоящие яблоки на вкус, и как они пахнут.
А говорят, у нас все плохо. Вон, вся Германия ни разу настоящих яблок не пробовала. А у нас ими мальчишки кидаются, когда урожай хороший. Ничего, Генка там, может он их научит. Я это к тому, что наш человек привык ко всему самому лучшему. А если этого нет, то сразу крик поднимает. Мол, не хватает, дефицит! А немцы ничего, терпят. Привыкли уже. Вот и наши студенты привыкли к самому лучшему. К крутым машинам, например...
Тем временем на стоянке начала кучковаться молодежь. По возгласам я понял, что у них какую-то пару отменили. Студенты были хорошо, и даже экстравагантно одеты. Все с сотовыми телефонами. Они оживленно по ним с кем-то переговаривались. Мне даже понравилось. Видать, прошли те времена студенческих анекдотов, типа: «Официант, сегодня мы пируем. Тарелку супа и восемь
Не берут. Наверно, дорого прошу.