итоге и произошло: также вечерком, не притягивая постороннего внимания, ко мне в дом вошли всё те же два господина и приволокли с собой целый чемодан (старинный, фибровый, на двух замочках) инструментов, оборудования и приспособлений – всё согласно ранее согласованному списку. После как бы уже традиционного коньяка и пожелания удачи, ночной гость достал небольшой пакетик, из которого высыпались четыре золотые монеты царской чеканки (с Николаем II) и несколько серебряных советских полтинников. С их помощью я должен был покрыть отдельные элементы набора (а лучше все) позолотой и посеребрить оставшиеся. Не ушедшее на позолоту «рыжьё» я мог оставить себе – на зубы, как сказал авторитет.
Теперь об оплате моего предстоящего труда. Как вы помните, меня просили самому назначить цену. И я её определил в форме информационных услуг. Я вкратце поведал своему «куратору» из блатного мира как я вообще-то очутился на нарах и что хотел бы получить от своих заказчиков.
Не имея, естественно, доступа к ментовским и прокурорским делам по серийным убийцам и маньякам, я просил своего заказчика разузнать у своих: кого из них и когда притягивали по непонятным делам, связанным с убийством и изнасилованием. Может, кто-то что-то слышал от сокамерников или просто от «коллег по работе». Регион поисков ограничивался поволжскими городами от Астрахани до Горького: это могли быть Камышин, Саратов, Сызрань, Тольятти, Ульяновск, Казань, даже Чебоксары и Горький. Ну, ещё на Каме Нижнекамск и Набережные Челны. По времени от примерно 1975 года и по сию пору. Помните, дядя Миша говорил, что подобное совершалось, в том числе и незадолго до наших с ним бесед на эту тему – то есть, весьма вероятно, маньяк до сих пор был на свободе и продолжал убивать.
По каждому эпизоду проходили какие-то свидетели, блатные и просто фраера или штатские (с кем чалились блатняки), сами случайно попавшие в эти поисковые сети с мелкой клеточкой - они должны были помнить при каких обстоятельств их задерживали-арестовывали по подозрению в этих преступлениях (хотя какой нормальный вор сознается в изнасиловании?), что им инкриминировали конкретно, пусть по возможности поточнее припомнят места, где они якобы совершали всё это… Может, звучали от следаков какие-нибудь имена, может, кого-то из незнакомых им людей притягивали к ним на перекрёстные допросы. Важным было всё. Любые детали и подробности.
На том мы и расстались с ночными визитёрами.
Ну, что… Три месяца я корпел над спецзаказом. Основную работу по заготовкам, токарке и грубой мехобработке удалось сделать в мастерской на маслозаводе, не вызвав никаких подозрений ни у работяг, ни у начальства – я, типа, перед одними любопытствующими выполнял некую сверхурочную работу, а перед другими мастерил нечто «для дома, для семьи». Я уже говорил: если ты - в то благословенное советское время - не тащил с работы всё, что ни попадя и не использовал предоставленные тебе там возможности, то ты считался недостойным членом общества и девки с такими не водились.
Кстати о девках. Женщины от меня шарахались, как от чумы: слушок, что я закоренелый и матёрый убийца-рецидивист (несмотря на предыдущее многолетнее примерное поведение в детском саду и в школе) делал своё черное дело как бы я ни старался завести полезное знакомство. А оно иногда требовалось (все мы люди). Я даже как-то припёрся в местный клуб на дискотеку и что же?! По правде, я даже немного опешил: я ведь покинул мир живых 10 лет назад и никаких новомодных тусовок, соответственно, не посещал, а тут сразу нырнул в новые веяния, открытый мир, где орала западная, запрещенная в клубах в моей молодости, музыка, разодетая разгоряченная публика выделывали совершенно невероятные коленца, или топталась, прижавшись к друг другу как сиамские близнецы во время «медляка». К совсем молоденьким выпускницам местного культпросветучилища подходить я стеснялся, а разведёнки и брошенки моего возраста прекрасно знали кто я такой и увиливали от предложения потрястись под «Boney M».
Но я отвлёкся. Спецзаказ был исполнен в лучшем виде, в крокодиловом дипломате было разложено по полочкам и гнёздышкам всё, что требовалось для профессионального виртуоза замочных секретов, всё сверкало и притягивало глаз. Полированные рукояточки красного дерева и карельской берёзы сами просились в умелые руки мастера. Все металлические детали я на самом деле покрыл позолотой (какие можно было без ущерба для функционального назначения), а вот до серебрения дело не дошло, не было подходящего электролита, который, между прочим, зачастую и в основном тогда наводился на основе цианистого калия – да-да, того самого. Даже сами воры побоялись тащить мне его с какого-нибудь серьёзного производства.
С позолотой тоже было не совсем безвредно: на дому проще всего было покрыть детальки раствором золота в ртути, что тоже не очень полезно для здоровья. Ртуть у меня нашлась – целые полбутылки, в ней я и растворил выданные мне червонцы, а затем намазывал на детали эту смесь кисточкой. После подогрева, когда ртуть испарялась, золото оставалось на изделии. Работал, само-собой, в защитной маске и перчатках. Вроде, не помер. По крайней мере сразу.
По завершении процесса послал – как было оговорено – заказчикам телеграмму с условным текстом типа: «Тётя умерла, срочно приезжайте хоронить».
Приехал на «Волге» всё тот же елецкий бычара, долго цокал языком от восхищения, осматривая моё произведение искусства. По моему же делу сказал так: «Через три дня подъезжай во столько-то в Елец вот по этому адресу (он сунул мне бумажку), там тебя будет ждать наш юрист со всем собранным материалом». Представляете, то был ещё 1989 год, еще не оформились знаменитые ОПГ 90-х годов, а у этих в Ельце уже были свои адвокаты!
За те 3 месяца, что я мастерил воровской спецзаказ, в моей карьере на маслозаводе произошел качественный скачок: из разнорабочего я стал официально главным инженером, главным механиком, главным энергетиком и зам. директора. А дело было вот в чём: в ту пору в стране махровым цветом расцветала демократия и дошло до того, что на предприятиях работягам разрешили самим себе избирать руководителя (я не помню, неужели тогда и в НИИ кандидаты наук выбирали из своей среды «первого среди равных»?). По причине окончательного выхода из строя нашего престарелого директора выборы нового были назначены и у нас.
На это демократическое волеизъявление (напомню, персонал завода был всего-то человек 50) райком КПСС по привычке прислал свою креатуру, но мой благодетель и одноклассник Серёга выставил свою и победил райкомовца с разгромным счётом. На следующий день я и вознёсся сразу на нескольких должностях. Хотя, радоваться особо было нечему: как и во всей стране, на нашем заводике тоже вовсю разгоралась разруха – оборудование было устаревшее, всё летело и горело, запчастей и фондов практически никаких, деньги шли с большими задержками, персонал в массе своей пьянствовал и тянул потихоньку через дырявый забор всё, что плохо лежит, ну, и так далее…
Но это так, к слову. Подробности – по ходу пьесы. После банкета я, уже не заморачиваясь с отгулами и днями к отпуску за свой счёт, прыгнул в свой «Москвич» и укатил в Елец по известному вам делу.
Кстати о банкете. Если кому интересно. Тогда никаких ресторанов у нас в провинции по этому поводу не существовало: просто засели в кабинетике несколько человек, притащили из дому «у кого чего», из напитков только водка, из деликатесов – масло и сметана (шутка). На самом деле поменяли мы наши масло и сметану на копченую индюшку в райпотребсоюзовской коптильне.
По указанному адресу в Ельце красовалась вывеска «Юридическая консультация». Вежливый молодой человек в костюме при галстуке, справившись, кто я такой и от кого, отвёл меня в отдельный кабинет. На столе лежали пачки бумаг и папки с делами. Тогда я ещё не читал и тем более не видел «Крёстный отец» и не мог заценить понятие «консильери». Но сработал этот наш молодой не хуже их, американского, пожилого.
