Между первой и второй перерывчик небольшой. Без отрыва от творчества была сильно занята делами, тесно связанными с этим самым творчеством.
Но случился перебор, со сквозной героиней предыдущих мемуаров, размазанной и по многим другим произведениям, в основном, комедийного жанра, виртуальный мордобой. Сама она ещё не в курсе, что её стало слишком много. Тогда бы мордобой виртуальный вполне превратился бы в реальный. Мне повезло, что те, с кем мне довелось общаться по жизни, не любители читать. Начхать они хотели на буквоедов такого сорта. Или всё же лучше написать – «начихать»? Литературный сей язык становится понятен только полиглотам. Да и всё это многословие – пустая трата времени. Хотя эта же героиня, размазанная по комедиям, рассуждает иногда иначе. Вначале, начитавшись постов с отрывками, обрушилась на меня с такой критикой, что я была в полном а@уе. Мол, я осмелилась испортить имидж нескольких поколений, что само время смешало с дерьмом. На любое действие найдётся, мол, оправдание. Зри, типа, в корень. Узрела уже, корни зла давно пробили дно. Я не занимаюсь психоанализом и не собираюсь учить жизни. Описательное повествование вполне в привычном стиле, всё строилось, исходя из канона. Что смешно, она вдруг заметила, что я вообще-то пишу, и решила, на правах старшинства, учить уму-разуму на седьмом десятке. Я же писала и впору, когда мы с ней картошку, сваренную в старом чугунке заслуженным учителем, старейшиной района, своровали. Не вместе с чугунком, а там же, не отходя от веранды, куда он поставил чугун, чтоб картошка остыла, её и съели. Вот тогда и надо было вбить в мою буйную голову установки о том, как и про кого надо писать, чтобы угодить большинству. Академики не смели такое со мной вытворять в ту самую пору, а той, кого черти за ноги таскали в чуме, вряд ли это бы удалось.
Из всех двенадцати книг, которые слепила за три месяца этого года я бы выбрала, чтоб красовались на моей книжной полке, только три. Две уже есть – это мемуары. Потом их стало слишком много, иногда по две в день, что никогда в жизни мне не издать их всех в бумажном варианте. Но я бы хотела, чтобы три сборника чёрных комедий на социальную тему, вышли в свет. Сама готова их перечитывать, чтобы хотя бы кататься по полу от смеха. Смех смехом, суть вовсе не в смешном. Но об этом можно рассуждать, только прочитав их. Отрывки без контекста – это просто маркетинг, словесная западня, как и заголовки с подзаголовками.
Багаж не весь, но сдан, чтобы путешествовать впредь налегке. Была бы чуть моложе, стремилась бы к новым вершинам, ибо всё, что написано и пишется, это вчерашний день. Если сегодня время постмодерна, то весь наш воз застрял в бездорожье где-то в дне позавчерашнем. Та, которую черти за ноги таскали, зовёт меня в дивные дали не куда-то вперёд или ввысь, а далеко назад, предлагая восхвалять былое. Есть, кому хвалить, кто специализируется в области истории, в далёком прошлом. История – не мой конёк, не моя стихия, меня тогда и там не было, не мне судить.
Без багажа с пустым пока чемоданом отправлюсь в путь. С билетом с открытой датой, ибо сейчас не к спеху дурью маяться. Меня ждут великие дела внутри ограды. «Есть своего рода печаль, которая возникает из-за того, что слишком много знаешь, из-за того, что видишь мир таким, каков он есть на самом деле. Эта печаль от понимания того, что жизнь — это не грандиозное приключение, а череда маленьких, незначительных мгновений, что любовь — это не сказка, а хрупкая, мимолётная эмоция, что счастье — это не постоянное состояние, а редкий, мимолетный проблеск чего-то, за что мы никогда не сможем ухватиться. И в этом понимании кроется глубокое одиночество, чувство отрезанности от мира, от других людей, от самого себя» (Вирджиния Вульф).
Не всех в мире черти в чуме за ноги таскают. Сохранилось только это: «Мне кажется, это означает, твои произведения сортируют читателей на умных, на глупых и на очень умных, думаю... Придёт время, когда твои произведения станут экшеном нового поколения...». Были и другие, которые для примера отправила той, с чума. На что она обрушилась с критикой другого рода, мол, подмазываюсь к русским, их слишком люблю. К слову, отзывы были на книги из якутской серии. Соответственно, писались носителями языка саха. Это из той же серии, когда на публику в грудь себя бьют, что с русскими навсегда, Родина-мать зовёт, а в бытовом плане режет слух мой плохой русский, и даже то, что я замужем за русским. Насчёт того, что придёт время… Так же говорили в далёком 1995 году, а воз поныне там. Мне наплевать, что моё время всё никак не приходит. Как говорит Ирина Хакамада, деньги, слава – это ничто, главное, то, что с собой всегда, внутри тебя – твой внутренний наблюдатель. Я же называю это внутренним телевизором или фонариком. Это она говорит на публику, и та, у кого деньги есть. Когда их нет, от слова совсем, твой внутренний человек начинает ныть. Хотя это не значит, что телевизор внутренний сольётся в экстазе с телевизором внешним. Когда физическое и душевное сливаются в экстазе — нирвана, но это – не тот случай… Кстати, Хакамада собирается покорить Кайлас, заблаговременно написав окончательное завещание. Ей, между прочим, семьдесят. Потому новые вершины на шестом всего десятке – не совсем утопия.
Впору вспомнить одну из шести заповедей Иосифа Бродского: «Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок — меню обширное и скучное». Это перекликается с рассуждениями Хакамады о том, что надо жить здесь и сейчас в полной автономии, наслаждаясь фактом жизни. Ведь другой у нас не будет. «В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить и увеличиваете вакуум безответственности, который так любят заполнять демоны и демагоги, ибо парализованная воля — не радость для ангелов. Вообще, старайтесь уважать жизнь не только за её прелести, но и за её трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке».
Просто жить, закрыв сезон, не совсем получится. У меня завал стихов, на родном якутском. Их перевести нет никакой надобности и возможности. Выбрать нужные, сравнять шрифты, втиснуть в один сборник – не требует особого усердия. Время, надеюсь, найдётся. Не всё же 24 часа в сутки стоять раком в огороде.
Надо остановить поток слов, прервать вещание внутреннего телевизора, переключив канал на более лайтовые передачи. Или подключиться выборочно к внешним источникам, к таким, как Хакамада. «Возраст – это часть вашей личности. Это право быть самим собой». Слава богу, я в таком возрасте, что заслужила право быть самой собой. И никакие бабы чумные мне не указ.
«Любите себя наотмашь, больше, чем родину, детей, мужчину» (Ирина Хакамада). Соответственно, мы любим родину больше, чем детей, мужа, меньше, чем детей. На себе же ставим крест. Хотя по многим приметам расклад ныне может быть иным. У меня лично свой собственный расклад. Порядок в доме в полном приоритете. Всё остальное потом. Если даже завтра вдруг война, полы должны быть в идеальной чистоте. Чистота в мыслях, поступках и помыслах – это по настроению.
Ирина Муцуовна не только за полную автономию в вечно изменчивом мире, но и за демократию, равноправие в семье. Ибо только разрешив мужу изменить, можно изменять безбожно самой. У неё же своя точка зрения на всё остальное. «Хочешь свободы — научись быть один. Только так рождается внутренняя устойчивость. Только так появляется возможность выбирать — а не цепляться». «Реальная мудрость – это, когда вы перестали хотеть быть режиссёром в жизни. Вы становитесь не режиссёром, а зрителем, особенно в острых ситуациях. Вы просто наблюдаете. Это даёт огромную энергию и абсолютно точечное правильное решение. Вы выступаете в качестве зрителя, который даёт оценку качества этому спектаклю, где, в том числе, играете вы сами – роль, навязанную извне. Все древние философы были равнодушными анализирующими наблюдателями. Нужно попробовать стать зрителем себя и жизни вокруг». Только спокойствие, иди и смотри, молчи, по возможности, и не думай. Это как-то перекликается с Бродским:
«Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса».
Как-то так. Сегодня попробую стать никем, слиться не с интерьером, а с чем-то другим.
Мне повезло, что те, с кем мне довелось общаться по жизни, не любители читать. Начхать они хотели на буквоедов такого сорта.
