- Нафанюшка! Ты дома? Али как? Можно к тебе?
- Конечно дома! А, это ты, Акимушка? Ну, подымайся, подымайся ко мне, здесь я, за трубой за печною пристроился. Похолодало, родной, вот я к теплу поближе и перебрался. Скоро вообще - в самой печи обоснуюсь!
- Ох, не говори, Нафанюшка, дело-то наше - стариковское! Только и остается, что кости греть у печи… Ну, я-то ладно, у меня все справно, люди живут, печка топится, тепло, хорошо. А тебя-то что согревает? Ведь печь твоя, чай, забыла, когда огонь в ней разводили!
- Твоя правда, Акимушка! Вот, видишь, в паутину кутаюсь, да воспоминаниями о жизни былой согреваюсь, когда дом этот был - полная чаша!.. Хорошо - на чердаке валенки дырявые завалялись. Так я дыры-то соломой, вона, позатыкивал, вот и тепло мне. Да ещё вот чайком бесперестану балуюсь. Слава Богу, уж ентого добра у меня хватает. Травок-то летом ишшо насбирал чудодейственных, да насушил. И ты вот сюда садись со мною рядышком, да покалякаем с приятностию.
- Спасибо, милок, Бог даст, оно и у тебя всё образуется.
- Да я ведь и не жалуюсь, мне, чай, не привыкать, уж сколько годков один бедую!.. Ты лучше мне о своих делах поведай. Постояльцы-то твои как, живут? Не сбежали ещё?
- Живут, милай, живут. Куды им, сердешным, бежать-то? Кругом - всё едино!
- Ты, Акимушка, в прошлый разок так быстрёхонько убёг, что я тебя ни об чём и расспросить-то не успел.
- Да я энто... Дело одно провернуть поспешил.
- Помню, помню, ну и как? Получилось?
- Да как тебе сказать? Чтобы очень, так не очень, но все же надежда появилась.
- Надежда на что?
- Надежда на лучшее будущее.
- Твоё, что ли?
- При чём здесь я? Много ли мне самому-то надобно? Я - о постояльцах, о хозяевах моих теперешних. Ты знаешь, кто они у меня? По специяльности-то?
- Ну, это... ты чего-то там говорил, что они, вроде, мастеровые какие-то... То ли столяры, то ли плотники. Всё делают, всё умеют. Печки кладут.
- Эк, тебя занесло! Ты ещё скажи, что они корабли строят!
- Дык сам же говорил!..
- Я-то говорил, а ты плохо слушал! То, что они всё в доме делают, это называется - руки туда приставлены, куда надо. А по специяльности они - интеллигенция: художник-оформитель, да работник культуры!
- Интеллигенция?! Да на кой же оне сюды-то припёрлись? Коров развлекать? Быков охмурять?
- Фу, какой ты грубый, Нафанюшка! Я старше тебя, и то себе такого не позволяю.
- Акимушка, ты это... ну… прости меня, дурака... Однако я все равно не понимаю, что делать людям такого сорта в нашей-то глуши? Им ить в городе место!
- Вот тут, Нафанюшка, я тебя поддерживаю целиком и полностью. Не место им тут. Хотя, если рассудить на трезвую голову, дом культуры у нас тоже имеется.
- Ой, Акимушка, уж ты бы лучше не смешил бы меня! Дом культуры! Ты хоть раз туда заглядывал?
- Боже упаси! Я о нем такого наслушался!
- И что ж ты слышал?
- Дык это... Весь-то день он закрыт, как и полагается. Ну а вечером, позднёхонько, когда уж ни зги не видать, собирается туда вся окрестная молодёжь, включают энтот... как его?.. Ну, музыку ещё играет?..
- Магнитофон?
- Во-во! Он самый! Рассядутся по тёмным углам, ну вот, как мы с тобою, и - ну самогонку литрами трескать!.. Потом подерутся, да по домам разбредутся. Вот тебе и вся культура!
- А раньше-то как хорошо было!..
- Ой, и не говори!.. Да... Умирает деревня... Дома пустеют. Кто помирает, кто уезжает. А кто не может ни того, ни другого, тихо и убого доживает свой век...
- Чтой-то ты совсем загрустил, Акимушка! Вон и головку подпёр своей рученькой... Не печалься ты! Чайку хлебни, да и вспомни: к тебе вон молодые, да с ребёнками понаехали! Значит, не всё так плохо. А ты что ж, так и не узнал, сколько у них детей-то?
- Узнал, Нафанюшка, как не узнать? Чай, кажен день перед носом туды-сюды маячут.
- Ну и?..
- Вообще-то, у них пятеро, но привезли сюда только четверёх.
- Одного, что ль, по дороге потеряли?
- Нафанюшка, ну что ты такое говоришь? Женился старшой у них. Своя у него семья теперича, сам себе голова! Там и остался.
- Чай, внуки скоро пойдут?
- Ну, эт’ как водится. Дело-то нехитрое.
- А что ж это, всё-таки за дело, которое ты провернул, Акимушка? Ты, хитрец, так ничего мне и не сказал! Всё вокруг, да около…
- Ты, Нафанюшка, напрасно меня хитрецом-то называешь. Никакой уловки здесь нет. Ты спрашиваешь, я тебе отвечаю. А дело, о котором ты спрашиваешь, движется. Хоть медленно, но справно.
- Так что ж за дело-то? Не расскажешь?
- Почему же не рассказать, Нафанюшка? Обязательно расскажу... Только плесни мне чайку-то чуток. А то что-то зябко у тебя тут. Мурашки по спине бегают...
- Вот, пожалуйста, Акимушка, пей, прихлёбывай, и сахарочек я тебе из кармана сейчас достану...
- Спасибо тебе, Нафанюшка, балуешь ты меня...
- Чаво уж там! А постояльцы-то твои, видать, о тебе совсем не заботятся?
- Не скажи, милок, не скажи. Я в прошлый раз забыл рассказать, хорошо, ты мне сейчас напомнил. Они же, как приехали, меня в первую очередь попотчевали, а уж потом сами за стол сели.
- Да ты что?!
- А чего ты, Нафанюшка, ручками-то по коленкам хлопаешь? Да, всё чин по чину. В самый первый день, как сумки-то свои разобрали, так сразу мне молочка в стаканчике поставили, да хлебушком принакрыли. Да ещё и приговаривают: "Хозяин-батюшка..."
- Так и сказали?!
- Да. "Хозяин-батюшка, говорят, отведай вместе с нами, что Бог послал. Защити и сохрани, говорят, наш дом от всякой напасти".
- Да ты мне прямо-таки сказки рассказываешь, Акимушка!
- Ничуть не бывало!
- Да когда такое было, чтоб домовых так почитали? Лет сто назад? А то и более? Дак времена-то в ту пору, сам знаешь, были смутные!
- А сейчас что, лучше, что ли? Ни работы, ни денег, людям простым хоть зубы на полку клади!
- Вот то-то и чудно, Акимушка, что твои-то постояльцы домовых почитают! Да таких хозяев на руках носить надо!
- А я рази не стараюсь? Ты думаешь, я на заднице сижу? Я же об-сто-я-тель-ства создаю!
- Эк, ты словесов-то нахватался! Чай, у новых у своих хозяйвов?
- А хучь бы и так? Ведь давно известно, что домовой со временем на хозяина похожим становится. И внешно, и внутренно.
- Ишь ты! Прохесор! То-то я и смотрю, ты сам себя мало напоминаешь.
- Эт’ в каком же ракурсе?
- Дак ить лысина у тебя проявилась! Ты на себя-то в зеркало давно смотрел? Я поначалу вроде как и не признал тебя, Акимушка, только по голосу и догадался, что это ты. Да глаза твои остались, да вот борода ишшо...
- Всё верно, и у моего хозяина лысина имеется. Потому и я меняюсь. Адаптируваюсь.
- Ты, Акимушка, прекрати мне тут иноземными словами кидаться. Я все равно их плохо разумею. А лучше расскажи мне, что за обстоятельства такие ты там создаёшь?
- Хорошо, Нафанюшка, сейчас всё честь по чести доложу. Токмо подмахни мне вон ту паутиночку, что свисает над твоей головушкой. Чавой-то совсем зябко мне... Вот спасибо… Всё, мож, теплей будет. Хучь поясницу себе обмотаю… Вот… Вот так. Теперь можно и покалякать. Вообще-то, знаешь что? Плесни-ка мне кипяточку ещё, а то сахарочек у меня остался. Вот. Вот так. А теперича слушай… Живёт здесь неподалёку бабуся одна. Раньше она в нашей школе учителем-русоведом работала. Сейчас состарилась, ноги уже не ходят. Уход, значит, за нею требуется. Одна женщина за ней ходила-ходила, да в декрет ушла - за самой кто бы поухаживал. Так недавно в нашем сельсовете вопрос решали, на кого бы энто дело повесить? Ну я и шепнул главе, чтоб обратили внимание на моих постояльцев. Мол, люди нуждаются жутко, а это всё - какой-никакой, а заработок. К слову сказать, Нафанюшка, ты в курсе, как теперича должность председателя сельсовета обзывается?
- Э-э.. Лошадиное что-то...
- Сам ты конь! Мэром кличут теперича председателя нашего!
- Вот я ж и говорю: мерин!
- Ты, Нафанюшка, это нарочно прикидываешься? Али как?
- Вовсе не прикидываюсь я, Акимушка! На самом деле запамятовал! Ну и как дело-то повернулось?
- Самым благоприятным образом: ходют.
- Кто ходит?
- Девочки ихние. Когда полы помоют, уберут, когда за хлебушком в магазин сбегают, а то и за другим продуктом. А то и печь растопят, за пенсией на почту сходют, а когда и просто покалякают. Всё старушке радость.
- Ай, молодцы! Значит, теперь, Акимушка, постояльцы твои при деньгах?
- Нафанюшка, золотой ты мой, ну сам посуди, их-то шесть ртов, а денег с той работы всего-то триста рублёв! Ну-ка, посчитай, по скольку на душу приходится?
- Ой, Акимушка, не силён я в арихметике-то!
- Да по пятьдесят рублёв! Тут и считать-то неча. Много ль ты на энти гроши размахнёшься?
- Да, Акимушка... Выходит, зря ты старался? Толку-то - с ноготок.
- А вот тут, Нафанюшка, ты сильно заблуждаешься. Это только первый шаг. У меня на энтую бабусю ба-альшие виды!
- Какие ж виды могут быть на никому не нужную старуху?
- Ой, не скажи, Нафанюшка! Предчувствие меня не обманывает! Энтая старушка ещё сыграет свою роль! Я-то уж об ентом позабочусь!
- Ох ты, стратег! И что ж такого ты задумал, Акимушка? Ишь, глазки-то как забегали!
- Нет, Нафанюшка, рано ещё об ентом говорить. Я - того!.. побегу я. Бабушку надо подготовить. Настрополить… Спасибо тебе за чаёк, за сахарок, за гостеприимство твоё разлюбезное. Прощевай, Нафанюшка! Забегу как-нибудь на днях!
- Счастливо тебе, Акимушка, неугомонный ты мой! Ишь, поскакал-то, поскакал! И не скажешь, что вдвое старше меня… А всё-таки, какой навар может быть от старой женщины? Ума не приложу...
