Андрей Барятинский, довольно быстро свыкся с армейской жизнью. Он, конечно, грезил о сражениях, о геройстве, но на деле всё оказалось гораздо проще. После заключения мира граница государства отодвинулась к Кубань-реке. Их гарнизон являлся уже не порубежным . Штаб переместился. Казаки-линейцы отправились дальше на юг, охранять новые рубежи. Оставшиеся жили рассказами о прошлых подвигах и том времени, когда Александр Васильевич Суворов, пусть недолго, командовал Кубанским корпусом отсюда, из крепости. Много мудрых слов и поступков его сохранилось в памяти солдат и офицеров гарнизона. Эти рассказы по вечерам слушал Андрей в офицерском собрании, и его душа полнилась желанием подвига.
На квартире жилось ему неплохо. Чисто, хороший стол. Вот хозяйка, Екатерина Юрьевна, и правда – милейшая женщина, стала оказывать Андрею знаки внимания. То засидится в его комнате допоздна, беседуя о вполне невинных вещах, но как-то уж очень назойливо. То в неурочное время сама чай поднесёт. А сердце юного офицера ещё с детств занято кузиной, Лизонькой Залесской. Он написал деду письмо и, между прочим, спросил о местопребывании Лизы. Дед ответил, что отец её вернулся на военную службу, а девушку взяла себе в воспитанницы родная тётка Анастасия Львовна Волошина и полюбила как родную дочь. «Намедни были у меня и хвалились, что Лиза уже выезжала в свет». Он сразу же написал девушке письмо и теперь ждал ответа. В институте переписку не приветствовали. А теперь это свободно. Андрей справился у квартирной хозяйки о почте. Ответа от Лизы не было, зато получил объёмистое послание от деда с новостями, советами, назиданиями и поспешил к письменному столу…
После обеда прибыл нарочный из Азова, который недавно стал центром новой, Азовской губернии. Там, проездом на Кубань, в это время находился главнокомандующий. Он затребовал обновлённые диспозиции подразделений гарнизона на случай нападения врага. Андрея в сопровождении четвёрки казаков и вахмистра Петра Сухого, отправили в Азов с донесением. Перед дорогой к нему подошёл Егор.
– Дозвольте с вами, Андрей Ильич, - он просительно посмотрел на хозяина.
– А поступай на государеву службу. Возьму денщиком, – усмехнулся Андрей.
– Нет, солдатская служба не про меня. Просто любопытно глянуть на сей город, - слукавил Егор, вынашивая совсем другие мысли.
– Не боишься опасности в пути?
Егор преданно уставился на офицера:
– С Вами нет!
– Храбрец! – усмехнулся Андрей, – Ладно, поезжай со мной в кибитке.
Погода стояла ветренная. Солнце едва пробивалось из-за туч, его тусклый свет гасился степной пылью, которая, как неожиданно налетала, так неожиданно и утихала. Пришлось зашторить и без того маленькие окошки казённого экипажа.
Почтовая дорога долго кружила вдоль Дона и вымотала лошадей. Вдруг возница что-то крикнул, указывая кнутом назад, подскакал и казак:
– Ногаи, Ваше благородие! С дюжину будеть, або две! Муллы с ними нет! Дикие!
Всадники на низкорослых конях с длинными развевающимися гривами быстро приближались. Уже различимы были их низкие бараньи шапки. Уже слышались крики:
– Алла-а-а! Алла-а!
– Не уйдём, Ваше благородие. Кони устали.
– Останови экипаж, – крикнул Андрей вознице, – укроемся за кибиткой и отобьёмся? Стрелять-то тебе есть из чего?
– Ружжо! – ответил возница, останавливая лошадей.
– Бери и ты пистоль, – Барятинский передал оружие Егору.
Казаки тоже спешились.
– Перестреляем поганых, Ваше благородие, не сомневайтесь, – усмехнулся вахмистр, устраиваясь рядом с Андреем, – главное, не подпускать их к себе. Не давать им махать саблями – в этом они сильны.
Враги были совсем близко. Разноголосо запели ногайские стрелы, засвистели пули. Андрей прицелился. Он считался метким стрелком, хотя до этого случая и никогда не стрелял в живых людей, не приходилось. «Но или мы их, или они нас. Главное, сохранить донесение», – пронеслось в голове юного прапорщика.
Почти одновременно раздалось шесть залпов с нашей стороны, и сразу трое всадников и конь противника потеряли подвижность. Ногайцы поразили лошадь одного из казаков и изрешетили стенку экипажа. Но мысль укрыться за кибиткой была дельной. Враг в степи был, как на ладони. Всадники и кони их падали, словно игрушечные, оставшиеся в живых вскоре повернули назад.
– Я думал, им подмога будет, – отряхивая от пыли панталоны, проговорил Андрей.
– Не…. Они так близко к Азову не подходять... Тут всего-то вёрст пятнадцать осталось. Не знаю, чего это случилось? Кубыть, взаправди дикие? – откликнулся Сухой, – Суворов разбил их два года назад на Ее. Вроде, замирились наши с улусом, а кто из них ушёл и далёко, на Кавказ. Видать, не все ушли.
– А ты молодец! – похвалил казака Андрей, – метко стреляешь, смело смотришь врагу в лицо.
– Казак в беде не плачеть, головы не клонить. Знаеть: смелый там найдёть, где робкий потеряеть.
– Мудро, – засмеялся Андрей, – ты-то, что не стрелял? – он испытующе посмотрел на бледного от страха Егора.
– Сробел он, Ваше благородие, небось, первый раз в бою, – заступился за Егора казак.
– Эх, ты, куафер! – сочувственно улыбнулся Андрей.
Результатом стычки с ногайцами для небольшого отряда Барятинского стали двое раненых казаков и три убитые лошади. Вражеских потерь не считали, спешили засветло попасть в Азов.
– Перепрягайте лошадей, – распорядился Барятинский.
На место прибыли только к вечеру. Подъехали к Алексеевским воротам, уцелевшим от старого турецкого городка. Начальник караула, оглядев потрёпанный экипаж, сочувственно поцокал языком, но всё же посмотрел бумагу Андрея и только тогда приказал поднять шлагбаум. Кибитка въехала под своды кирпичных ворот, где копыта лошадей звонко застучали по каменным плитам. Андрею открылся склон косогора, на котором расположилось само селение. От ворот были видны узкие улицы, приземистые домишки, крытые камышом.
Улица пустынна. Лишь изредка пробегали согнувшиеся фигурки обывателей и гарнизонных солдат, да от порохового погреба скорым шагом прошло капральство мушкетёров со вскинутыми на плечи ружьями.
Доставив раненых в лазарет, Андрей отправился в штаб корпуса. Вручив донесение офицеру, сопровождавшему главнокомандующего, и доложив о налёте, за успешное отражение которого тут же получил благодарность, Барятинский пошёл к своим спутникам. Они ожидали его у кибитки и обсуждали свой внезапный бой. Андрей от лица командования поблагодарил всех за храбрость. Егор спросил об ужине.
– Конечно, это в перовую голову, – ответил прапорщик.
Устроив подчинённых на ночлег и прикрепив к кухне, он привёл себя в надлежащий вид и отправился в офицерский клуб.
Высшие чины во главе с бригадиром в этот вечер были приглашены на именины военного губернатора Азова. Там же присутствовал и командующий.
В клубе за большим столом ужинали всего шесть офицеров: четыре гусара и два пехотных. Андрей представился им и после взаимных новостей и шуток присоединился к обществу. Полненький приземистый подпоручик рассказывал те же анекдоты, которые Андрей слышал в своей крепости. Старый вояка в кителе нараспашку ухмыльнулся и обратился к одному из присутствующих гусар, в расстёгнутом доломане и с кием в руке:
– Ротмистр Залесский, Вы ведь недавно из Петербурга, расскажите что-нибудь новенькое.
– Господа, право не знаю. Всё то же, о поручике Ржевском.
Андрей заинтересовано посмотрел на Залесского. Сухощавый и ещё не старый человек отличной выправки и приятным, с тонкими чертами лицом. Неужели отец Лизоньки?
– А Вы были с ним знакомы? – пытал Залесского старик, вероятно предполагая, что все, прибывшие из Санкт-Петербурга, встречались с легендарным поручиком.
– Нет, но он, кажется, племянник бригадира Ржевского, героя прошлой русско-турецкой кампании, в Ахтырском полку служит.
– А-а….
– Знаете, – ротмистр весело подмигнул Андрею, – его как-то спросили:
– Поручик, вы играете не гитаре?
– Играю, – отвечает Ржевский.
– А на клавесине?
– Играю.
– А на барабане?
– Конечно, играю.
– А на арфе, поручик?
– Нет, на арфе нет – карты сквозь струны проскальзывают....
Офицеры, почти все любители карточной игры, развеселились. Залесский, лениво помахивая кием, продолжил:
– Прекрасное солнечное утро. Ржевский вышел на крыльцо — румяный, молодцеватый — и аж крякнул от удовольствия. Прыгнул в седло, проскакал версту, только пыль столбом. Вдруг остановился, посмотрел вниз и хлопнул себя по лбу: «О! А лошадь-то где?», и поскакал обратно.
Андрей уже слышал, и не раз, эти истории, он мысленно готовился к разговору с рассказчиком. После ужина осмелился подойти к нему.
– Простите, Вас зовут Александр Петрович?
– Он самый, Александр Петрович. А Вы сын князя Барятинского Ильи Фёдоровича, и мы с Вами родственники по моей покойной жене?
– Выходит так.
Андрей испытывал смущение. Ему очень хотелось открыть отцу Лизоньки свою сердечную тайну, но боязнь, что Александр Петрович засмеётся или переведёт разговор в шутку, остановил его. Он только осторожно заметил, что Лиза вышла из пансиона и живёт у Волошиных.
– Я знаю. Она писала мне об этом, – благодарно кивнул Залесский. Далее были разговоры о политике, о надвигающейся новой войне с турками.
– Вы когда едете? - прощаясь, спросил Залесский
– Завтра, с утра.
– Я Вас провожу.
Серый, туманный рассвет длился бесконечно долго, даже когда всё было подготовлено к отъезду. Егор стоял возле кибитки и посвистывал. Новое дело, которое он задумал, кажется, пошло. Вдруг он услышал слегка забытый голос… Барин?! Померещилось? Нет! Нет! Это он, его господин! Дрожь прошла по телу и остановилась где-то внизу живота.
– Дорогой Андрей Ильич, надеюсь на дальнейшие отношения. Ведь на тысячу вёрст вокруг ни одной родственной души,
