Этюд двадцать седьмой
(Звёзды в гостиной, или В двух словах обо всём)
Вечером следующего дня я сидел на крыльце дома и сквозь затемненные очки смотрел на солнце. Я ждал Вина. Где-то в это время он должен был возвращаться с работы. Я чувствовал: как только он прилетит в посёлок, обязательно зайдёт ко мне. Так и вышло. Один из автороботов приземлился напротив нашего двора. Из него высадился мой друг. Но сегодня он не был похож на себя…
На нём сидел светлый элегантный костюм, скроенный по последнему велению моды, причём сидел достаточно хорошо. А на голове не было привычной шляпы.
Тихо и не спеша он подошёл ко мне и сел рядом. Скрестил ноги, вынул из верхнего кармана солнцезащитные очки – в золотой оправе, с серыми стёклами (те самые, которые я увидел в день нашего знакомства и не знал, к какой внешности привязать), - и, надев их, направил взор туда же, куда и я.
- Ты замечательно выглядишь! Оказывается, современный стиль одежды тебе тоже идёт!
- Спасибо.
Мы немного помолчали, а потом я сказал:
- Наша мама, когда мы с тобой были ещё детьми, сочинила для нас рассказ о другой планете, которая была похожа на нашу Землю. И две планеты, Земля и та другая, неназванная, были как две сестры… Я думаю о том, что мы живём сейчас на Далмаке, что у нас есть теперь эта другая планета… Мама, конечно, представляла её иначе, но… ты понимаешь, что я хочу сказать…
- А что если бы Далмака не было? Что если бы человечество не сподобилось найти короткий путь в космос и ещё не скоро, а возможно, и никогда бы не открыло другие обитаемые миры?..
Это был не столько вопрос ко мне, сколько отвлечённое художественное допущение.
- Ну и что. Мы сберегли нашу Землю. Наша любовь её сберегла. Это главное. А Далмак… может быть, он нам достался в качестве бонуса за это?..
И ни здесь, так на землях родной Британии – мы бы с тобой всё равно встретились. И узнали бы друг друга, даже если бы нам не представилась возможность отправиться в прошлое.
Наша прошлая жизнь… как ты думаешь, может это всё сон?
- В каком-то смысле – сон, - как и наша нынешняя жизнь… - произнёс в ответ мой друг.
- И мы теряем об этом память…
- Поэтому в каком-то смысле жизнь одна, и нам следует как можно рациональнее распорядиться отпущенным временем.
- Рационально распоряжаться временем – значит осознанно проживать жизнь… день за днём, час за часом, минута за минутой…
- Мы стараемся сделать наш сон как можно более осознанным, чтобы в один прекрасный момент полностью проснуться…
- Кто же мы такие, Вин? Кто мы? Я имею в виду людей в целом.
- Ты знаешь ответ.
- Мы – это те, кто видит сны?
- И сновидения снов.
- Но это… мало о чём говорит.
- Слова и не могут нам обо всём рассказать. На твой вопрос можно ответить иначе, более образно, но, в любом случае, окончательно он отпадает лишь в момент нашего пробуждения.
Между тем небо над посёлком начинало темнеть.
- Похоже, сегодня будет дождь?..
- Да, на сегодня он обещан, - сказал Вин.
- Для меня это будет первый дождь на Далмаке… А как часто здесь идут дожди?
- Как ты сам заметил только что, отнюдь не часто. Однако в некоторых не столь отдалённых районах, скажем в дельте Зельды, они не в диковинку.
Тут из дома до нас донёсся голос моей мамы:
- Роберт, Винер, идите ужинать!
Подул ветер, приятный ветерок… В связи с этим я спросил у Вина, как он смотрит на то, чтобы поужинать на улице. Но Вин счёл это непредусмотрительным и взамен предложил открыть окно в гостиной. Так мы и поступили: сели ужинать в доме возле открытого настежь окна.
Маму, как и недавно меня, привёл в изумление наряд Вина.
- Ты шикарно сегодня выглядишь, Вин!
- Спасибо, миссис Элизабет.
- Костюм – просто отпад!
- Впредь стану чаще его надевать.
- Ты прав. С минуты на минуту пойдёт дождь, и, судя по всему, неслабый, - сказал я. – Мы бы выглядели с тобой как два идиота.
- Никто бы не выглядел идиотом, если бы вы с отцом нашли время и соорудили навес, - заметила мама.
- А что… с учётом того, что дожди здесь, хотя и редко, но бывают, идея неплохая…
- Да, только кому первому она должна была прийти в голову?
И тут меня посетила хорошая мысль:
- Беседка… Не просто навес, мам. Мы с папой построим беседку!
- Вот и давайте! – сказала она наполовину в шутку, наполовину всерьёз, и добавила, обращаясь к Вину: - А то один, видите ли, - ботаник, а второй – художник, и у обоих вечно нет времени. Обо всём остальном думать мне!
- Прости, мам, ты, конечно, права…
- Ох! – произнесла она, сдерживая возмущение. – Ладно, не буду вам мешать, ужинайте на здоровье! Приятного аппетита! – и ушла из гостиной в свою комнату.
А тем временем ветер усилился. Лёгкая занавеска от его дуновения простёрлась вглубь комнаты и, едва не касаясь стола, затрепетала перед нами.
- Если честно, есть совсем не хочется… - произнёс я.
- Ты совсем худой, Роб. Тебе хотя бы изредка нужно подкрепляться, - заметил полушутливым тоном Вин.
- Ты сказал «изредка»? В таком случае я тебя обрадую: изредка я это делаю.
Мы немного посмеялись. Затем Вин приступил к трапезе, а я, опершись о спинку стула, стал рассказывать ему про то, как провёл сегодняшний день:
- С раннего утра сел за написание новой картины, сюжетом для которой послужило наше вчерашнее приключение. И знаешь, что самое странное, самое сложное для меня в ней? Это образ мистера Ларса. Чем дольше я в него вникал… тем больше находил сходств между ним и мной. С мистером Джеймсом дело обстоит как-то проще: я представляю себе его прошлое и могу представить будущее – благодаря, конечно, Сергею Фёдоровичу. Но его брат для меня в этом смысле загадка. Проводя параллели между нами, я думаю: «У нас совершенно разные судьбы. Мы воспитывались в совершенно разных семьях; жили, как я предполагаю, в разных условиях. Его нередко посещало чувство горечи, меня… – наверное, никогда. И вряд ли он пережил в жизни столько счастливых мгновений, сколько я, хотя он на десять лет меня старше…» Я хочу сказать, что если бы мой жизненный путь был таким же нелёгким, как его… возможно, точно так же пришлось бы сейчас спасать меня. Мы – разные люди – это так, - у нас много разного, и, разумеется, не всё оно объяснятся тем, о чём я только что сказал. Но, в то же время, мы и похожи. Порой мне даже казалось, что я изображаю самого себя. Что ты об этом думаешь, Вин? Впрочем, я тебя отвлекаю…
- Хотя, возможно, мои рассуждения напрасны… – вдруг я почувствовал, что набрёл на верную мысль. – Я просто изображу мистера Ларса таким, каким хочу его видеть, каким, на мой взгляд, он должен и может быть.
- Твоё решение мне нравится, - поддержал меня Вин.
А после того, как закончил с ужином, он поделился своим мнением по поводу остального:
- Все люди очень разные, Роб, и вместе с тем очень похожи друг на друга. Вероятность придаёт нам отличительные черты, а Определённость говорит о нашем изначальном сходстве. Нет ничего странного в том, что мы находим себя в других людях. Это чудесно: понимать, что другой человек, в сущности, такой же, как ты, только окружён иным полем Вероятности. Чудесно потому, что в тот момент, когда это осознаём, мы выходим за рамки своей личности. И чем глубже это осознаём, тем менее отчётливыми становятся границы нашей любви, тем ближе мы к Сознанию Единства, пониманию природы существования.
- Похоже, Определённостью-Вероятностью можно объяснить многие вещи…
- Определённость – это ноль. Вероятность – это ноль, обратившийся в множественность. В Определённости-Вероятности заключается природа существования, и не просто многие вещи, а абсолютно все имеют её в качестве основы.
- Значит, на веру в бога тоже можно взглянуть с этой позиции? Просто образ мистера Ларса у меня неизменно ассоциируется с этим понятием. Всю свою сознательную жизнь он был верующим человеком. В то время, как я даже не переступил порог Храма. Хотя, вру… было один раз: во время экскурсии с друзьями…
- Нет нужды ходить в храм, когда ты живёшь в нём, - сказал Вин.
- Да, это понятно. Но всё-таки… я хочу понять, почему люди верят в бога. Когда я тебя слушаю, у меня возникает ощущение, что любая вещь имеет простое, доступное нашему пониманию объяснение.
- Все вещи имеют простое объяснение потому, что имеют объяснение вообще. Но, думая о Простоте, не стоит забывать о Сложности. Тот, кто думает только о простоте, полагает, что всё скоро будет познано, и жить станет уже не так интересно.
- Как тот учёный-антрополог, которого я приводил в пример…
- Это как если бы думая об Определённости, упускать из виду Вероятность. Эти два слова – Простота и Сложность – в известных случаях пишутся точно также – через дефис. То, что каждая вещь имеет своё объяснение, свою Определённость, говорит нам в большей мере о её Простоте. Но в каждом месте в каждый момент времени мы наблюдаем сосуществование великого множества простых вещей. А это уже говорит о Сложности. Скажем иначе. Подобно тому, как учитель старается преподать свой предмет наиболее понятным языком, мы можем постараться дать простое объяснение любой кажущейся сложной вещи. Но это лишь говорит о возможности объяснить её более просто, и отнюдь не означает того, что эта вещь перестаёт быть сложной. Вероятность отчасти стала для нас Определённостью. Но подобная метаморфоза произойдёт и с Определённостью. Мы что-то помнили, но потом забыли, что-то знали, но со временем наше знание рассеялось. Простота вновь затерялась в Сложности.
Достаточно просто посмотреть вокруг. Что мы видим? Неужели то, что нас окружает, в том числе и мы сами, не есть подлинное чудо? Но для подлинного чуда одной Простоты, одной Определённости мало.
И тут пошёл дождь, - дарящий прохладу и свежесть всему живому и одновременно наполняющий мир чарующей музыкой, дождь, которого я не знал так давно…
Пока стихия властвовала, мы молчали. Это были незабываемые минуты безмолвия и умиротворённости, в коих утонули все вопросы и ответы.
Когда дождь закончился, я предложил Вину перенестись в кресла у камина. К счастью, он не торопился домой и с лёгкостью принял моё предложение. Немного покопавшись в своей фонотеке, я нашёл ту музыку, которая могла бы прийти на смену отшумевшему дождю. Это был альбом Джона Сэрри “And the stars go with you”
- Я не знаю, каковы твои музыкальные предпочтения, но, надеюсь, тебе это понравится.
Поскольку Вин на это ничего не сказал, а сразу стал увлечённо отвечать на мой давно прозвучавший вопрос, я, зная его, сделал вывод, что подобранная мной музыка пришлась кстати.
- Для того, чтобы реализовать фундаментальную потребность в комфорте и безопасности, человеку необходимо понизить степень Вероятности (что, разумеется, то же самое, что повысить степень Определённости) в окружающем его мире, а равно и в самом себе, - ведь внешние комфорт и безопасность – ничто без внутренних.
- Кажется, уже многое понятно… Осталось лишь
