(*)
Страшно Морскому Царству. Что-то жуткое вот-вот грянет, и уже зачернели воды, вспенились, мгновение, и встретятся, налетят друг на друга и берегись тогда всё живое, будь оно в море или на суше – берегись! Всего касается вода когда того захочет, в воде жизнь началась, в неё и уйдёт – так сказывали ещё со времён Древнего Океана.
Затишье… обманное, страшное, больное. Кто знает, что взбредёт в голову царю Морскому – Сигеру, про которого шепчутся, что он, мол, отцеубийца и цареубийца в одном обличии? Кто знает, что ответит ему и не нападёт ли первой царевна Эва – изгнанница добровольная или всё же невольная, не то святая мученица, желавшая память и свободу моря отстоять, не то такая же как брат, а может и хуже, раз до грабежа глубин дошла?..
– Царевна…– Сигер верит и не верит. В эту минуту в нём намешано много. Он рад ей и ненавидит её, в её присутствии ему облегчение и новая тяжесть. Он надеялся, что она откажется явиться перед ним, перед народом и перед судом. И тогда Сигер объявит ей открытую войну, и даст воззвание той жалкой горстке соратников, что пошла за нею и Эва утонет в предательствах своих же ближних.
– Царь, – голос её бесстрастен, в лице ничего не дрогнет, она готовилась к этой встречи, и только море знает что в душе Эвы. Называть царём того, кто убил их отца, унижаться, склоняться! Но Эва понимает, что не сделай она этого и будет война, и её же люди не будут ей той опорой, которая нужна для свержения Сигера, – ты велел мне прибыть и я прибыла. Прибыла к моему народу.
Эва оглядывает встревоженную кучку знати, что счастливо-несчастно оказалась здесь, в зале, при встрече двух детей моря. Она оглядывает их как та, что имеет на это право, и многим хочется спрятаться от её взора: всё-таки слух, что Сиегр убил отца и занял его трон, крепок и не так уж и пуст – это ясно любому.
Сигер нервничает. Он пытается держаться, да, он тоже готовился к этой встрече, с той самой минуты, что ему донесли – сестра направилась к нему, вылезла из глубин забвенных вод!
Сломала его планы… он ждал войны, думал, что сейчас-то всё разрешится, а Эва опять непредсказуема! Она сбила его с пути, смяла как мальчишку и заявилась.
– Я не хочу, чтобы наше Царство считало меня той, что убегает от народа, – продолжает Эва и едва заметно вздыхает. Сигер смотрит на неё, смотрит в её лицо и не верит.
Эва всегда была себе на уме, но неужели она не понимает, что её появление здесь – это смерть? Да, Сигер её убьёт. Не сейчас, не сразу. Но никаких больше переговоров, никаких больше послаблений, он её убьёт. Обязан. Это его долг как Царя.
Иначе будет смута.
– Про тебя много сказано, сестра, – Сигер нарушает тишину, долгую, тяжёлую, неприятную тишину. С досадой вспоминается ему, что они всегда с Эвой были ближе всех. И даже сейчас, наверное, всё равно ближе, чем с другими братьями и сёстрами. И даже если Алана или Бардо не пошли против него, и даже если остались с ним, присягнули, а Бардо и вовсе заискивал – то всё равно Эва была ближе. – Много слухов идёт о твоём преступлении. И о побеге из дома… это всё не красит тебя, царевна.
Эва кивает. Она знает – Сигер не будет убивать её сейчас же. Он будет выжидать, потому что это правильно. Народ не должен за неё заступиться. Народ не должен увидеть в ней знамение. Сигер же, желая себя спасти от возможных обвинений, должен уже начать заботиться как о своей репутации, так и об истории. И в этой истории Сигер не хочет быть тираном и узурпатором. Он хочет играть в милосердие.
И на этом Эва и выигрывает для себя время. Она уже посчитала – ей нужно немного. В этот раз всё получится точно так как она хочет. Из старого моря, из первых глубин Великого Океана придёт к ней помощь…
– Если бы я была преступницей, если бы за мной была вина во всех этих преступлениях, про которые так радостно говорят враги нашего Царства, враги твоей власти, брат, я бы не вернулась, – Эва знает как схитрить. Она по-прежнему часть его семьи, его сестра. Клянут её? О нет, это не её одну, это их вместе. Её, царевну, и его – Царя!
«Враги твоей власти!» – это бальзам для Сигера и одновременно острый нож. Он так бы хотел, чтобы Эва и правда признала его власть, чтобы склонилась и тогда он дал бы ей и почёт, и морской надел, но нет – это море, истинное море, такое же, как и он, а это значит, что никогда Эва не пойдёт на перемирие и не будет тенью.
– У нас много разговоров впереди, Эва, – за время её отсутствия он успел придумать много вариантов развития событий, но никогда, ни в одном из них она не приходила к нему так нагло и открыто. Это было новое, непохожее. Она приходила в его мыслях тайно, под покровом темноты, то кляла, то обещала мир, то просила заступничества…
Но так заявиться? Сказать «враги твоей власти» и стоять, словно нет в ней никакой вины и не отлучалась она, и не называла себя царицей, и не таилась в гиблых водах?! Воистину, море бывает тёмным и страшным от того, что никто не знает истинных его глубин.
– Разговоров о произошедшем…и суд, – Сигер берёт паузу, он знает, что так должно быть. Он даже подозревает, что все его суды будут загнаны в тупик и он ничего не сможет найти против Эвы, и на все его обвинения она ответит спокойно и так, словно не было в ней вины и быть не могло. Так есть ли смысл выдвигать обвинения?
Её надо убить, но не делать знаменем против себя.
Её надо убить, но нельзя делать этого сразу.
Её надо убить, потому что и в море бывает тесно.
– Я готова, – Эва спокойна и от этого нервничает Сигер. Он знает, что его сестра всегда была не из слабых женщин, но мелькни на её лице тень страха, и ему стало бы легче! Но нет. Она штиль.
– И пока не сняты обвинения…– это унижение Сигер тоже приготовил для острастки и не полагал даже в кошмарном сне, что придётся применить эти меры. Пока он перечисляет про её заточение в башне и про то, что ей даже нельзя без его согласия и разрешения беседовать с кем бы то ни было, голос кажется ему глухим и чужим. Это не его слова.
Брат внутри царя злится, море внутри клокочет от ярости: так обидеть сестру! Унизить себя, свой род через неё!
Но царь побеждает море, на то он и Царь Морской.
– Я готова, – отвечает Эва кротко и даже находит в себе силы улыбнуться. Ни тени обиды, ни робости, ни досады, ни горечи – ничего нет в её лице и от этого Сигеру даже тошно. Как глубоко она себя хоронит, лишь бы не выдать своих чувств?
– Брат мой, – Алана, о, морской дьявол, как ты невовремя! – не кажется ли тебе это жестоким? Эва сестра нам!
Алана выступает вперёд и Сигер, отведя взгляд от Эвы, с трудом находит лицо Аланы. Вот уж где разгуляться! Бледность от досады и отвращения от его слов, ограничивающих свободу Эвы, едва скрытая радость – Эва вернулась! – и ещё одно, затаённое – ужас! Что-то будет, и это чует даже Алана.
– Если я прогневила своего царя или свой народ, – Эва вклинивается первой, – я понесу наказание. Никакая гордость, даже царская, не могут быть выше той обиды, которую я, по мнению наших врагов, имела неосторожность нанести.
Эва точно знает о чём говорит. Сигеру кажется, что этими словами она предлагает ему свою руку помощи. Но это неправильно – это она в его власти, так почему она предлагает ему спасение?
Потому что предлагает союз. В её словах Сигеру хочется увидеть то толкование, которое кажется ему спасительным: Эву можно простить, оправдать перед собой и в глазах народа, если списать всё на врагов Царства! Это их происки. Это они пустили слух о том, что Сигер убил своего отца-Царя. Это они вбили клин в семью моря. Это они выдали сухопутным сокровищницу, чтобы Эва бежала, униженная, из своего дома. Они убили царевну Иридию…
Да всё можно повесить на врагов, благо, их в избытке у любого царя!
– Во всяком случае, возвращение домой для меня важнее всяких заточений, – Эва смеётся. Нет, её лицо серьёзно и строго, но глаза выдают. Она смеётся, потому что знает свою силу – она в его бессилии.
– Мне и моим советникам предстоит выслушать все стороны и уже принять решение. Я буду действовать только в интересах своего народа, своего Царства и моря. Если выяснится, что ты виновна, виновна во всём или в чём-то из того, в чём тебя обвиняют…
Слова чужие. Эве не страшно, и он знает это. Она отвыкла бояться. Она что-то задумала или обезумела.
Но это вторично. С этим Сигер разберётся. Важнее всего другое – его сестра дома.
***
– Зачем тебе говорить с нею? – Сигер не против того, чтобы Алана побеседовала с Эвой. В конце концов, у Эвы явно есть свои планы на своё возвращение, и даже заточение в собственных покоях для неё не беда и не удивление. И может быть, что Алана, беседуя с Эвой, как-то прольёт свет на её планы – слуги к царевне Эве приставлены надёжные, не чета прежним предателям! Теперь это его слуги!
Но Алана так рвётся к Эве, что Сигеру невольно хочется её помучить и не допустить сразу. Что за интерес? Что за желание пойти к сестре? Почему она имеет на это право, почему не тревожится так, как Сигер, который всё ещё не переговорил с Эвой с глазу на глаз?
– Она моя сестра! – у Аланы даже голос дрожит, вот-вот заплачет. Не море, речка! Сигеру даже противно от её слабости. Ну что же это такое? царевна! То болеет, то мятеж пытается устроить, а как слегка голос повысишь, так чуть не плачет!
– Она и мне сестра, – Сигер мрачен. Разум говорит ему, что Эва не доверит Алане ни одной стоящей тайны, так стоит ли надеяться и тратить время? Разум говорит нет. Море внутри говорит да.
– Я люблю её! – у Аланы дрожит голос. У Аланы дрожат руки. Но в глазах на мгновение вспыхивает решительность, которая даже как-то не подходит к её образу. Вспыхивает и гаснет.
– А меня? я ведь твой брат, меня ты не любишь? – Сигер хочет верить, что ему плевать на её ответ. Но он заметил странное – Эву любят в народе. Эву любят служанки. Эву любят простые люди, служащие морю. Теперь и Алана. А за что? Она чудовище. Такое же как он. Но даже отец выделял её…
Алана молчит. Раньше она бы сказала, что любит его, а как иначе, он ведь её брат! Но теперь она не знает, что ответить на такой простой вопрос.
– Четверть часа, не больше. Говорить будете при слугах, – отсутствие ответа и есть ответ и Сигер не хочет больше видеть Алану. Пусть она хоть поработает, послужит морю, раз проку от неё нет!
Но когда Алана уходит, невольно вспоминается Сигеру её лёгкость, когда она сказала, что любит сестру. А ведь Эва её не любила. Эва от неё шарахалась, избегала её общества. И что же? всё равно – Эва!
Как она это делает?!
***
– Сестра! – Алана не верит в то, что Эва дома. Алане страшно. Алана чует угрозу для Эвы, но
