Антир еще не остыл от совершенной над Мануилом расправы, поэтому не рассматривал покои, куда занес Глорию, - в гостевых комнатах он редко бывал.
…От волнения, - такое пережить?! – Глория говорила, не понимая, что ляпает языком, дескать, хотела уехать, вещи свои собирала…..
- Ме ангелас, задумала удрать от меня? Никогда прежде не сомневалась во мне, доверяла, и на те…Бросить меня и уехать? А, чау думала, забыл, где в Риме твой дом? Не нашел бы? Да, я тебя из под-земли достану, вздумаешь меня покинуть!...Найду и отхлестаю…на попе розочки расцветут!
В голове не укладывалось: его любимую деву едва не сделали жертвой сексуального преступления! И кто? Главный жрец обители, в ком, как в себе, уверен Дий! Или отец скрывает некую тайну, какую, зачем?
Желая загладить вину, Глория шептала между поцелуями, что всегда будет слушаться только его, не станет доверять зловредной подруге.
- О, милый, испугалась я…Сколько этих красавиц приехали…Ты можешь другую выбрать…
- Чау? – Антир очнулся, глядя в сконфуженное лицо Глории, в порядке она? - Какую другую? Ме ангелас! - Да, признаюсь, были другие…не хотел расстраивать…Женщины не понимают…Каждая о себе думает, она-де единственная-неповторимая…А для меня все одинаковы…были… - и подумал, - «был - пустой эрос, без любви, без той сладкой изюминки, какую нашел в ней», - а вслух спросил:
- Ме ангелас, кто тебя заставил поверить, чау мне нужны другие?
- Вирджиния, - прошептала Глория, оставив поцелуй на губах любимого. Решила отныне никогда и ничего не скрывать от Антира.
Насмешливая ухмылка замерла в уголках его усов: Вирджиния?
Ариант же, швырнув золотую маску в кресло, пронесся мимо Меды с кошкой на руках, остолбеневшей от увиденного, и отдернул тяжелую штору, закрывавшую проем открытой двери соседней гостевой комнаты.
Сразу узнал Элин по фигуре, хотя же с головы до пят любимую закрывали карминные ткани. Стояла она спиной к двери, у окна, раздвинув шелкотканые гардины; в золотистой ауре горячего дня.
На сердце кольнуло – эта ее поза напомнила Арианту тот горестный день, когда он навсегда покидал свою римскую виллу, хотя же и не знал об этом. Сраженный открытием, что опозоренная им в наркотическом бреду на плитах храма Весты незнакомая девушка, это – Фабия Глория, его невеста согласно римского права, - Ариант, называвший себя в то время Каем Валентом, стоял на коленях, прощаясь с любимой. Умолял простить, что уезжает без нее, заклинал вместе с ее отцом, Винитаром, самим выехать в Херсонес Таврический, где обещался ждать их. Тогда Элин сказала: «Как ты решил, так и поступай», а сама вскрыла себе вены… Если бы не отец, Дий.
А что сейчас? Какие чувства владеют сейчас его любимой? Молчалива и блистательна, как статуя Венеры, закрытая легчайшими тканями.
- Элин, - прошептал Ариант, сделав шаг в комнату, а мог бы и не окликать. Ведь отвернулась к окну Элин на минутку, унять в душе сумасшедший восторг, - она заслышала голоса близнецов, выходя из купальни. Как-то неожиданно они появились да еще с Глорией. Увы, Элин еще не знала, в какую переделку попала невеста Антира.
Не успел ее «нежный бог» ближе подойти, Элин развернулась, и бросилась ему на грудь, сухими бредовыми поцелуями радуя и пугая Арианта, не успевавшего отвечать ей.
… Уложив Глорию на ложе, Антир зарылся лицом в ее волосы.
Уцепившись в жениха, зашептала, чтобы не уходил, остался. Впервые стало страшно в Караниу, опять вернулось предчувствие, что может потерять Антира. А ей ответили, что все позади, никто отныне ее не обидет, не унизит, никто их не разлучит, совсем немного осталось…и они будут вместе, запряженные под одним ярмом муж и жена.
Все время держал себя в узде, а тут, вдохнув родной аромат ее кожи, обжегся желанием. Послать все к чертовой бабушке, остаться с любимой…Когда они последний раз были вместе? Месяц назад! Чувствуя, что дуреет, Антир дарил ей невесомые поцелуи, как шмель, жаля кожу плеч.
…Понял Ариант, что заставило любимую притворится равнодушной – стыд, присущий совестливым женам, кого случайно не по их вине застукали в пикантной обстановке.
Обнимая друг друга, опустились на пушистый ковер, всего лишь наговориться, нацеловаться, отогреть свои сердца ласками, не помышляя о большем. Да, и не позволял себе Ариант распоясаться, оставляя это «большее» на их брачную ночь. Разве что прижался ртом к влажной коже груди любимой…О, придет час, когда на сосках Элин появится молозиво…и тогда…Наступит время чуда – и на ее руках будет лежать малыш, его малыш!
- Всё дальше, милая моя жрица, забыли…Простим Антиру… он замерз, чуть не околел, а ты отогревала моего брата огнем своих колдовских губ!
Улыбалась Элин, где платочком, где поцелуями стирая с лица любимого следы сажи, где он ее достал? Про свой подвиг трубочиста Ариант умолчал, нечего знать жрице Высочайшей, что ее суженный лазал по скобам внутри каминной трубы, - не поймет.
…Меда предусмотрительно подхватила Дафну, - кошку кто-то принес в их покои, оставил на кресле. И хоть спала кошка, Меда забеспокоилась, как бы та спросонья не кинулась защищать застонавшую хозяйку. Не любит Дафна, когда хозяйку тискают в объятиях; по меньшей мере, кошка лояльна к королю, но всегда шипит, когда тот руки распускает. Кошачья натура не подвластна переменам характера, если что-либо не легло на душу кошке – вкусы ее не изменятся.
Теряя голову, Антир раскрыл на теле любимой покрывало, в которое она была закутана, к пояснице проник ладонями. Глория чуть не задохнулась от острого желания, задрожала, стремилась сорвать цепочку, что держала плащ на нем, кусала в шею; огонь Эроса быстро поджигал юную римлянку. Она шептала, заворожив пылким на ухо: «Ама те, ама те!» В тон ей бредово роняя: «Ме ангелас, анжели, хоти, ама..,- путал он разные языки, пока не вырвалось на родном: «Люблю».
Невероятно, но в их плотской любви, как в каком-то навороченном гороскопе, присутствовало нечто, что не ко времени им мешало. Глория подумывала: их сглазили.
Такого же мнения о наличии в ауре их любви какого-то демона был и Антир, когда вдруг хлопнули дверьми – в покои кто-то зашел! Без стука, без звоночка – вперся, как на конюшню!
Антир закрыл глаза, дыша приоткрытым ртом, не получилось сразу подавить азарт. Круто обернулся, готовый любого выбросить, как кота паршивого.
В проеме раскрытой двери стояла …Вирджиния, уставившаяся на недопустимую сцену. Ноги ее приросли к полу.
Меда, перепуганная, выронив кошку, захлопнула лицо ладошками. Всё, король Антир попался…
В мгновение ока, схватив со стола нож, Антир оказался лицом к лицу с жрицей, самой строгой, педантичной, кого многие побаивались, любимицей Дия, кто всегда к ней прислушивался.
Та не успела до памяти дойти, кто перед ней? – ее схватили за нос, перекрыв дыхание, ударом пяты захлопнули приоткрытую дверь. Не позволяя ни единого звука Вирджинии, - она ртом ловила воздух, - вонзили рядом с ее ухом в дерево стены нож, и обронили замогильным голосом:
- Вздумаешь заорать, уложу движением пальца по сонной артерии!
Глаза ее обморочно закатывались, а Антир шептал:
- Если в Караниу поползут слухи, чау видели меня и моего брата в этих покоях…все будут знать…слухи исходят от тебя, прелестница! Станешь изгоем! Я позабочусь.
Он разжал пальцы, отпуская ей нос, Вирджиния покачнулась, скосила глаза на кулак короля, сжимавший рукоять ножа; выдернуть его из дерева для главы алаунов не составит труда, не успеешь моргнуть – вонзит клинок в горло…Но знала Вирджиния – никогда сын Дия этого не сделает,- пугает.
- Ты не справедлив ко мне, Антир-сай, никогда не давала повода усомниться в моей преданности клану Высочайшего! - Она пришла сообщить божественным невестам, что через час к ним заявятся музыканты и учитель танцев, будут оттачивать «Коловрат», где есть движения, незнакомые девам, а, что ее встретило? Грубое нарушение инициации!
Не позволяя ей упасть, Антир всем телом придавил Вирджинию к стене:
- Сама в себе сомневайся, шакалка! Ты меня услышала…
Жрица взглянула в близкие расширенные глаза сына Дия и вдруг прошептала:
- Ты в пылу, Антир-сай…- она чувствовала давление его бедер и сквозь ткань толчок страсти, не познавшей высвобождения. От того он такой свирепый….
Чтобы не поняла Глория, на скифском ответил жрице:
- Благодари богов, чау моя невеста здесь, не то бы согнул тебя собачьей асаной, познала б пыл страсти! – Антир уже не замечал, что перешел границы допустимого, хамил жрице. Приказал вернуть ему фамильное кольцо, которое она сорвала с пальца его невесты. Вирджиния, не скрывая страха, призналась, что кольцо отдала Дию.
* * *
Аретта, как и ее названный брат, всерьез не воспринимала аргамака, которого, по ее мнению, портили крылья, алмазные зубы и копыта. Летающая, болтливая игрушка, не более. Об этом вела разговор амазонка, прохаживаясь по аллеям Сада с Марком Виктором, кого она знакомила с обителью.
Их сплотили обоюдная симпатия и общность интересов: верховая езда, кони, их порода, выезд, тренинг. Рот Аретты не закрывался, сама себе удивлялась.
Да, она жутко боялась, что глаз с нее не сводивший Марк Виктор вдруг затронет тему, которая желаннее для молодых мужчин, нежели болтовня про гонки на квадригах или виды аллюра лошадей.
Появление Колаиса в небе подсказало девушке поменять предмет обсуждения. Она вспомнила старинную легенду, в которой пророки прошлого говорили: если люди соберут по камешку самоцветы и построят из них круглое здание высотой в пять на пять этажей, внутри сияющее огнями кристаллов, перенесут в Храм саркофаг легендарного Трисмегиста, соберутся со всего мира представители своих родов и народов, и поклянутся над саркофагом жить в дружбе и согласии, - то матушка-Земля избавит человечество от нескончаемых войн, болезней, несчастий.
Пророчество, якобы, поставлено на магический замок: оно обязательно исполнится, если люди, во главе с божественными близнецами, сделают так, как завещано….Мир мгновенно изменится, переместится в соседнюю реальность, где о войнах и смертях известно так же, как, например, в этой реальности известно о тайнах мироздания – кратко сказать, то, ничего!
Ни разу Марк Виктор не перебил Аретту, только вот как воспринял странную эту легенду? Наверное как сказку наподобие приключений Одиссея? Всё время улыбался, не замечая - гребень на шлеме, который держал в опущенной руке,
