- Сколько же вам лет, товарищ Лазарев?
- Уже двадцать два, - ответил Юрий.
Фёдора Михайловича разобрал смех:
- "Уже двадцать два..." Юноша вы ещё. Хотя, - он уже говорил серьёзно, - эти два ордена Красного знамени, которыми вас удостоила Родина, говорят сами за себя. - Обернувшись к командиру дивизии генерал-майору Дорофееву, Одинцов спросил: - Один орден, так понимаю, за кюстринские дела, а второй - за бои в Берлине?
- Так точно! - подтвердил Александр Петрович. - О кюстринских делах Лазарева я вам коротко докладывал. Пусть он сам подробнее расскажет.
- Ну, что же, ещё раз поздравляю, Юрий Павлович, и прошу рассказать.
- Воевал, как все, товарищ генерал, - застеснялся Лазарев. - В Кюстрине всем досталось нелегко.
- Кто ещё из вашей семьи на фронте?
- Два брата... Сергей санинструктор, а Николай где-то в разведке воюет.
- Так расскажите нам о своих подвигах, не стесняйтесь, - попросил Фёдор Михайлович, видя неловкую растерянность этого скромного парня.
Юрий замотал головой, будто отгоняя страшные воспоминания прошлых сражений, но они всё же вставали впереди яркими видениями, снова возникли пёстрыми картинами перед глазами, понеслись, закружились, замелькали...
... Только огневой вал отдалился, танки с противоминными тралами тяжело поползли вперёд. По их следу двинулись тягачи с прицепленными орудиями и с пехотой в кузовах.
Командир батареи 76-миллиметровых пушек, приданной штурмовой группе, старший лейтенант Юрий Лазарев, опоясанный ремнями, с огромным биноклем на груди стоял на подножке подпрыгивающей на ухабах автомашины и напряжённо думал, что хорошо бы проскочить подальше в город, пока фашисты не опомнились.
Но, к сожалению, удалось углубиться на полтора-два километра. Впереди загорелась самоходка, остановился повреждённый танк. Неприветливые каменные дома Кюстрина начали оживать огненными вспышками. Пехотинцы рассыпались вширь и вступили в перестрелку.
- Разворачивай! - скомандовал Лазарев. Батарея остановилась посередине просторной улицы.
Дома справа тянулись сплошняком, а слева, если пройти ещё сто метров, открывалась широкая площадь. Вот где-то там и надо бы разместить наблюдательный пункт. Пока старший лейтенант рассредоточивал орудия, лёгкий и подвижный командир отделения разведки сержант Максим Величко доложил, что двор слева глухой, скрытого подхода к площади нет!
- Скверно, - почесал затылок Лазарев, да мешкать было некогда. - За мной!
Командиру батареи не требовалось добавлять, кто должен идти за ним. У артиллеристов заранее известно, где чьё место в бою. Со своими разведчиками и связистами старший лейтенант расположился в первом этаже старого массивного особняка с широкими окнами в сторону площади. Вряд ли противник догадается, что артиллеристы наблюдают за ним не в узкую щель, а в большой оконный проём.
Пушки, вставшие на двух параллельных улицах, сначала вынуждены были взяться не за своё дело. Они открыли огонь по зенитной батарее противника, что стояла где-то справа, в двухстах метрах, и мешала нашим пехотинцам продвигаться к постройкам целлюлозного завода. Но как только на вражеских зенитчиков гаубичный дивизион направил удар и стрелки начали обтекать их с двух сторон, Юрий перенацелил свои орудия на пулемётные точки и снайперские гнёзда.
Огневая позиция быстро откликалась на команды Лазарева. И хотя он не видел, что там на огневой делается, легко представлял, как хмурит брови, давая распоряжения, командир взвода управления лейтенант Бойко, как командир орудия старший сержант Василий Воеводин ладонью рубит воздух:
- Огонь!
К Воеводину, парторгу батареи, Юрий неравнодушен. Василий старше его по возрасту и партийному стажу, ветеран полка. Приняв батарею во время боёв в Донбассе, Лазарев сразу обратил внимание на спокойного, уравновешенного парторга. Несколько неуклюжий, плотный, с лицом в оспинках, Воеводин всегда разговаривал с людьми уважительно, с теплотой во взгляде и голосе. Иногда по-отечески журил провинившегося, если человек заслужил, мог и отчитать. Но платили ему люди любовью, уважали за хладнокровие и мастерство в бою. Он никогда не суетился, а если уж его орудие открыло огонь, то било наверняка. Орденами и медалями у парторга вся грудь увешана.
Лишь самому себе Юрий мог признаться, что по-хорошему завидует подчинённому старшему сержанту, а учиться у него добрым взаимоотношениям с солдатами никогда не стеснялся.
- Товарищ старший лейтенант, - послышался басок Максима Величко, - бачу фаустника. За забором, около зелёных ворот.
Для командира батареи дело ясное: огневые точки, где засели вражеские солдаты с фаустпатронами, надо уничтожать. Иначе - угроза не только нашим стрелкам, но и танкам, и орудиям.
- Товарищ старший лейтенант, - опять докладывал Величко о новых целях. - От переулка бегут цепью справа...
Лазарев видел их сам, и только успевал передавать команды на огневую позицию. А тут ещё командир штурмовой группы предупредил: у моста, разделявшего старую и новую части города, противник накапливает силы. Видимо, собирается контратаковать. Надо взять под огневой контроль и мост.
В бинокль Юрий видел, в каком тяжёлом положении находятся стрелки. Каждое строение дыбилось перед ними плотным огнём из пулемётов и автоматов, огрызалось взрывами гранат. И всё же пехотинцы продолжали штурм. Ту самую шести-орудийную зенитную батарею гитлеровцев, что мешала наступающим с начала боя, захватили вместе со складом боеприпасов. Молодцы! А что, если...
- Сержант Величко! Создайте из разведчиков расчёт - и к зениткам. Основная задача - держать под огнём мост. Другие цели - по своему усмотрению!
Максим Величко, смуглый голубоглазый красавец, уже знал, как подступиться к трофейным зениткам. Ещё под Кишинёвом во время налёта вражеской авиации он заметил оставленное фашистами зенитное орудие и открыл из него огонь. Один неприятельский самолёт задымил и пошёл на снижение. За находчивость и мужество Максим получил орден Славы 2-й степени.
Позже к зениткам Лазарев направил и лейтенанта Бойко с группой солдат. К обеду положение усложнилось. Фашисты перешли в контратаку и фактически отрезали штурмовую группу от остальных подразделений полка. Раненых в подвалах дома, где находился наблюдательный пункт, становилось всё больше. Чтобы ободрить подчинённых, лучше расставить силы, командир штурмовой группы в сумерках обошёл позиции. Лазарев тоже побывал у своих орудий и у зениток, отбитых у врага, поговорил с Воеводиным, Бойко, Величко. А вернувшись на наблюдательный пункт узнал трагическую весть: командир штурмовой группы погиб.
- Вот тебе и вводная, - присел на ящик Юрий. Он теперь оставался старшим среди офицеров в этом небольшом осаждённом гарнизоне, и от его поведения, воли, умения во многом зависела судьба оставшихся в живых бойцов и командиров, судьба боя. До этого дня он знал, что почти рядом с ним находится командир дивизиона или кто-то другой из старших, от кого получал команду или с кем можно было посоветоваться, как поступить в сложившейся ситуации, а теперь со старшими связь только по радио. Да, но ведь старшие всё же есть! Не так уж и далеко. В двух-трёх километрах южнее. И хотя им в эти минуты, должно быть, тоже нелегко, потому что тяжёлый бой идёт и на других участках, они, несомненно, думают и о штурмовой группе.
Лазарев решительно встряхнул головой, освобождаясь от тревожных мыслей, встал и произнёс:
- Беру командование группой на себя!
Пока ночь, нужно собрать командиров, уточнить задачу взводам и отделениям, распределить захваченные фаустпатроны...
На своеобразный "военный совет" собрались совсем немногие. Запылённые, уставшие, с воспалёнными от нервного напряжения и недосыпания глазами:
- Вот что, - начал Юрий, - главное сейчас выстоять, удержать захваченный участок города. Пока к нам пробьются...
Поспать Лазареву пришлось совсем мало. Разбудил радист:
- Говорит Первый, - услышал старший лейтенант знакомый голос командира дивизии. - Товарищ Лазарев, вы сможете продержаться пару дней?
- Продержимся!
- Какая помощь вам нужна?
- Артиллерийский огонь по мосту и юнкерскому училищу.
Два дня длились как вечность. Устояла группа. Много сил гитлеровцев она приковала к себе и тем самым облегчила задачу частей дивизии.
... Об этих боях и рассказал Лазарев члену Военного совета Одинцову по его просьбе, но сам героизма в своих действиях не видел. Это была обычная нелёгкая работа артиллеристов, обычные военные будни, наполненные мечтой о скорейшей победе.
Это была первая и последняя встреча на улицах побеждённого Берлина в конце войны у Лазарева и Одинцова. 4 мая 1945 года санитарную полуторку в которой Юрий Лазарев перевозил своих раненых солдат одного из расчётов в военный госпиталь на окраине Берлина, расстрелял, неожиданно выскочивший из переулка, стоявший в засаде немецкий танк...