Глава 1
СНЫ ИЗ НИОТКУДА
На голубиных лапках
Старая индейская поговорка гласит:
«Великие события приходят на голубиных лапках».
Действительно, вначале все кажется простым, обыденным, и мы даже не подозреваем, на пороге чего стоим. И чем больше книг мы прочитали, тем больше, кажется нам, мы знаем о том, как устроен мир. Поэтому новый день – тот, который раз и навсегда изменит нашу жизнь, перечеркнет все известные нам правила и поставит все с ног на голову, – сначала выглядит точно так же, как и предыдущий. Ничто не предвещает перемен – или просто мы, закостеневшие в своих привычках, не замечаем и не хотим замечать того, что великое событие уже на пороге и не заставит долго себя ждать.
Тем вечером я поздно лег спать. Днем, как обычно, я много работал с документами и порядком устал. Собиралась гроза, воздух был густым и душным, и спать было решительно невозможно. Накануне знакомый издатель подарил мне недавно выпущенную им книгу рассказов Хулио Кортасара, и в тот вечер я решил, впрочем, как и всегда, что чтение – лучшая замена несостоявшемуся сну, и погрузился в необычные миры, подчиненные своим особым странным правилам, описанные на прекрасном испанском, что доставляло мне особенное удовольствие. К половине третьего ночи духота в комнате начала спадать, и я стал клевать носом, поминутно забывая, в какой именно комнате сейчас находится тигр(Речь идет о рассказе Хулио Кортасара «Зверинец», в котором по большому дому бродил тигр, и никому нельзя было оказаться вместе с ним в какой-либо из комнат). Уснул я под далекое громыхание и шум дождя – прекрасное время для сна.
…Очень не люблю падать во сне, когда в кромешной темноте летишь вниз, не видя вокруг себя ни одного ориентира, и ждешь, что вот-вот сейчас больно ударишься, а на самом деле за несколько мгновений до этого просыпаешься. На этот раз я не проснулся, а больно ушибся спиной об острые камни. Наверное, я упал с небольшой высоты, иначе переломал бы себе все кости – или у таких снов другая логика? Я поднялся и огляделся. Я находился в тускло освещенном помещении с низкими сводами, похожем на широкий короткий коридор. В стенах, примерно друг против друга, на расстоянии пары шагов темнело несколько грубых деревянных дверей на толстых уродливых металлических петлях. Пол был сделан из песчаника и выщерблен по направлениям из одной двери в другую – видимо, помещение и в самом деле было коридором. Некоторое время ничего не происходило, в воздухе не чувствовалось никаких запахов, не слышалось никаких звуков, никто не появлялся из дверей. Но, неизвестно почему, я знал, что это лишь ожидание чего-то по-настоящему большого и страшного. И вот я почувствовал, как по моим босым ногам потянуло сквозняком, а значит, приоткрылась одна из дверей. Я обернулся.
По всем законам страшного сна я должен был закричать от ужаса и немедленно проснуться. Уже во второй раз за этот странный сон, который вовсе не выглядел как сон, мне хотелось немедленно проснуться, пусть в холодном поту и в начинающейся лихорадке, но в своем привычном доме в своей постели. Одна из дверей позади меня была приоткрыта. Боковым зрением я заметил, как в коридор проскользнуло что-то небольшое и темное и устроилось в одном из углов. Время еще больше замедлилось, воздух словно сгустился, появилась напряженность. И тут стало происходить то, чего ждал и я, и существо в углу. Дверь открылась еще шире, и в дверном проеме я увидел высокую сутулую фигуру человека, закутанного в темный дерюжный плащ с капюшоном. Лицо было скрыто в тени, и мне почему-то казалось, что если я подойду и вгляжусь в эту тень, то не увижу ровным счетом ничего, поэтому мне вовсе не хотелось этого делать. Руки человека были скрещены на груди, да и вся его поза являла собой непоколебимое величие и уверенность в важности происходящего. Но я чувствовал, что это была уверенность не господина, а слуги.
Происходящее было более чем странным и малореальным, однако я прекрасно понимал, что вижу все это во сне – а ведь сон обычно не воспринимается как сон. Я помнил, как накануне собиралась гроза, как я читал Кортасара, как затем лег спать под шум дождя. А потом я оказался здесь, свалившись буквально с потолка в это странное каменное помещение без ламп и факелов, освещенное непонятно откуда багровым мутным светом. Я никак не мог проснуться, хотя мне казалось, что я буквально балансирую на грани сна и яви. Усилием воли мне удалось вспомнить и почти приблизить к себе полосатые обои на стене в спальне, отвернувшись к которым я в ту ночь заснул, – я очень хотел проснуться. Стена спальни проявлялась, как изображение на фотографии, сквозь толстенные деревянные доски двери, а потом снова таяла.
Я почувствовал, как стремительно иссякают мои силы, и оставил попытки вернуться в явь. «В конце концов, это сон, – сказал я себе, – и к утру от него, скорее всего, не останется даже воспоминаний». Жуткая фигура стояла не шелохнувшись, но мне казалось, что человек – если это и вправду был человек – внимательно рассматривает меня. Затем я услышал:
– Выход за каждой из дверей, если ты хочешь.
Это был низкий, глухой голос. Я Думал, что говорила фигура, но голос словно бы шел отовсюду сразу.
– За каждой из дверей, – повторил голос, – но только за одной – ВХОД.
Слово «вход», без сомнения, было произнесено с особой интонацией.
– И достаточно на первый раз.
По неясной для меня причине я порывисто сделал шаг к двери, к багрово освещенной изнутри фигуре, но дверь захлопнулась прямо перед моим носом, и все исчезло…
Ночная чертовщина продолжается
Утро было хмурым, крошечные капли дождя висели в воздухе – словно и не падали, без всякого движения. Надо было продолжать работу с документами, но я чувствовал себя совершенно больным и разбитым. Из головы не выходила багровая фигура, особенно последние слова насчет «первого раза». Сон был настолько отчетлив, какой порой не бывает и реальность, – и значит ли это, что будет и «второй раз»? И хотя я всегда отличался здравомыслием и никогда – суеверием или излишней экзальтированностью, весь день мне было не по себе.
Обычно я сплю без снов или же мне снится детство. К вечеру того дня я был настолько вымотан, что ожидал провести ночь в невыносимых попытках перестать ворочаться в душной постели и уснуть. Но только я закрыл глаза, повторяя себе, что сны – это всего лишь сны, и ничего более, как тут же провалился вниз. То есть упал на тот же самый пол из грязного песчаника в том же самом коридоре.
«Вот и второй раз», – подумал я, повинуясь инстинкту исследователя, который, к счастью, не оставил меня и во сне. В конце концов я решил выяснить, что это за место и что здесь происходит. Раз уж мое подсознание вновь забрасывает меня сюда, с этим нужно что-то делать, черт возьми! Может, оно хочет мне что-то сказать? Я не верил в вещие сны, но в пользу сновидений верил.
В любом случае следовало действовать уже более основательно, а не просто стоять и озираться по сторонам. Поскольку все двери были похожи одна на другую, поэтому ту, из которой в прошлый раз вышла фигура, я, конечно же, не запомнил. Пришлось открыть первую наугад. Я потянул дверь на себя, и она подалась на удивление легко, а вот за ней…
За дверью была очень старая, но ровная и плотная кирпичная кладка. Такая, что сквозь нее и мышь бы не пролезла. За второй дверью оказалось то же самое. И за третьей. И за всеми другими, которые я открыл, а всего их было не больше полутора десятка. Я был замурован в этом коридоре без воздуха и выхода. Оставалось только перевести дух и попытаться вспомнить еще раз ту из дверей, в проеме которой я видел фигуру.
И все-таки здесь было что-то еще. К ощущению того, что я в коридоре не один, я привык почти сразу. Темное нечто каждый раз оказывалось за моей спиной, в какую сторону бы я ни поворачивался, и я бросил попытки выяснить, что это. Нечто меня не трогало – просто наблюдало. Я немного посидел на полу, придавившись спиной к одной из дверей и пытаясь припомнить, не читал ли я где-нибудь о подобных ситуациях. Становилось холодно. Время не двигалось, словно снова в ожидании чего-то. Я подумал о том, что могло бы быть за каждой дверью, не будь там ровного ряда грязно-белых кирпичей. И вдруг мне отчетливо захотелось найти это место, которое скрывала кладка, найти вход и войти. И тогда дверь за моей спиной начала подаваться… я едва не упал назад.
Вскочив, я смотрел, как дверь медленно открывается внутрь, в зал, настолько огромный, что его стены и потолок терялись в темноте. Неподалеку от двери, в центре зала, стоял довольно большой каменный стол, похожий на жертвенник. Рядом со столом, в углублениях пола, горел неестественно багровый огонь, а вокруг него безмолвно стояли десятки высоких сутулых фигур со скрещенными на груди руками. Фигуры были закутаны в ободранные плащи с капюшонами – и все они были точь-в-точь, как посетитель моего первого сна.
Я скорее сделал шаг вперед, переступая через порог. Послышалось пение, однообразное, на высокой ноте, видимо, на латыни. «Посвящение тебя, – пели голоса. – Сегодня, завтра и навечно, здесь, там и везде». Я приблизился к жертвеннику уже настолько близко, что видел искры, вылетающие по его краям, где языки пламени лизали грубый песчаник – стенки широкого углубления, состоящего из нескольких полос, складывавшихся… в огромную свастику. Пол и стены, которые я видел, были испещрены знаками, рунами, отдельными символами и целыми строками, которые я не мог прочитать. Огонь притягивал меня, манил подойти все ближе и ближе, прикоснуться к нему, сгореть в нем… Я протянул руку к огню и коснулся его. В первое мгновение я не ощутил никакой боли, а потом голова моя словно взорвалась изнутри и я потерял сознание…
…На следующий день я чувствовал себя еще хуже, чем накануне. Впрочем, никакой лихорадки или других признаков болезни у меня не было. Наверное, стоило показаться врачу, но, как назло, неотложные дела удерживали меня дома – нужно было согласовать детали одного довольно крупного контракта. Я прорабатывал документ, страница за страницей, но мысли мои были далеко. С ужасом я ждал вечера… Впрочем, совершенно напрасно. В ту ночь мне ничего не приснилось, и спал я отлично. То же самое было еще две ночи. Я немного оправился и стал чувствовать себя гораздо лучше, успокоившись и полагая, что эти сны были вызваны кратковременным переутомлением, пылью от документов, в которых я рылся, и чрезмерной работой за компьютером.
Однако в один из самых обычных дней я имел неосторожность задремать после обеда. Старею, черт возьми! Не подозревая ничего дурного, я подошел к любимому дивану, откинулся на подушки… и тут же оказался лежащим на полу в том огромном зале, в котором я потерял сознание, обжегшись о жертвенник. Надо мной стояла темная сутулая фигура в плаще с капюшоном. В одной руке у нее был короткий кривой нож, другая была обнажена по локоть. Меня мутило, голова нещадно кружилась – как после самого настоящего удара о камни головой. Человек приложил кривой нож к венам на своей руке и полоснул. На меня потекла кровь. Другие фигуры продолжали петь хором высокими голосами, но уже на неизвестном мне языке, мерно раскачиваясь и приближаясь к нам. Завороженный
Дорогие читатели, не приходилось ли кому-нибудь из вас чувствовать, что вы сходите с ума? Что привычный мир рассыпается, словно карточный домик, а за ним стоит нечто бесформенное и пугающее? Мне пришлось испытать все это сполна. Не скажу, что это были приятные ощущения.
В своей предыдущей книге, посвященной деньгам Третьего рейха, я опрометчиво признался, что считаю интересной тему мистических тайн СС и нацизма вообще. И это действительно так. Однако я вовсе не предполагал, что в скором времени вплотную и очень серьезно займусь этой темой. Видимо, тайны, устав ждать того дня, когда у меня дойдут до них руки, сами пришли ко мне, бесцеремонно вторгнувшись в мою жизнь.
Публикуя эту книгу, я снова сильно рискую. И вовсе не тем, что меня отправят на тот свет. Скорее всего, этого не произойдет. На этот раз я рискую собственной репутацией здравомыслящего, рационального человека, да и репутацией просто психически здорового человека, что, признаться, для меня лично даже придает этой ситуации некую новизну. Поспешу заверить: психически я вполне здоров – насколько это понятие вообще применимо к современному человеку.
Я уже говорил, что пишу об этом не ради денег. А эту книгу я написал далее не в память своего отца: о том, что касалось непосредственно его жизни и работы, здесь не так и много. Прежде всего я хочу рассказать людям правду, которую сам предпочел бы не знать. Но правда сама настойчиво постучалась ко мне. Разумеется, это была далеко не вся правда, преподнесенная на блюдечке, а лишь начало истории, которую мне пришлось распутывать уже ради самого себя. Ведь одно дело – рассуждать о том, что произошло где-то когда-то и с кем-то, сидя в уютном кабинете или перелистывая старые документы в архиве. И совсем другое – искать ответ на вопрос, который внезапно стал касаться тебя лично. Именно поэтому тон этой книги будет несколько отличаться от всех предыдущих.
Кто я такой и почему сую свою голову в петлю? Об этом я уже писал в предисловии к своим предыдущим книгам, но, думаю, каждый читатель вправе иметь необходимую информацию об авторе, чтобы решить, стоит ли ему доверять. Я не принадлежу к славной когорте профессиональных историков, тем не менее смею утверждать, что знай? побольше многих из них. Родился я в 1950 году в Аргентине. Мой отец эмигрировал (вернее сказать – бежал) сюда из Германии после Второй мировой войны. Дело в том, что он был офицером СС. Но не тем, кто стоял на сторожевых вышках многочисленных концлагерей. И не тем, кто сражался на фронте в составе элитных частей. Когда нацисты пришли к власти, мой отец был молодым, подававшим большие надежды ученым, занимавшимся историей и традициями древних германцев. Достаточно быстро все эти исследования забрало под свое покровительство всемогущее СС Генриха Гиммлера. Перед моим отцом встал очень простой выбор: либо стать эсэсовцем, либо отказаться от изучения любимой темы. Он выбрал первое. Как показала история, это был неверный выбор – но можно ли сегодня обвинять его в этом?
Наверное, именно нежелание отца рассказывать о своем прошлом, равно как и о Третьем рейхе вообще, постоянно подогревало мой интерес к этой части германской истории. Еще в студенческие годы я жадно читал книги, посвященные гитлеровской Германии и Второй мировой войне, но ни в одной из них мне не удалось прочесть о том, о чем поведали мне документы, найденные после смерти отца в металлическом сейфе, который с незапамятных времен хранился на чердаке нашего дома.
Эти бумаги, свидетельствующие о самых загадочных сторонах истории Третьего рейха, и заставили меня взяться за исследования. Из них я узнал о неизвестных мне ранее шокирующих вещах: о таинственном проекте «Аненербе» («Наследие предков»), о связях нацистского руководства с оккультными силами, о секретной антарктической базе, о прорывных научных исследованиях, результаты которых не были превзойдены даже двадцать лет спустя после окончания войны… Их держали в секрете как побежденные, так и победители. Эти тайны были способны полностью изменить, просто взорвать наши представления о нацистской империи. Ведь долгое время историки внушали нам образ нацистского режима как полного банкрота, потерпевшего крах во всех своих начинаниях. Возможно, на каком-то этапе это было правильным, но нельзя же десятилетия подряд кормить людей одной и той же сказкой! На самом деле этот чудовищный, демонический, преступный режим в некоторых областях достиг таких успехов, которые и не снились остальному человечеству. Об этом ясно говорили, буквально кричали документы, доставшиеся мне в наследство.
И я начал расследование, которое длилось двенадцать лет. За это время я многократно рисковал своим добрым именем и даже жизнью, а вот теперь – и своим психическим здоровьем. Но, оглядываясь назад, я не жалею о том, что избрал этот путь, и надеюсь, мои усилия не пропадут бесследно.
Третий рейх был самой ужасной, жестокой и бесчеловечной диктатурой в истории человечества. Именно поэтому нельзя фальсифицировать его историю, нельзя преуменьшать успехи, которых удалось добиться гитлеровской клике. И тем более нельзя замалчивать те силы и возможности, которые стояли за нацистами, – пусть они и не были раскрыты и использованы в полной мере. Ведь, это могли быть и, скорее всего, действительно были бесконечно могущественные силы, хотя и не изученные по сей день, силы, которые практически никто в ученом мире не воспринимает всерьез. А может быть, это сделано намеренно? Разве кто-нибудь станет искать то, во что никто не верит, или то, что все ученые считают вздором?
Так верить или нет? Я сделал для себя свой выбор, а вы делайте свой. Ведь всегда достаточно света для тех, кто хочет видеть, и тьмы – для тех, кто не хочет.