Бомбим Берлин.

успешный налёт произвели советские самолёты. Вот тебе и скорая победа на советско-германском фронте, вот тебе и уничтоженная советская авиация!
   За первым налётом последовали другие. Но условия стали более тяжёлыми. Теперь противник встречал наши самолёты ожесточённым огнём, едва они пересекали береговую черту, а вокруг Берлина действовала сложная система противовоздушной обороны. Каждый раз приходилось разрабатывать особую тактику. Выручала по-прежнему большая высота. Выше 7 тысяч метров нашим бомбардировщикам уже не так были страшны ночные истребители со специальными мощными фарами, не так был страшен и огонь зениток.

  Гитлеровская ставка потребовала от своего командования "ликвидировать военно-морские и военно-воздушные базы на островах Даго и Эзель, а в первую очередь - аэродромы, с которых производятся налёты на Берлин". Советскому командованию пришлось усилить защиту аэродромов. Туда были передислоцированы почти все зенитные средства островов и скромные истребительные силы.
  "А нельзя ли вместо 500-килограммовой бомбы или двух бомб по 250 килограммов нести на Берлин до тысячи килограммов, то есть брать по две пятисотки?" - такой вопрос возник у Верховного Главнокомандующего.
  Доводы главкома Кузнецова, основанные на мнении Жаворонкова о том, что такая нагрузка для самолёта недопустима, показались неубедительными. В Ставку был приглашён опытный лётчик-испытатель В.К.Коккинаки. Он отлично знал самолёты ДБ-3, его не раз направляли в авиационные части, чтобы он показал, как надо использовать технику и выжать из неё всё возможное в смысле дальности полёта и грузоподъёмности машины.
  Точка зрения Коккинаки разошлась с основным мнением. "Можно брать две пятисотки", - заявил он и главком был временно посрамлён.
   По личному приказу Верховного Владимир Константинович вылетел на Эзель, где дислоцировался полк Преображенского. Теоретически бомбовую нагрузку на ДБ-3 можно было увеличить до тонны, но далеко не новые моторы самолётов делали это практически невозможным, тем более при полёте на предельную дистанцию. Попытка Коккинаки поднять бомбы весом в одну тонну кончилась неудачей: два самолёта потерпели аварию. Кузнецову ничего не оставалось, как доложить об этом Ставке и отдать приказ командующему ВВС ВМФ: оставить нагрузку прежней.
  Однако дело на этом не кончилось.
  В Ставку были вызваны командующий ВВС ВМФ Жаворонков, до тех пор неотлучно руководивший полётами на месте, и командующий ВВС Красной Армии П.Ф.Жигарев. И.В.Сталин нередко поступал так по отношению к какому-либо наркому. Этим он как бы говорил: "Вот я сейчас вас проверю. Вот сейчас послушаем, что скажут практические работники".
  Н.Г. Кузнецов вспоминал: "Когда Жигарев, Жаворонков и я вошли, Сталин сердито посмотрел на нас. О его плохом настроении свидетельствовало и то, что он не сидел и не стоял возле стола, как обычно, а быстрыми шагами ходил от стены к стене. Едва мы вошли, он приступил прямо к делу.
  Больше всех досталось Жигареву, который направил для пополнения авиации КБФ самолёты с изрядно поношенными моторами. Что же касается нас, моряков, то Сталин хотя и не признал наши доводы правильными, но теперь уже не приказывал брать для бомбардировки Берлина бомбы весом по тонне".

   Налёты на Берлин повторялись ещё не раз. Последний был 5 сентября. Когда пришлось оставить Таллин, полёты с островов стали невозможны. Всего за десять налётов на Берлин было сброшено 311 бомб и зарегистрировано 32 пожара. В памяти моряков навсегда остались дни, когда наши морские орлы летали бомбить фашистскую столицу. Многих участников тех дерзких налётов наградили орденами, а Преображенский, Хохлов, Гречишников, Ефремов и Плоткин были удостоены звания Героя Советского Союза.

  (Материалы взяты из книги воспоминаний Н.Г. Кузнецова "Путь к Победе", изд. Вече, Москва - 2002 год.)