Шатался под ногою скользкий лёд, когда стоял на нём я враскоряку. Не знал, куда идти: назад или вперёд, хотя я на дилеммах съел собаку.
И вдруг предательски поехала нога, та, что на лёд зачем-то наступила. Подошва старого худого сапога про трение, наверное, забыла.
Я задом шмякнулся на тонкий лёд, пробив в нём полынью размером с табуретку, и с малой высоты свершив полёт, попался в страшную безвыходную "клетку". Не ощущая под ногами дна, я стал кричать – вдруг кто-нибудь поможет...
Гляжу – по берегу идёт жена, пусть бывшая жена, но всё же…
Она услышала слабеющий мой вой и осторожно подошла к обрыву. Спустилась, лёд потрогала ногой и вдруг забегала по кромке суетливо.
Запричитала:
– Бедненький ты мой! Наверное, напрасно мы расстались. Ты не был бы в ловушке ледяной, и мы б с тобой, как прежде, целовались, любили бы друг дружку мы с тобой и жили б мы тогда не враскоряку. Довольны были бы мы собственной судьбой. И не было бы крепче браку. Ты мне скажи – зачем ты изменял мне с этой Нинкою, шалавою известной? Век не прощу тебе – меня ты променял и поступил со мною ты бесчестно!
А я барахтался, обламывая лёд, под вопли и стенанья благоверной, и продвигался потихонечку вперёд в стремлении спасти себя безмерном.
Жена уселась на застылом берегу и продолжала упрекать меня в измене.
А я почувствовал, что выбраться смогу – я ощутил способность к перемене той участи, что угрожала мне,
не появись на берегу она – подобная отчасти сатане, пусть бывшая, но всё-таки жена...
|
