Поздней ночью Гоша осторожно выбрался из семейной берлоги. Как обычно, она располагалась на шестнадцатой авеню городского зоопарка слева, если идти от центрального входа. Позади мирно посапывала мама Маруся, даже не подозревающая что по ночам чудит её чрезвычайно активный медвежонок индиго. Такому непоседе только динамки в попе не хватало, чтобы ток давал хотя бы на зоопарк, но лучше на всю страну.
Между тем Гоша опять почувствовал, в какое место ему требуется пробраться на этот раз, куда пойти, кого найти и что обязательно с ним или с ними сделать. Ставший почти взрослым медведем Гоша привычным внутренним усилием вновь сделал своё тело чрезвычайно пластичным и одновременно полностью бесчувственным, почти деревянным как у Щелкунчика. Он овладел таким умением сразу после того, как появился у мамы Маруси, а со временем отработал навык такого перевоплощения до полного совершенства. Ещё бы - почти каждую ночь проделывать такую метаморфозу при выходе на особенную охоту, ради которой и постарался быть вновь призванным в этот мир. Маме своей он не показывал новоприобретённого им искусства оборотня, не хотел пугать раньше времени.
Сейчас его истинная душа заново пробудилась к иной жизни и велела бежать на спасение его настоящей создательницы и хозяйки. Обеими передними лапами Гоша зацепился за верхотуру вольера, затем и сам весь легко подтянулся туда же. После этого уверенно нащупал свободно лежащий толстый прут ограды. Он его расшатал давно, почти сразу после своего здесь появления. Раскачал, выломал, а потом аккуратно и ровно вставил обратно на место, чтобы никто не догадался о существовании уязвимого места во всей конструкции медвежьего вольера. Если этот прут поднять и сдвинуть в сторону, сразу образовывался лаз довольно значительных размеров. Во всяком случае, молодой медведь пролезть кнаружи и обратно мог запросто. Тем более такой пронырливый как Гоша, умеющий делать своё тело настолько гибким, что мог легко проникнуть и сквозь куда меньшие отверстия. Кому из служителей зоопарка пришла бы в голову мысль испытывать прочность сварных и болтовых соединений всех прутьев, всех решёток, вольеров и клеток популярного предприятия культурного досуга граждан. Не болтается и ладно. Никто же не вылез и никого пока не растерзал – и на том спасибо. Иногда правда приходится забирать у мартышек отнятые ими у детей фотоаппараты и другие гаджеты. Но это такие мелочи!
В этом самом укромном месте свет от фонарей неплохо маскировался большим клёном, растущим непосредственно у решётки. Кроны дерева вполне хватало, чтобы давать сюда необходимую тень. Поэтому именно здесь Гоша и обустроил свой непрерывно используемый лаз на свободу. Своеобразный медвежий портал в мир людей.
Оказавшись на крыше вольера в непроницаемой тени, Гоша тщательно установил запорную арматурину обратно на место. Затем, спокойно оглядевшись, виляя задом, тихо спустился по стволу дерева и стал пробираться к дальней ограде зоопарка, стараясь не потревожить ночное бдение особо пугливых обитателей вольеров, кто мог совсем некстати поднять ненужный шум и тревогу. Затем что-то изнутри его медленно забрало его сердце в себя и властно повлекло Гошу дальше за пределы всего зоопарка, пока наконец он с лёгкостью не перемахнул через последнюю ограду. В нём словно бы включилось некое тайное озарение, совсем иное понимание внешнего мира, в котором он очутился. Наконец что-то вроде включившейся лазерной наводки на пока не выявленную цель. Гоша совершенно по-иному и самого себя сейчас осознавал. Вовсе не как реально живого медведя с живою медвежьей кровью в конкретно медвежьих жилах, с костями обычного косолапого зверя, с его круглыми ушами, острыми зубами, влажным носом и толстенной шкурой. Он преобразился полностью и представлял собою совершенно иное существо без живых рефлексов, состоящим из косной непрошибаемой материи, готовое к исполнению каких угодно действий, лишь бы к ним призвал его вновь включившийся внутренний долг. Словно некий процессор на атомной батарейке, неутомимо мерцающий в его груди.
Гоша чувствовал только одно: он должен любой ценой следовать исполнению самого смысла своего нового существования. Всегда и повсюду страховать от любых неприятностей свою девочку Люсю, особенно в местах массового скопления подозрительных личностей, тем более бандитов и прочих потенциальных и действующих убийц. Приходилось также отваживать чересчур назойливых ухажёров и поклонников, но прежде всего гасить всех ублюдков, посмевших или только задумавших поднять руку на хозяйку Гоши. Между тем её словно роковым магнитом тянуло именно в такие опаснейшие места – словно бы вновь и вновь она испытывала свою и без того чрезвычайно хрупкую судьбу. По сути Гоша оставался преданной плюшевой игрушкой, только теперь оказавшейся в роли её телохранителя, в облике трёхлетнего медведя вполне солидных размеров и настроенного чрезвычайно агрессивно ко всем уродам приближавшимся к Люсе.
Сегодня Гоша должен был успеть к месту отчётливо предчувствуемой им очередной западни для его хозяйки, подготовленной двуногими лиходеями. Бандиты устроили свою засаду недалеко от дома, где Люся по-прежнему жила вместе с родителями и бабушкой. Подоспел он как раз вовремя. Для одной девушки слишком много их собралось на сей раз. Видно отвергнутый жених пришёл в полную ярость от всех предшествующих неудавшихся ловушек, которые Гоша поочерёдно разметывал до того. Трое уродов независимо переминались с ноги на ногу недалеко от подъезда в тени. Ещё двое зашли внутрь его, чтобы там окончательно искромсать свою жертву, вконец доставшую их хозяина, самого братана сатаны, Гаика Мартиросяна.
Тусклый фонарь над дверью подъезда, мечущиеся на ветру ветви деревьев, пятеро притаившихся бандитов, жуткая мизансцена предстоящей расправы была подготовлена. Негодяям оставалось лишь подождать такси, на котором пугливая птаха прилетит домой, а на самом деле в объятия смерти. Видимо сумрачные охотники остервенели до последнего предела, будь у них хвосты, наверняка постукивали бы ими от нетерпения. Скоро всей бандой будут гоняться за сбежавшей невестой их главаря. Это явственно считывалось со всего их нетерпеливого поведения – сколько можно за нею гоняться, когда-то же они её всё-таки пришьют?! Иначе самим будет несдобровать. Так что задача перед ними и теперь стояла всё та же, вполне конкретная. Далеко же они всё-таки зашли, эти звери в ещё остающемся человеческом обличье! Что же их тут всех держит, кто покрывает?!
По городу перемещался Гоша довольно свободно, особо не прячась от людей. Достаточно было надеть на голову кем-то оставленную на скамейке в зоопарке разноцветную шляпу, а вокруг пояса обмотать красный или зелёный шар. Прямо на голую шкуру. И лучшая в мире маскировка была медведю обеспечена. Куда угодно пройдёт, что захочет сделает. Только похихикают в ответ. Ничего не подозревающий народ воспринимал медведя, ставшего разумным, хотя и косматым телохранителем человека за обыкновенную ростовую фестивальную куклу. Чем-то вроде всем известного балетного Щелкунчика, только не на пуантах. Внутри её наверняка сидит какой-нибудь массовик затейник, может быть из студентов, решивших подзаработать. Вот если бы по улицам массово двинулась более мелкая живность, также внезапно оказавшаяся разумной и деятельной, получилась бы совсем иная ситуация. Деловитые коты, словно копы с пистолетами, чересчур смышлёные собаки на задних лапах, раздающие рекламные листовки Wildberries. Разукрашенный фестивальный медведь – эка невидаль! А вот хулиганящие овечки, говорящие лошади и коровы, разумные еноты, уткнувшиеся в свои смартфоны – вот это была бы жесть, вот это действительно бы потрясло. От такого зрелища люди наверняка попадали бы в полную сумятицу, а то и в панику. Или остолбенели в полной прострации. Прежде всего потому что в такие куклы никто бы из двуногих затейников точно не влез. А соответственно кто там сидит, как не злой бес или инопланетянин?! Невыразимый когнитивный диссонанс сразу бы многих довёл до психушки. Разумных бы тараканов по стенкам ловили.
Никто не поверил бы простому объяснению от Даниила Андреева про воскресшие игрушки детей, впитавшие в себя все их страдания, желания, несбывшиеся мечты, ранимость и беспредельную любовь ко всему окружающему миру, оказавшемуся жестокой страной вечной охоты людей на людей. Никто бы не проникся этим величайшим знанием о том, что Вселенная давно переполнилась детским горем, скорбью и обидой на страшных взрослых, повсеместно обратно перерождающихся в животных. Причём до такой степени хватила бы аккумулированная детская любовь через край, что стала бы изливаться обратно в мир людей. А они всегда оказываются к этому не готовы, прежде всего, потому что сами давно переполнились наработанным новым Злом. Самодвижущиеся куклы, в гротескном виде непонятно во что перевоплощающие давнее человеческое детство, казались заведомо более разумными и самодостаточными, чем сами живые люди. Было бы от чего подвинуться рассудком и самым стойким натурам, увидь они всё это в действительном свете и поверь!
Чем несчастнее и обездоленнее являлся когда-то ребёнок, тем отчаяннее и больнее оказывалась теперь его сублимированная душа, проглядывающая в реинкарнации его любимых игрушек, до отказа пропитавшихся ею. Наиболее значимым, а может быть и массовым сход таких кукол свифти на Землю происходит от детдомовцев, от полностью обездоленных деток. Они всю свою нерастраченную любовь и нежность к давно пропавшим мамам и папам буквально трансплантировали, вживили в неказистые и незамысловатые детдомовские игрушки. Да и в благополучных семьях мающиеся в одиночестве дети беззаветно и нежно любят не дорогие игрушки, а именно калечные, ущербные, ничем не выдающиеся, с оторванной лапой или обломанными ножками, именно этим и западающие в детское сердце, склонное видеть вот эту, истинную природу вещей и явлений. Сами в душе фактические калеки они и любить могут лишь изуродованное, сострадать начинают только искалеченному.
[justify]Чем ущербнее оказывался ребёнок, тем более живые и трепетные от него заводились куклы свифти, перевоплощавшие их беспредельную и безотчётную привязанность к несуществующей семье, к невидимым родителям. Тем бестолковее, а то и яростнее выражалась сублимация их несостоявшихся но по-настоящему великих чувств. Онкологические, обречённые детки, самые в этом страшном смысле «производительные» агрегаты по перевоплощению и навечному внедрению в этот мир безысходной скорби и бесконечных страданий для
