Никто не мог понять откуда берутся силы у этой хрупкой, молодой женщины. Работала она медсестрой в госпитале для раненных. Это был глубокий тыл и привозили бойцов сюда санитарными поездами. Как правило, после первичных операций в прифронтовых госпиталях.
Во время пути воспалялись швы, обнаруживались другие ошибки фронтовых хирургов. На фронте был такой темп работы, что никто не мог обвинить их. В середине сорок второго года началась сталинградская битва. Раненных развозили эшелонами по все стране.
Поезда с запада везли и везли раненных, принимали их днем и ночью.
Бейла старалась брать ночные смены, а если приходилось работать днем, то вечером она не уходила, а начинала выполнять обязанности санитарки. Стирала километры бинтов. Их нужно было прокипятить с хлоркой, потом тщательно прополоскать, высушить на веревках. А потом каждый бинт скатать в валик, чтобы им можно было снова перевязывать больного.
Вот и сидела она часами, скручивая бинты. Этим же занимались и выздоравливающие бойцы. Перевязочного материала не хватало по всей стране.
- Сестра Бейла! Вы обязаны отдыхать! Завтра вам на смену в 7 часов утра! - командовал заведующий хирургическим отделением.
- Доктор Маргулис! Я еще немного поработаю. А завтра я буду на работе, не волнуйтесь!
- Скажите, как у вас хватает сил работать по 16 часов каждый день? У вас же еще дети?
- Я все успеваю, доктор Маргулис!
Бейла с двумя детьми жила в комнате общежития больницы. Мужа забрали в июне сорок первого, старший сын ушел добровольцем, не доучившись пару месяцев в техникуме. Второго призвали в армию в неполные восемнадцать лет. Мужа и старшего тут же отправили на фронт, а второй сын остался служить не так далеко. Армии пригодилась его гражданская профессия.
Письма с фронта приходили нерегулярно, но кто уж тут сетовал.
Во время пути воспалялись швы, обнаруживались другие ошибки фронтовых хирургов. На фронте был такой темп работы, что никто не мог обвинить их. В середине сорок второго года началась сталинградская битва. Раненных развозили эшелонами по все стране.
Поезда с запада везли и везли раненных, принимали их днем и ночью.
Бейла старалась брать ночные смены, а если приходилось работать днем, то вечером она не уходила, а начинала выполнять обязанности санитарки. Стирала километры бинтов. Их нужно было прокипятить с хлоркой, потом тщательно прополоскать, высушить на веревках. А потом каждый бинт скатать в валик, чтобы им можно было снова перевязывать больного.
Вот и сидела она часами, скручивая бинты. Этим же занимались и выздоравливающие бойцы. Перевязочного материала не хватало по всей стране.
- Сестра Бейла! Вы обязаны отдыхать! Завтра вам на смену в 7 часов утра! - командовал заведующий хирургическим отделением.
- Доктор Маргулис! Я еще немного поработаю. А завтра я буду на работе, не волнуйтесь!
- Скажите, как у вас хватает сил работать по 16 часов каждый день? У вас же еще дети?
- Я все успеваю, доктор Маргулис!
Бейла с двумя детьми жила в комнате общежития больницы. Мужа забрали в июне сорок первого, старший сын ушел добровольцем, не доучившись пару месяцев в техникуме. Второго призвали в армию в неполные восемнадцать лет. Мужа и старшего тут же отправили на фронт, а второй сын остался служить не так далеко. Армии пригодилась его гражданская профессия.
Письма с фронта приходили нерегулярно, но кто уж тут сетовал.
Похоронка на мужа пришла в начале сорок второго.
Бейла не кричала, не рыдала, не рвала на себе волосы. У нее было предчувствие, что мужа она проводила на смерть. И похоронка не была неожиданной. Как говорили медсестры, с которыми она работала, - она окаменела. И все, в том числе и врачи рекомендовали: "Ты поплачь, покричи, будет легче!" Но она молча уходила на свой пост, обрабатывала раны, швы после операций тем, кто мог сам дойти до перевязочной.
С тех пор она стала работать в два раза больше даже тогда, когда были относительно спокойные дни. Дочь 14 лет и младший двенадцатилетний сын сами справлялись с уборкой их маленькой комнаты, готовили себе и матери нехитрую еду, учились в школе.
Никто не знал, как Бейла боялась ночи. Как бы она не уставала, но только ложилась спать, как перед ней вставало лицо ее старшего, Гидалия. Красавец, умница, он прекрасно учился, прекрасно пел, в семье у Бейлы пели все ее дети и она сама. До войны, когда все садились за праздничный стол, соседи уже ждали когда они запоют. Высокие голоса детей и Бейлы сплетались в изумительный узор. А в последние годы, после мальчишеской ломки голосов, зазвучали теноры ее старших сыновей.
Бейла любила всех своих детей. Но старший вызывал ее особенную гордость и радость тем, что был очень внимателен и к родителям, и к своим младшим братьям и сестре. Бейла знала, если Гидалий дома, она могла спокойно уйти на работу даже тогда, когда младший был совсем младенцем.
Муж был человеком молчаливым, много работал, чтобы прокормить большую семью. Бейлу отдали за него родители, когда ей было всего 15 лет. Она и не поняла зачем ее позвали в комнату, где сидели важные гости, и спросили: пойдет ли она замуж за этого человека.
В это время она играла с соседскими девчонками, ей не понравилось, что мать заставила ее умыться, гладко зачесать густые черные, волнистые волосы и надеть праздничное платье. И все это в будний день, не в шабат!
Чтобы ее скорее отпустили к подружкам она согласно мотнула головой, взглянув на дяденьку в новом картузе.
Свадьба ей понравилась. Было много вкусной еды и все смотрели на нее, нарядную и красивую. Правда танцевать ей не разрешил дяденька, которого теперь надо называть мой муж.
В 16 лет Бейла родила своего первого сына и, на удивление всем, стала великолепной матерью. Не найдя эмоционального отклика у взрослого мужа она всем сердцем привязалась к младенцу, для которого стала центром мира.
Свекровь пыталась помогать ей, вставала к младенцу по ночам, но Бейла быстро прекратила эти попытки. Она слышала малыша, когда он только просыпался и вскакивала к нему.
Через два года родился второй ребенок. Так каждые два года Бейла становилась мамой. Потом муж заболел гриппом. И Бейла перестала беременеть, видно получил какое-то осложнение.
Муж разрешил ей пойти на курсы медсестер и она начала работать в больнице, в хирургии.
Перед войной жили уже неплохо. Правда не было своей квартиры и снимали с семьей жилье одинокой бабушки. Но тут повезло и Бейле дали комнату в общежитии за хорошую работу.
Им выделили участок земли и муж стал заготавливать бревна для строительства своего дома.
Гидалий во время летних каникул устроился в артель по сплаву леса. Заплатили ему хорошо. Себе купил часы, о которых мечтал. Часы были пределом желаний для тогдашних парней и девушек. Это было единственное украшение и свидетельство обеспеченности молодого человека. Оставшиеся деньги отдал маме.
Сказать, что Гидалий спал с часами - это ничего не сказать. Он не снимал их с руки и младшие могли подержать их только при его пристальном внимании, боялся, что уронят и разобьют его драгоценность.
Война. Все планы, все мечты рухнули.
Уходя на фронт он отдал часы маме и попросил: "Мама, пожалуйста, сбереги часы! Ты их сбережешь и я вернусь, хорошо?"
Бейла завернула часы в тряпочку, положила в шкатулку, и строго-настрого приказала младшим не прикасаться к ней.
Когда в их больницу стали привозить раненных, больницу назвали госпиталем. Ввели военные звания врачам и медсестрам, выдали всем военную форму.
Работы стало не в пример больше. Как-то Бейла обратила внимание на парнишку по имени Андрей. Высокий, белокурый, голубоглазый. У него никак не заживал шов после операции. Антибиотиков в то время не было, лечили стрептоцидом. Он старался не стонать при перевязках, но Бейла видела, как ему больно. Доктор Маргулис как-то проворчал себе под нос: "Эх, мамку бы сейчас сюда твою, чтобы выкормила, выходила тебя! Все бы зажило, как на собаке!"
И Бейла решила забрать Андрея к себе домой. У нее в душе была молитва: " Я помогу чужому сыну, пусть кто-то поможет моему, если придет трудная минута!"
Андрея перенесли на носилках в ее комнату, благо недалеко, по разрешению заведующего отделением. Доктора навещали его, следили за раной, выдавали лекарства. Бейла нянчилась с ним, как со своим ребенком. Она умела шить. И стала шить по ночам, чтобы заработать лишние деньги и купить курочку. Она знала с детства: куриный бульон вылечит любого!
Своим двоим она сказала, что они должны помогать ей вылечить Андрея и ее дети уходили из дома, когда мать варила бульоны для раненного. Им бульон не полагался, но и терпеть этот запах сил у них не было.
Старики знали, что говорят. Помог бульон и куриное мясо! Стала затягиваться рана Андрея. Он начал вставать и ходить понемногу. Бейла ликовала и счастливая носилась и в госпитале, и дома.
Доктор Маргулис ухмылялся в усы и говорил: " Материнский уход заменит трех врачей!"
Как-то Бейла вернулась с работы и увидела, что Андрей держит в руках часы Гидалия. Она взяла их у него и рассказала про своего старшего сына. Про него и про всю семью Андрей уже давно все знал. Рассказала про просьбу сына сберечь часы.
Андрей горячо поддержал Бейлу: "Конечно, мама, сберегите часы и Гидалий вернется!"
Мамой он стал звать Бейлу, как только ему стало лучше. Она ругала его и говорила, что мама у человека одна, нельзя называть чужую женщину этим словом. Но Андрей рассказал, что его мама никогда не уделяла ему столько внимания, как Бейла. Он же видит, что она своим родным детям не дает того, чем кормит его, чужого, а значит она ему самая настоящая мама.
Что там говорить, Бейле были приятны его слова.
Она знала, что Андрея скоро выпишут и он поедет домой, комиссовали вчистую. Как-то она вернулась домой со смены и увидела аккуратно свернутый матрас на постели Андрея. Не понятно почему открыла шкатулку. Она была пуста. Не веря своим глазам она кинулась в госпиталь, подумала, что Андрей придет поблагодарить врачей за излечения. Но его там никто не видел. Она не помнит, как бежала к вокзалу, может быть он ждет там поезда. Но и на вокзале его не было. Недавно ушел поезд и в нем, наверное, уехал Андрей. А может быть и нет, кто знает его планы?
Было уже поздно, темно на улице. Она шла домой и выла! Выла как собака, потерявшая щенков. Выла страшно, дико.
С тех пор она стала бояться ночи. Как бы она не устала стоило прилечь, глаза не закрывались, сон пропадал. А перед глазами вставал Гидалий. Он обнимал ее за плечи и просил: "Мама! Сбереги часы и я вернусь."
Страшная тоска сжимала ее сердце. Она винила себя, винила своих младших. Но Андрей ушел из дома, когда дети были в школе. Чем они были виноваты? Они тоже съеживались, когда слышали ночами мамин тоскливый вой.
Поэтому Бейла старалась работать так, чтобы с ног упасть и забыться на 5-6 часов.
Писем от Гидалия больше не было.
Бейла не кричала, не рыдала, не рвала на себе волосы. У нее было предчувствие, что мужа она проводила на смерть. И похоронка не была неожиданной. Как говорили медсестры, с которыми она работала, - она окаменела. И все, в том числе и врачи рекомендовали: "Ты поплачь, покричи, будет легче!" Но она молча уходила на свой пост, обрабатывала раны, швы после операций тем, кто мог сам дойти до перевязочной.
С тех пор она стала работать в два раза больше даже тогда, когда были относительно спокойные дни. Дочь 14 лет и младший двенадцатилетний сын сами справлялись с уборкой их маленькой комнаты, готовили себе и матери нехитрую еду, учились в школе.
Никто не знал, как Бейла боялась ночи. Как бы она не уставала, но только ложилась спать, как перед ней вставало лицо ее старшего, Гидалия. Красавец, умница, он прекрасно учился, прекрасно пел, в семье у Бейлы пели все ее дети и она сама. До войны, когда все садились за праздничный стол, соседи уже ждали когда они запоют. Высокие голоса детей и Бейлы сплетались в изумительный узор. А в последние годы, после мальчишеской ломки голосов, зазвучали теноры ее старших сыновей.
Бейла любила всех своих детей. Но старший вызывал ее особенную гордость и радость тем, что был очень внимателен и к родителям, и к своим младшим братьям и сестре. Бейла знала, если Гидалий дома, она могла спокойно уйти на работу даже тогда, когда младший был совсем младенцем.
Муж был человеком молчаливым, много работал, чтобы прокормить большую семью. Бейлу отдали за него родители, когда ей было всего 15 лет. Она и не поняла зачем ее позвали в комнату, где сидели важные гости, и спросили: пойдет ли она замуж за этого человека.
В это время она играла с соседскими девчонками, ей не понравилось, что мать заставила ее умыться, гладко зачесать густые черные, волнистые волосы и надеть праздничное платье. И все это в будний день, не в шабат!
Чтобы ее скорее отпустили к подружкам она согласно мотнула головой, взглянув на дяденьку в новом картузе.
Свадьба ей понравилась. Было много вкусной еды и все смотрели на нее, нарядную и красивую. Правда танцевать ей не разрешил дяденька, которого теперь надо называть мой муж.
В 16 лет Бейла родила своего первого сына и, на удивление всем, стала великолепной матерью. Не найдя эмоционального отклика у взрослого мужа она всем сердцем привязалась к младенцу, для которого стала центром мира.
Свекровь пыталась помогать ей, вставала к младенцу по ночам, но Бейла быстро прекратила эти попытки. Она слышала малыша, когда он только просыпался и вскакивала к нему.
Через два года родился второй ребенок. Так каждые два года Бейла становилась мамой. Потом муж заболел гриппом. И Бейла перестала беременеть, видно получил какое-то осложнение.
Муж разрешил ей пойти на курсы медсестер и она начала работать в больнице, в хирургии.
Перед войной жили уже неплохо. Правда не было своей квартиры и снимали с семьей жилье одинокой бабушки. Но тут повезло и Бейле дали комнату в общежитии за хорошую работу.
Им выделили участок земли и муж стал заготавливать бревна для строительства своего дома.
Гидалий во время летних каникул устроился в артель по сплаву леса. Заплатили ему хорошо. Себе купил часы, о которых мечтал. Часы были пределом желаний для тогдашних парней и девушек. Это было единственное украшение и свидетельство обеспеченности молодого человека. Оставшиеся деньги отдал маме.
Сказать, что Гидалий спал с часами - это ничего не сказать. Он не снимал их с руки и младшие могли подержать их только при его пристальном внимании, боялся, что уронят и разобьют его драгоценность.
Война. Все планы, все мечты рухнули.
Уходя на фронт он отдал часы маме и попросил: "Мама, пожалуйста, сбереги часы! Ты их сбережешь и я вернусь, хорошо?"
Бейла завернула часы в тряпочку, положила в шкатулку, и строго-настрого приказала младшим не прикасаться к ней.
Когда в их больницу стали привозить раненных, больницу назвали госпиталем. Ввели военные звания врачам и медсестрам, выдали всем военную форму.
Работы стало не в пример больше. Как-то Бейла обратила внимание на парнишку по имени Андрей. Высокий, белокурый, голубоглазый. У него никак не заживал шов после операции. Антибиотиков в то время не было, лечили стрептоцидом. Он старался не стонать при перевязках, но Бейла видела, как ему больно. Доктор Маргулис как-то проворчал себе под нос: "Эх, мамку бы сейчас сюда твою, чтобы выкормила, выходила тебя! Все бы зажило, как на собаке!"
И Бейла решила забрать Андрея к себе домой. У нее в душе была молитва: " Я помогу чужому сыну, пусть кто-то поможет моему, если придет трудная минута!"
Андрея перенесли на носилках в ее комнату, благо недалеко, по разрешению заведующего отделением. Доктора навещали его, следили за раной, выдавали лекарства. Бейла нянчилась с ним, как со своим ребенком. Она умела шить. И стала шить по ночам, чтобы заработать лишние деньги и купить курочку. Она знала с детства: куриный бульон вылечит любого!
Своим двоим она сказала, что они должны помогать ей вылечить Андрея и ее дети уходили из дома, когда мать варила бульоны для раненного. Им бульон не полагался, но и терпеть этот запах сил у них не было.
Старики знали, что говорят. Помог бульон и куриное мясо! Стала затягиваться рана Андрея. Он начал вставать и ходить понемногу. Бейла ликовала и счастливая носилась и в госпитале, и дома.
Доктор Маргулис ухмылялся в усы и говорил: " Материнский уход заменит трех врачей!"
Как-то Бейла вернулась с работы и увидела, что Андрей держит в руках часы Гидалия. Она взяла их у него и рассказала про своего старшего сына. Про него и про всю семью Андрей уже давно все знал. Рассказала про просьбу сына сберечь часы.
Андрей горячо поддержал Бейлу: "Конечно, мама, сберегите часы и Гидалий вернется!"
Мамой он стал звать Бейлу, как только ему стало лучше. Она ругала его и говорила, что мама у человека одна, нельзя называть чужую женщину этим словом. Но Андрей рассказал, что его мама никогда не уделяла ему столько внимания, как Бейла. Он же видит, что она своим родным детям не дает того, чем кормит его, чужого, а значит она ему самая настоящая мама.
Что там говорить, Бейле были приятны его слова.
Она знала, что Андрея скоро выпишут и он поедет домой, комиссовали вчистую. Как-то она вернулась домой со смены и увидела аккуратно свернутый матрас на постели Андрея. Не понятно почему открыла шкатулку. Она была пуста. Не веря своим глазам она кинулась в госпиталь, подумала, что Андрей придет поблагодарить врачей за излечения. Но его там никто не видел. Она не помнит, как бежала к вокзалу, может быть он ждет там поезда. Но и на вокзале его не было. Недавно ушел поезд и в нем, наверное, уехал Андрей. А может быть и нет, кто знает его планы?
Было уже поздно, темно на улице. Она шла домой и выла! Выла как собака, потерявшая щенков. Выла страшно, дико.
С тех пор она стала бояться ночи. Как бы она не устала стоило прилечь, глаза не закрывались, сон пропадал. А перед глазами вставал Гидалий. Он обнимал ее за плечи и просил: "Мама! Сбереги часы и я вернусь."
Страшная тоска сжимала ее сердце. Она винила себя, винила своих младших. Но Андрей ушел из дома, когда дети были в школе. Чем они были виноваты? Они тоже съеживались, когда слышали ночами мамин тоскливый вой.
Поэтому Бейла старалась работать так, чтобы с ног упасть и забыться на 5-6 часов.
Писем от Гидалия больше не было.
Похоронка пришла через полгода.
