Действующие лица:
Майкл Анкон (1886–1919) – матрос грузопассажирского парохода «Анкон», уроженец пригорода Панамы, участник боевых действий во Франции.
Хирото Судзуки (1874–1904) – японский корабел; сделал себе харакири, когда потонул броненосец «Ясима», в строительстве которого он участвовал.
Место действия – Панама.
Время действия – начало ХХ века.
Автор (из-за кулис): Последним погибшим на той войне американцем официально считается Генри Гюнтер. Не стало его буквально за мгновение до Компьенского перемирия, 11 ноября 1918 года в 10 часов 59 минут. Сержант Гюнтер служил уже полгода, домой писал жалостливые письма, забыв про цензуру. За это был разжалован в рядовые и, желая кому-то что-то доказать, полез один в атаку. Уже все знали о прекращении боевых действий. Немцы не желали убивать его, но Гюнтер, подбежав ближе, открыл огонь по их траншее. Ответная очередь сразила безумца. Правительство США посмертно вернуло ему звание, наградило медалью и назвало последним своим героем, погибшим в той войне. Однако в Американском экспедиционном корпусе воевали также выходцы из Африки, стран Латинской Америки, Франции, России, даже Китая. Многие из них пали в боях ещё и в 1919 году. А кого-то не стало, когда они, израненные, возвращались домой…
ДЕД МАЙКЛА не оставил о себе доброй памяти. Был он грабителем, грозой южных штатов, но «охотники за головами» не назначали за него награды, потому как ни следов, ни свидетелей он никогда не оставлял. Где кончил жизнь – неизвестно. Семья про него потихоньку забыла, а незадолго до того, как Панама стала независимой, перебралась в столицу будущей республики.
Отцу Майкла место понравилось. Дом он поставил на холме, откуда открывался красивый вид на залив. Холм назывался Анкон – такую и взяли новую фамилию. Стали панамцами.
Майкл был последним ребёнком в семье, рос резвым, кудрявым. Бледнолицым, как стопроцентный гринго. Но и этих процентов не хватило. То, что «первосортным янки»» он не является, мальчик почувствовал, когда отец первый раз привёл его в порт.
Кого только там не было! Слух прошёл, что будет строиться канал, станут платить бешеные деньги, и те, кто не успел переболеть «золотой лихорадкой», помчались со своими лопатами сюда. Вся Латинская Америка, канадцы, европейцы, даже японцы – с работой во всём мире было тогда непросто, а здесь обещали по два бакса в день.
Землю копать и грузить в вагоны Майкла не взяли, мал ещё. Отец сунул серебряный доллар кому надо, и парнишку приставили к кухне. Маисовая похлёбка, кукурузные лепёшки, жареная фасоль и ткемалевый соус с перцем чили – еда для всех, одинаковая и простая. Парень старался, и вроде получалось, нареканий не было, но когда пришёл за получкой, оказалось, что заработал он за неделю всего один доллар и семьдесят пять центов. Почему так?
– Потому что ты латинос! Два доллара в день – это для гринго, а вы, панамцы, по гроб жизни должны быть благодарны Соединённым Штатам за то, что они сделали вас свободными!
Короче, попрощался Майкл с родителями и отправился на поезде в Сиэтл. Америка построила два грузопассажирских парохода-близнеца специально для будущего канала. Оба гиганта уже спустили на воду и теперь набирали команду. Можно сказать, повезло: парня взяли младшим стюардом, немало помогло его знание испанского и английского.
Майкл попал на судно, которое называлось «Шаумут», – и началась у парня взрослая жизнь. С раннего утра стюардов гоняли по всему 150-метровому пароходу, они драили, красили, мыли, таскали, убирали – и всё бегом. Проштрафившихся немедленно списывали на берег. К концу лета стало известно, что «Шаумут» пойдёт из Сиэтла в Японию, но прежде должен заполнить свои огромные трюмы. Когда осадка гигантского судна не позволяла заходить в порты, принимали грузы с лихтеровозов прямо в море.
Появились и пассажиры. Сначала это были в основном молодые японцы, Майкл быстро сошёлся с ними.
– Мы приехали в Соединённые Штаты строить военные корабли, – рассказывали новые друзья, когда они собирались после ужина в кубрике. – Америка и Британия дали нашей стране большие кредиты. За это мы должны напасть на Россию и разбить её флот. Мы хотели помочь на верфях, но американцы прогнали нас. Теперь вот возвращаемся домой…
Увидев на руке одного из корабелов татуировку, Майкл поинтересовался:
– А правда, что самураи никогда не набивали на своё тело никаких рисунков?
– Да, правда, – ответил тот, что ближе сидел, которого все звали Хирото Судзуки. – Уже сто лет тату в нашей стране официально запрещены. Раньше клеймили только преступников, считалось, что татуировка – более мягкое наказание для них. Ещё сельских жителей так помечали, чтобы от сюзерена не убежали. А самураи – это привилегированный класс, им такие знаки ни к чему. Дурная мода не для них. Они научили каждого из нас главному – смотреть на смерть в бою, как на счастье.
– Умереть в каком бою? Вы же кораблестроители!
– Неважно, в каком бою. Если отечество потерпело поражение, жизнь не имеет смысла. Несколько лет назад сорок три японских офицеров лишили себя жизни, когда европейские державы принизили нашу победу над Китаем. В этом суть кодекса чести, нашей религии...
Остальные японцы в знак согласия с Хирото лишь кивали головами.
В Йокогаму они пришли 12 сентября. Потом отправились в Нагасаки, по пути зашли в Осаку. Это была родина Хирото Судзуки и четверых его друзей, остальные высадились раньше. Майклу впервые дали разрешение сойти на берег, и друзья потащили его в Кобе, где двенадцать лет назад стоял на якоре фрегат «Память Азова». На его борту лечился после покушения на него русский цесаревич, действующий ныне император Николай II.
Когда в 1891 году отставной самурай чуть не убил высокого гостя, при дворе японского микадо началась жуткая паника. Увеселительные мероприятия были отменены. В окрестных публичных домах запретили играть на музыкальных инструментах и принимать клиентов. Все опасались, что разгневанная Россия потребует огромных выплат и даже территориальных уступок. Император Мэйдзи старался успокоить подданных: «Русские – не варвары, они на такой поступок не способны».
К счастью, раны цесаревича оказались не опасными для жизни, никаких компенсаций Санкт-Петербург не потребовал.
– Я помню, как мы все искренне молились за выздоровление русского престолонаследника, а когда он поправился, десятки тысяч японцев пришли в порт провожать его фрегат, – рассказывал Хирото. – Мы всегда очень уважали русских. Не понимаю, зачем нам воевать с ними?..
…Первый рейс Майкла Анкона на пароходе «Шаумут» продолжался четыре с половиной месяца. Ещё заходили в Шанхай, Гонконг, Манилу, но там никого из обслуги на берег не пускали.
Работать стюардом Майклу понравилось. Драить мелом всё, что блестит, наводить везде порядок, помогать пассажирам с багажом – это понятно, и даже чаевые при этом копятся. Всё чаще ему доверяли разносить по каютам заказанные обеды – заметило начальство, что у него поднос даже в качку словно намертво приклеен к пяти пальцам.
Рождество Майкл провёл дома. Отец рассказывал, что строительство канала остановлено, денег нет, Соединённые Штаты стараются прибрать всё к своим рукам, Колумбия сопротивляется, не желает отдавать свои земли, но где ей устоять перед хитрыми «стопроцентными янки».
В конце января 1904 года пароход «Шаумут» отправился в свой второй рейс. В Йокогаму судно прибыло, когда русско-японская война уже началась. Перемены сразу бросились в глаза: по улицам города вышагивали ликующие толпы, в храмах беспрестанно молились за победу над ненавистным врагом, который ещё вчера был другом.
Пассажиров оказалось так много, что стюардов переселили в трюмный кубрик. Много было русских: они бежали из Владивостока от войны. Выделялся среди них один богатый господин. Он поднялся на борт в сопровождении охраны, весь в белом – пальто, шляпа, даже ботинки, – несмотря на сильный ветер со снегом. Занял люкс и сразу потребовал в каюту шампанского с ананасами и жареных рябчиков. Майкла послали к нему с подносом. Парня удивило, что и костюм у господина белый, и жилетка, и манишка тоже, а на шее – оранжевый галстук. Охрана у дверей каюты – два молчаливых бородатых великана – ощупала Майкла со всех сторон. А чаевых господин в белом не дал вовсе.
Наконец Йокогама исчезла за горизонтом, ветер стих, океан успокоился. Друзья-стюарды по секрету сообщили, что капитан «Шаумута» получил радиограмму о том, что даже в сотнях милей от берега японские торпедные катера проверяют все корабли. Есть опасения, что воюющие стороны – неважно, какие – могут захватить грузопассажирские суда, идущие из японских портов.
Не успело солнце зайти, как случилось невероятное. Что-то длинное и чёрное поднялось на поверхность моря. Две тонких мачты, на носу и на корме, посредине рубка, из неё вылез на узкую палубу матрос и поднял на кормовой мачте американский звёздно-полосатый флаг.
– Стоп машина! Шлюпку на воду! – прокричал в рупор капитан «Шаумута».
[justify][font=Times New Roman",
