Её жизнь - молния!

Говорят, жизнь сверхновой звезды коротка.
Она вспыхивает ярким, ослепительным светом, лишь на мгновение вечности озарив чёрную мглу Вселенной, раскрашивая всем спектром своего излучения серую, повседневную сущность человеческого бытия, но быстро гаснет, растратив энергию и исчерпав внутренние ресурсы.

11 ноября 1860 года над миром зажглась такая звезда – в лице нашей соотечественницы Марии Константиновны Башкирцевой, русской аристократки, посвятившей, всю без остатка, свою более чем короткую жизнь служению искусству и… ведению дневника.

Её жизнь – молния!
В которой было заключено столько энергии, столько испепеляющего желания жить, что с лихвой хватило бы на сотню незаурядных жизней…

Это была натура с сильным характером, богатая по своему внутреннему содержанию и прекрасная в своём женском облике. Тонкий художественный вкус и блистательный ум, целеустремлённость и жажда знаний, неисчерпаемая потребность в самовыражении, любовь к искусствам, всесильная тяга к Прекрасному, врождённая внешняя и внутренняя красота, неописуемый темперамент, талант…

Не слишком ли много для одной, чтобы быть недвусмысленно понятой и любимой всеми?..

«Мне часто говорят, что я – хорошенькая, но я считаю себя всего лишь миловидной… мне хотелось бы стать Личностью. Такой, чтобы после моей смерти мой дневник был интересен всем».
(30 декабря 1873 г., 13 лет)

Каково?..
Но в этом по-детски наивном и смелом признании показателен не сам факт постановки перед собой столь грандиозной задачи – стать Личностью, - что вообще-то характерно для этого возраста (самоутверждение), а то, с каким упорством и последовательностью она осуществляла задуманное, ни на секунду не сомневаясь в себе, какую жертву принесла на алтарь однажды избранных ценностей…

Богатство, блеск и признание в свете, гламур, как сейчас говорят… Но у неё уже всё это было! Неужели же этого было мало? О чём ещё может мечтать девушка из высшего общества, когда жизнь только начинается?

«Этот бедный дневник, содержащий в себе все эти порывы к свету – порывы, к которым отнесутся с уважением, как к порывам гения, если конец будет увенчан успехом, и которые назовут тщеславным бредом заурядного существа, если я буду вечно коснеть.
Выйти замуж и иметь детей? Но это может сделать каждая прачка! Но чего же я хочу? О! Вы отлично знаете. Я хочу славы!».
(3 июля 1876 г.)

«Уже два часа. Новый год уже наступил, и ровно в полночь, с часами в руках, я произношу своё пожелание, заключённое в одном единственном слове – слове прекрасном, звучном, великолепном, опьянительном: Славы!»
(31 декабря 1883 г.)

Личность Марии Башкирцевой – явление феноменальное, из ряда вон выходящее, неподдающееся объяснению с помощью простой логики. Какие предпосылки социального или наследственного характера заложили основу этого Феномена? Какие научно обоснованные концепции могли бы дать ответ на этот вопрос?

Кто она, интеллектуальный вундеркинд из благородного семейства, несостоявшаяся богиня, или никчемный уродец с наполеоновскими амбициями? Мы можем частично объяснить лишь эволюцию, развитие тех редких дарований, которые были отпущены ей, вероятно, свыше. Эта эволюция в немалой степени обязана её личному дневнику, где зарождался и бурно кипел процесс духовного и умственного развития. Элитные семена гениальности попали в плодородную, активно культивируемую почву. Причём очевидно, что эта почва культивировалась не столько извне, сколько изнутри. И это лишний раз подтверждает, что человек не является пассивным носителем каких бы то ни было качеств, доставшихся ему по наследству или по воле Божьей, а способен их изменять, улучшать, развивать или утрачивать.

«Мне тринадцать лет; если я буду терять время, что же из меня выйдет!»
(6 мая 1873 г.)

Что это, если не установка, решительная и безапелляционная, на Культ Личности, в хорошем, правильном смысле этого слова? Что это, если не самопрограммирование?

«Я презираю людей, которые не представляют из себя ничего»
(20 августа 1879 г.)

Безусловно, личность М. Башкирцевой глубоко противоречива и неоднозначна с нравственной точки зрения, обывательской психологии и социального восприятия. На бытовом уровне более чем легко показать, насколько она была горда, честолюбива, тщеславна, высокомерна. Характерно, что она сама прямым текстом говорит об этом, не пытаясь ни смягчить, ни оправдать свои недостатки. И это только располагает к доверию, добавляет уверенности в её искренности, правдивости, достоверности дневника.

«Я буду наказана за мою гордость и за мою глупую надменность. Читайте, добрые люди, и поучайтесь! Этот дневник – самое полезное и самое поучительное из всего, что было, есть и будет написано! Тут вся женщина, со всеми своими мыслями и надеждами, разочарованиями, со всеми своими скверными и хорошими сторонами, с горестями и радостями. Я ещё не вполне женщина, но я буду ею. Можно будет проследить за мной с детства до самой смерти. А жизнь человека, вся жизнь, как она есть, без всякой замаскировки и прикрас, - всегда великая и интересная вещь».
(14 июля 1874 г., 14 лет)

И если мы не нуждаемся в большем, чем покопаться в грязном белье, то нет ничего проще: в дневнике Маши достаточно много такого, что может затронуть самолюбие или обидеть до глубины души критиканствующего простолюдина, ревнивого за свою честь и достоинство, равно как и всякого пламенного борца за всеобщее равенство и социальную справедливость.

Богатство, слава, сильные мира сего – были предметом её трепетного поклонения и восторга. Далеко не все её интеллектуальные изыскания и психологические выкладки бесспорны, и, «не мудрствуя лукаво», вырванные из контекста данной конкретной жизни, легко могут стать предметом ханжеского осуждения и порицания, дескать, вот, какая сволочь – то, чего все мы, ведущие дневники, боимся пуще огня, предпочитая подчас предать свои творения забвению, чем сделать их достоянием многоликой общественности.

«Никогда не понравится мне человек ниже меня по положению; все банальные люди мне противны, раздражают меня. Человек бедный теряет половину своего достоинства; он кажется маленьким, жалким, имеет вид какой-то пешки. Тогда как человек богатый, независимый полон гордого покоя. Уверенность всегда имеет в себе нечто победоносное…»
(28 октября 1873 г., 13 лет)

Или вот ещё, полюбуйтесь:

«Стендаль имел по крайней мере двух-трёх людей, способных понимать его, а у меня… это просто ужасно: все так плоски, и даже люди, которых прежде находила умными, кажутся мне теперь просто глупыми. Уж не выйдет ли из меня в конце концов так называемая непонятая личность?»
(28 ноября 1883 г.)

А может, вам больше понравится это:

«Может ли быть что-нибудь более плоское, более подлое, более презренное, чем род людской? Ничего! Ничего! Род человеческий был создан к погибели… ну, да, я хотела сказать – к погибели рода человеческого».
(27 декабря 1875 г.)

Узнаём ли мы при этом себя, любимых, в прошлом жестокосердных недорослей, озлоблённых на всех и вся в своём несовершенстве и неотесанности, в извечном конфликте отцов и детей? Или ханжески забываем, что в своём самоутверждении, бескомпромиссно низвергая в хлам любые авторитеты, и даже своих близких - сами были такими?

«…мама всегда говорит о Боге: если Бог захочет, с Божьей помощью. Бога призывают так часто только для того, чтобы избавиться от разных мелких обязанностей. Это не вера, даже не набожность: это какая-то мания, слабость, подлость ленивых, неспособных, беспечных! Что может быть грубее, как прикрывать все свои слабости именем Бога? Это грубо; это даже более – это преступно, если действительно веришь в Бога. Если чему-либо суждено быть, то это будет, - говорит она, чтобы избежать труда двинуться с места и упрёков совести».
(22 августа 1880 г.)

Но ведь это не крик души и отчаяния бьющейся в сетях нищего рыбака золотой рыбки, не исполненная ненависти агония умирающей злой Горгоны – это всего лишь эмоции живого, чувствующего существа, с его детской категоричностью, наивностью и целомудрием, в стремительном, взрывоподобном росте своём не успевающего раздвигать границы жизненного пространства и времени. Этот юношеский максимализм, свойственный всем и каждому, простителен, если только он преходящ и со временем переходит в терпимость, благоразумие и любовь. Вся разница лишь в темпераменте, да ещё в том, насколько тот или иной формирующийся характер способен управлять своими эмоциями. Здесь же мы видим сильный, ярко выраженный характер, не дающий пощады в своём эмоциональном всплеске никому, и, прежде всего, себе:

«Глубокое отвращение к самой себе. Я ненавижу всё, что я делаю, говорю и пишу. Я ненавижу себя, потому что не оправдала ни одной из своих надежд. Я обманулась. Я глупа, у меня нет такта, и никогда не было. Укажите мне хоть на одно моё умное слово или разумный поступок. Ничего, кроме глупостей! Я считала себя умной, а я нелепа. Я считала себя смелой, а я боязлива. Я думала, что у меня талант, и не знаю, куда я его дела. И при всём этом претензия писать прелестные вещи! Вы, может быть, сочтёте умным то, что я только что высказала; это только так кажется, но на самом деле не умно. У меня не достаёт ловкости судить о себе верно, что заставляет предполагать скромность и массу других качеств. Я ненавижу себя!»
(20/21 сентября 1877 г.)

Бескомпромиссность в самооценке, умение видеть себя таким, какой есть на самом деле или свои отрицательные качества – достоинство далеко не каждого мужчины, не говоря уже о женщинах.

«Я представляю из себя характер в высшей степени сложный…»
(3 мая 1878 г.)

Сложный, и столь же ранимый…

«Найду ли я когда-нибудь какую-нибудь собачонку на улице, голодную и избитую уличными мальчишками, какую-нибудь лошадь, которая с утра до вечера возит невероятные тяжести, какого-нибудь осла на мельнице, какую-нибудь церковную крысу, учителя математики без уроков, расстриженного священника, какого-нибудь дьявола, достаточно раздавленного, жадного, грустного, униженного, забитого, - чтобы сравнить его с собой?
Что ужасно во мне, так это то, что пережитые унижения не скользят по моему сердцу, но оставляют в нём свой мерзкий след!»
(28 декабря 1875 г.)

И я хочу повториться, что столь эмоциональное изложение своих мыслей и чувств лишь признак правдивости и неподдельной искренности автора дневника, с его необузданным темпераментом и самобытным духовным миром. Где ты ещё видел, мой благосклонный читатель, столь же красноречивое, многократно повторяющееся, как заклинание, Уникальное авторское Уведомление (один из признаков Реального Личного Дневника)? К примеру, вот это:

«Не ищите ничего такого, что не находилось бы в этом дневнике, я добросовестна и никогда не прохожу молчанием ни мысли, ни сомнения. Я воспроизвожу себя так точно, как только позволяет мне мой бедный ум. А если мне не верят, если ищут чего-нибудь сверх того или под тем, что я говорю, тем хуже! Ничего не увидят, потому что ничего и нет».
(1 октября 1875 г.)

Или вот это:

[I]«…я писала и пишу безусловно искренно именно потому, что надеюсь быть изданной и прочитанной. Если бы эта книга не представляла точной,