Генерал Деникин: «Очень многие считали необходимым немедленное официальное признание в армии монархического лозунга. Это настроение проявлялось не только внешне в демонстративном ношении романовских медалей, пении гимна, но и в некотором брожении в частях».
Генерал Алексеев: «Россия должна подойти к восстановлению монархии, никакая другая форма правления не может обеспечить целости, единство, величия государства. Так думают почти все офицерские элементы, входящие в состав Добровольческой Армии».
Генерал Молчанов: «Большинство из нас, особенно офицеры, были монархистами».
Депутат Гос. Думы, октябрист Савич: «Я слышал, как офицерство поёт при каждом удобном случае «Боже, Царя храни». Никакая газета этого не выбьет».
Полковник Гершельман (воевавший на Северо-Западе): «Фронт был явно монархичен... Между фронтом и тылом было полное идеологическое расхождение».
Полковник Вырыпаев (воевавший в Сибири): «Большинство войсковых частей носили монархический характер».
Капитан Макаров: «Подавляющее большинство кадрового офицерства были монархисты».
Капитан 2-го ранга М. Смирнов: «Большинство офицеров флота считало, что без Царя отечество погибнет».
Доброволец из интеллигентов Н. Алексеев (воевавший на юге): «У нас более или менее явно господствовали монархические настроения и симпатии. Я смело могу сказать, что не встречался на фронте с человеком, который был бы убеждённым и последовательным демократом-республиканцем».
Даже у корниловцев по свидетельству капитана Патронова большинство составляли монархисты.
Бьёркелунд: «Одним из столпов всех установок был Царь. Это была личность для нас символическая, и за неё любой из нас должен был быть готов отдать всё, вплоть до жизни».
Полковник Ковалинский: «Мы умирали и умрём за Царя, нашего Державного шефа».
Историк С. В. Волков: «Большинство офицеров было настроено монархически и в целом дух белых армий был умеренно монархический».
Если кому и мешали монархические настроения, то союзникам, активно вмешавшимся во внутренние дела России.
Французский посланник Эрлих прямо обмолвился, что «поддержка монархических настроений не входит в планы союзников».
Состоявший советником при Ставке Деникина англичанин Уильямсон вспоминал, что получал «самые настойчивые приказы не проявлять симпатий монархистам», что ему давалось трудно из-за «чувства предательства по отношению к своему королю».
Глава Союзной военной миссии в Прибалтике английский генерал Гоф: «Теперь настало время, чтобы ясно доказать, кто достоин управлять Новой Россией, которая, хотя и медленно эволюционирует, но с достаточной быстротой, чтобы ясно доказать всем реакционерам и узким доктринёрам, что для них там нет места». (Нужен был очень специфический взгляд на вещи, чтобы увидеть «эволюцию» в Гражданской войне, сопровождавшейся террором, голодом и всеобщей разрухой; монархистам же Гоф вовсе отказывал в праве на существование)
Кадет Милюков: «Клемансо после войны приветствовал освобождение союзников от идеологии старого русского режима, хотя бы при посредстве большевиков».
Клемансо: «Постыдный Брест-Литовский мир нас сразу освободил от фальшивой поддержки союзных притеснителей».
Президент США Вильсон был ещё откровеннее: «Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм… Все чувства народа США находятся на стороне русского народа в момент его попытки освободится навсегда от самодержавного режима».
Его советник, полковник Хаус объяснил, почему союзники так опасались усиления монархических настроений: «Если Россия качнётся назад, к самодержавному правительству, то я думаю, что тесное сближение между Германией, Японией и Россией несомненно».
Граф Фредерикс: «Ни Франция, ни даже Англия не постоят за нашу династию. Они были бы слишком довольны переходу России к республиканскому строю, видя в этом ослабление её мощи».
