С утра с женою лепим бабу мы; точнее, бабу я один леплю. Жена дрожит от шалостей зимы и шепчет мне: – Я холод не люблю…
Ушла домой по снежному двору (наверно, по своим делам спешит), сказав: – Играй один в свою игру! (Я был уверен, что она сбежит).
Я очертанья бабы придаю шарам из снега: вот тугая грудь! Тружусь полдня подобно муравью – но нет, увы, желающих взглянуть
на эту бабу, что слепил один весёлый человек и гражданин.
* * *
Ещё вчера природа грязно-серой в пределах нашенских краёв была; а ночью выпал снег из тропосферы и завалил окрестности села.
Ещё вчера зимою и не пахло. Невнятный и сомнительный пейзаж. Уныло было всё и как-то затхло, а нынче настроение – кураж!
И знаю я, что предстоит мне сделать: приободрив пивком себя слегка и зная, что я скульптор неумелый, спешу во двор лепить снеговика!
И к вечеру, свои труды закончив, воткнув морковку в нижний снежный ком, вернусь домой, чтоб скушать с чаем пончик. Залью заварку свежим кипятком и подожду, пока она напреет, пока дурманно-пряный аромат мне скуку молчаливую развеет; даст жизненной энергии заряд…
А там и тихий вечер с тёплой грустью, а дальше и в постель уже пора…
Такие дни бывают в захолустье с названием затасканным "дыра".
* * *
Был первый снег, и бабу на морозе нетрезвые слепили мужики. И вот она стоит в бесстыжей позе, глаза чернеют (видно от тоски).
В одной руке у женщины бутылка, в другой – гранёный, треснувший стакан. Не баба это. Так себе. Дурилка. Не лезь, мужик, в скульптуру, если пьян!
Но всё же, что-то есть такое в обличье женщины из снега: волнует сердце, не даёт покоя…
За выпивкой, пожалуй, стоит сбегать. Коктейль смешаю, залпом выпью и зажую ломтём лимона…
И зареву болотной выпью, как вспомню я "Пигмалиона"…
...Бернарда Шоу я корить не смею – историю любви придумал он…
Жаль, баба снежная отнюдь не Галатея...
И я, конечно, не Пигмалион...
