Произведение «Безмятежное и нетипичное» автора Максим Гайслер

— Ты как умудрился настолько сильно куртку прожечь? Закурил, наверное!
— Уйди нахер. Какое тебе вообще дело до моей куртки?

Вновь обнажилась рана, что нанесли бенгальским огнем в новогоднюю ночь. Она обильно сочилась потоком пуха, который я дважды пытался сдержать плотиной из серого крайне клейкого скотча. В тон пуховику. В пути до магазина я заметил, что наклеенная мной давеча заплатка теперь пребывала всмятку. Я сразу вспомнил разговор с братом. Похоже, заплатку на ней разворошил именно он. Кретин.

В общем, иду я до магазина, а на асфальте накрапывает. Не то снег, не то дождь. Опять этот снегодождь из слов классика. В магазине относительно пусто, а я беру там пакет клубничного молока для Насти. Сегодня на половине смены выяснилось, что за меня должен был работать коллега, но очнулся он только к обеду, так что, окрыленный срезанными рабочими часами и не менее срезанными рублями, я двигался навестить Настю на ее учебе, заодно передав ей наушники, оставленные у меня на днях. Люблю же я начислить кучу оборотов своему тексту. Сажусь на автобус.

На дворе начало февраля, но все сугробы уже сошли, кроме тех, что заныкались в потемках и под балконами панелек. Сажусь на м82 и пялю в окошко. День пасмурный, но не по-мерзкому пасмурный, а успокаивающий и снимающий с ваших глаз стресс от солнечного давления. Я весь прошлый год не мог обойтись без солнцезащитных очков и думал, что они - уже продолжение моих глаз. Вы же помните, что было в прошлом году? Помните затяжной и безысходный февраль, слякотный китайский новый год и снег на девятое мая? Я щеголял по снежному Зябликово в шинели на девятое мая! Как глупо и символично. Заблаговременно я уже подготовился встретить этот февраль таким же, а то и хуже, но начало меня обнадежило. Впереди еще заморозки, но я уже писал до этого, что может защитить от них и согреть всех нас.

Автобус минует Каширку и вмиг наполняется студентами юридического колледжа. Они все одеты по форме и в своем копошении напоминают муравьиный рой, расползающийся по личным секциям в муравейнике. Я правда не определил, трутни они или нет. И не увидел их матку. Мы проезжаем Шипиловский ЗАГС, а мой взгляд цепляется за штыки на готичной ограде Царицынского парка, за ней - пруд, делимый мостом на две части. Одна, будто уже апрель, выпячивает свою водную гладь, на которой селезни играют, а другая еще даже не думает оттаивать. Дворники под ивами делают вид, что работают граблями. Граблями в феврале, я не припомню такого зрелища. Эти листья опали еще в конце осени, но были быстро погребены под снегом, который столь же быстро превратился в снегодождь, томно спускающийся на нас с небес. Я вот еду и думаю: «Эти дворники хоть на секунду вспомнили о том, что ровно год назад в этот же день они пытались сделать все, чтобы не работать лопатами а не граблями? Наверное, гастеры просто машинально выполняют приказы муниципального бригадира». Салон автобуса, к слову, почти пустой. Все студенты вышли еще на МЦД, так что теперь в нем сидит школьник, а еще пожилая пара и пара алкашей, которую я заприметил, еще только завалившись со своей остановки. Тихо и спокойно. Пастельные холодные тона и ни одного злополучного солнечного луча. Чересчур безмятежное и нетипичное дело для февраля. Мы заворачиваем в небольшой тупичок на 6-ой радиальной, где я выхожу.

Алкаши остаются на остановке, один из них крепко взялся за горло и теперь душит недопитую бутылку лимонного «Тонис Гаррета», а я, в такт плывущим по небу спокойным тучам, перетягиваюсь на другую сторону дороги и пересаживаюсь. На тот автобус, где народу уже побольше. Казалось, увидел с десяток знакомых лиц за сегодня. Так и едем с ними до Элеваторной, а потом, внепланово наметив себе кардио, я ускоряюсь. Перед глазами мелькают недружелюбные бирюлевские дворы. Я вспоминаю стаю ворон, пасущуюся рядом со свалкой предметов быта, обжившую стиральные и посудомоечные машины, уродливые тумбы и мешки со всякими блестяшками. Эту стаю я тоже видел из иллюминатора восемьдесят второго. Путь слегка загораживает женщина, раздающая ВкусВилловские листовки. Я в наушниках, но успеваю расслышать - она щебечет там что-то про здоровую пищу. Вспоминаю про тайных покупателей в лице крыс с помойки, которых часто встречали как раз во ВкусВилле и о своем друге, который питается только там. Да, друг, хороший друг. Один из лучших. Приятнейший длинноволосый человек, болтовня с которым за много лет пока не приедалась. Чаша весов стремится в его сторону, так что я, не останавливаясь, протягиваю работнице руку и вместе с листовкой ловлю в свои клешни ее благодарную улыбку.

На пункте охраны я встречаю Настю и слегка попяливаю на ее задорный взгляд и светлые волосы. Вместе с наушниками выдаю ей премию в виде вафли и купленного ранее клубничного молока, а вместе с премией - благодарное объятие за то, что она есть в моей жизни. Преподаватель черт знает какого предмета энергично комментирует все это. Она, скажу мягко, в теле. Думаю, муж давно не приносил ей ничего на работу. И даже в лучшие годы, полностью уверен, она не сравнилась бы с Настей. Мало кто в этом здании по своей привлекательности приблизился бы к моей Насте даже на километр. Прощаемся, и я выхожу. На обратном пути ловлю на себе ехидный взгляд все той же труженницы из ВкусВилла. Мы оба помним друг друга и я снова делаю ей одолжение. Сам ведь когда-то задарма работал промоутером. На том же месте, где сейчас мне сократили смену. Вот ради таких дней я и живу свою жизнь: когда ничего толком и не происходит, но все тебе рады или, по крайней мере, не злы благодаря убаюкивающей погоде. Когда ты не перерабатываешь, но все равно получаешь деньги и освобождаешься раньше времени, все еще имея возможность без предупреждения сделать для любимого человека что-то приятное. Когда ты, еще не зная, что тебя ждет и чем ты будешь заниматься остаток дня, протяжно лавируешь по прохладным улочкам в понимании того, что раз ты не сидишь в душном кабинете и не нервничаешь, а еще можешь наслаждаться мелочами вокруг себя, ты доселе принимал только правильные решения и все складывается именно так, как ты себе успел намечтать.

Все повторяется и я возвращаюсь к тупичку на 6-ой радиальной. Два алкаша едва стоят и пошатываются, видно уже кончили с бутылкой лимонного пива, от которого не осталось и капли. У одного из них тоже до боли знакомая физиономия. Втроем мы ждем м82, когда на остановку начинает подваливать толпа. Проходит минут десять и он показывается из-за угла, но не доезжает до нас и останавливается на полпути по выделенке. Водитель освобождает голубую рубашку от ремня безопасности и выходит. Этот ритуал повторяется каждый раз, когда вы ждете м82 в тупичке на 6-ой радиальной. Водила потягивается и, не спеша, выходит из автобуса. Встает под столбом, а я отворачиваюсь и смотрю на джазовое небо. Закурил, наверное.