«И убийственно страшно одиночество, вот ½ ч. остаться одной. Чувствую вес каждой минуты. Мыслей почти нет, есть одно что-то, нескончаемое. И — огромная апатия, страшно пойти в лавку за спичками, какой-то испуг».
Марина Цветаева считается одним из самых депрессивных поэтов целого века. Та, которая для меня эталон, в честь которой назвала свою дочь (она не раз меня упрекала, мол, зачем её назвала в честь повесившейся женщины). Депрессия – ключ к гениальности? «Не умереть хочу, а умирать» — так свое состояние определяла Марина Цветаева. Тема смерти, вечного страдания и беспросветного отчаяния пронизывает её творчество. Доподлинно неизвестно, ставили ли Цветаевой диагноз «депрессия» при жизни, но его можно без труда восстановить по косвенным факторам. После смерти трёхлетней дочери у поэтессы случился первый серьёзный приступ клинической депрессии, эхо которого будет преследовать ее до конца жизни. Цветаева спасалась от депрессии в поэзии и любви, но не нашла верную формулу и повесилась в последний день лета 1941 года. Мне почему-то это в голову не приходило. Я только слепо восторгалась ею. Может, даже пыталась подражать, ибо кроме её стихов, столько много я и не читала. А всё то, что впихивается в голову, впитывается в процессе проживания, так или иначе влияет на творчество. Если кто и берёт откуда-то ОТТУДА готовое, то только каркас, обрастать он будет деталями из своих собственных заготовок. Из того хаоса, сумбура, из чего состоишь вся ты.
Бытует мнение, что депрессия — это современная болезнь, придуманная нытиками и бездельникам. Кто-то неверно интерпретирует депрессию как плохое настроение. Раньше она называлась меланхолией. Считалось, что она присуща изнеженным интеллектуалам. Сам Гиппократ ещё в четвёртом веке описывал её симптомы считая, что меланхолия появляется из-за избытка чёрной желчи в организме. Желчный человек, теперь же таких вроде называют токсичными людьми. Сильная интоксикация мешает радоваться жизни. С тех пор медицина шагнула достаточно далеко, но к пониманию первопричин депрессии не приблизилась. Химический дисбаланс, атрофия мозга, гормональные нарушения, инфекции, эволюционный механизм, дурные гены, плохое воспитание, социальная изоляция — теорий о причинах возникновения болезни много. Депрессия проявляется себя как комплексное заболевание, и единственное, что можно сказать наверняка — она часть природы homo sapiens. Депрессия – вот причина несчастий. Потому себя любимого надо ублажать, баловать или шоколадками, или разными веществами, отвлекать творчеством, развлекать продуктами чужого творчества, вовлекать в религиозные козни. Материальные блага не заглушают боль утраты, беспричинную тоску, чувство тщеты. Чем успешнее, умнее человек, тем ближе он к депрессии, получается. Ибо у него потолок стремлений выше, горизонт планирования дальше, предел возможностей шире, запросов больше. Вечная гонка не оставляет времени на тоску, но в итоге часто она является наградой за стремление быть первым. Чувство неудовлетворённости – скрытый моторчик, а не вечный двигатель.
Самый несчастный человек скорее всего и не думает лечиться. 80% случаев клинической депрессии обходятся без профессиональной помощи. Столь большую цифру можно было бы объяснить характером болезни, но свою корректировку вносят и доступные сегодня способы лечения. Помощь психиатра, антидепрессанты, электросудорожная терапия, психологические и духовные практики помогают, но не всегда и не всем. 3,4% людей с большим депрессивным расстройством заканчивают жизнь самоубийством.
Ого, всё так серьёзно? Думала, это – привилегия, недоступная сковородке с ушами, теперь же стану сомневаться. Начну искать в прошлом не корни Зла, а признаки скрытой депрессии. Может, и у меня была депрессия, а сейчас просто ремиссия? Если она мне не присуща, это равносильно тому, что признать себя пустоголовым, бездушным, бессердечным существом. И бессовестным. Не было и нет – тогда надо вогнать себя в неё насильно. Тем более, в такое время в таком месте не испытывать хотя бы тоску противоестественно.
Было же у меня стихотворение “Тоска”. Название русское, нутро якутское. Острую тоску впервые испытала в раннем детстве, когда вдруг представила свое собственное будущее – унылое, беспросветное, глубоко совковое. Хотя совок обещали перекроить и из лоскутков соткать коммунизм. Это меня и пугало. И так мини-версия системы пыталась меня саму перекроить по своему образу и подобию. Быть, как все, большего и не требовалось. Жить, как все, думать, как все. Приходилось притворяться, приспосабливаться, прогибаться, чтоб никто и не подумал, чтоб никто и не заметил, что очень одиноко мне. Чем глубже прогиб, тем ярче картинка моего внутреннего телевизора. В то время, когда даже ламповых чёрно-белых телевизоров у нас не было, у меня был свой собственный. Отсидеть каждые сорок пять минут урока в школе помогали “передачи” этого самого телевизора. Выносить убогие серые будни в глубинке помогали они же. Потому нельзя сказать, что полноценно тосковала в детстве. Позже было не до тоски. До 19 лет брала от жизни всё, про запас. Это помогло вынести первое замужество, четыре года домашнего ареста. Вот где собака зарыта. Одна деревня была заменена другой. Тоска по воле, по малой родине, родителям и привычной среде, образу жизни заставила заговорить стихами. Иного способа выпускать пар у меня не было. Только книги, “СПИД-инфо” и стихи. Это – конец 80-х и начало 90-х. Меня бесило, что я в такое лихолетье не у дел, что всё происходит без меня. Ревнивый муж понятия не имел, что у меня в душе, какая тоска ест меня изнутри... Он ревновал даже к женщинам. Потому там на чужбине мне позволена была дружба только с одной старухой. Уже не помню, в чём именно выражалась наша дружба. С пожилыми, равно, как и с маленькими детьми, я как-то не очень.
О чём были эти ранние стихи, боюсь даже вспоминать. Наверняка, они были глубоко депрессивными, а как-же иначе. Повторюсь, стихи рождаются от тоски и печали. Или от любви. Позже список использованных мужчин стал конкурировать со списком прочитанных книг. Количество этих мужчин умножаем на сколько-то, получаем количество написанных стихов. А вот настоящее горе не вдохновило меня на стихи. Скорее, оно заставило от них отречься. Мне показалось, что стихи были предвестниками беды, прелюдией несчастья. Странно в относительно юном возрасте писать такие стихи, когда несчастьем и не пахло, ничто не предвещало беды. Странно и то, что беды и несчастья не явились стимулом для настоящей депрессии. Как ранее уже говорила, суровые якутские женщины рожают детей молча, да и хоронят без слёз. В наших краях не до сантиментов как-то. В крови иная установка – на выживание, на борьбу за жизнь, несмотря на суровые условия жизни. Девять месяцев зимы – чем не повод для тоски и уныния, чёрных мыслей и депрессии? Тем более, в рационе жирная пища, от которая та самая чёрная желчь. Но нам некогда унывать. Суициды есть, статистика такая же, как и везде. Бывает, что заедают или запивают тоску и печаль. Но мне не встречались те, у кого все признаки клинической депрессии налицо. Хотя у азиатов лицо на все случаи жизни. Мы умеем скрывать свои истинные чувства.
Как говорит известная писательница, чей талант уже соизмерим с общепризнанными классиками, человек – это единственное существо, которое исследует самого себя. В то же время он является самым зловредным существом. Самоедством, как правило, другие животные не занимаются. И на суицид они не способны. В них сидит главный стержень, на котором держится всё живое – страх. Страх за самого себя, за свою жизнь. А мы способны на истребление не только себе подобных, но и себя себя лично. Мой отец думал, что суицид – это высшая степень геройства. Этим он как-то оправдывал поступок собственной внучки. Зачем себя убивать себя, если и без того в мире столько всего, что так и жаждет убить тебя? Вот совесть – это и есть самоедство. У меня аппетита нет, есть самого себя...
В процессе проживания много чего впитывается. Ты, как губка. Губка – естественный фильтр. Потому всё же что-то остаётся за бортом. Но всё, что происходит с тобой, вокруг тебя – это бесценный опыт. В теории это не так переживается. Есть мнение: писатели для того и нужны, что дают возможность переживать другим многое в теории. Мол, самим мараться не приходится, все негативные спектры можно испытать в книгах. Мне как-то не встречалась книга лучше жизни. В определённый отрезок времени впитала столько всего, чего за всю жизнь не доводилось. Из этого “сора” можно сто книг сообразить, но лишние телодвижения ни к чему. Если бы знала, куда направлять взносы за членство в союзе журналистов за все годы моей творческой аскезы, я бы вновь вернулась в журналистику. Способность всё схватывать на лету, впитывать любые ужасы мира, реагировать мгновенно, писать быстро, может, кому пригодилась. В этом мой совок – какие членства в быстроменяющемся современном мире?
Большинство предпочитает быть в счастливом неведении. Они считают журналистов такого рода мазохистами, мол, как всё это можно через себя пропускать. Негатив остаётся у тебя внутри, мол, чревато. Если б так, все патологоанатомы, хирурги, реаниматологи и многие другие, давным-давно сошли бы с ума, самое малое – впали бы в депрессию. Они эмоции оставляют за пределами операционной или за пределами своего дома. Это особый навык – делать свое дело, без ущерба своему здоровью.
Но я всего лишь сковородка с ушами, ей лишние знания ни к чему, как и навыки + умения. Иные умники на чужбине фонариками светят, пытаясь тусклый свет выдавать за некий образ прекрасного будущего. Я же отправлюсь в недавнее прошлое, направляя свет мнимого фонарика, куда попало, чтоб выхватить признаки депрессии. За депрессию не положена репрессия.
Наугад: “30 июня 2000-го. Все ушли на ысыах (национальный праздник). Марина должна петь и танцевать. Мама, правда, болеет, но и она пошла. А у меня тоже праздник. Один раз в год я остаюсь дома совершенно одна. Спешу воспользоваться этим благом. Нет большего блаженства, чем состояние нестояния после только что написанного стихотворения. Праздник души. Слишком высокопарно? Словами этого не передать”. Однако после стольких лет аскезы я и забыла, как это бывает. Стихи-то никак тут не связаны с депрессией.
“30 июня 2001-го. Стиралась, убиралась. Хорошо дома!”. Где же ты, моя депрессия?
“30 июня 2002-го. Собирала листья земляники и цветы шиповника с Рексом. Купила красное платье Марине. Вечером с Леной и Агашей собирали багульник. Ночью (под утро) приходили Л. И ещё один парень. Маринкины “хвосты””. Что за Лена, которая в начале века прописалась в моём дневнике? Если это та, о которой я подумала, так из этого ещё несколько глав с маркировкой 18+ можно сообразить. А Л. мужского пола – это кто? Не у его ли жены скомуниздила тарелку, чтобы уменьшить себе порцию? Если веранда на лето становилась “дачей”, то амбар иногда превращался в “хату”. Это пахнет уже целым циклом, который к делу и
Мой отец думал, что суицид – это высшая степень геройства. Этим он как-то оправдывал поступок собственной внучки. Зачем себя убивать себя, если и без того в мире столько всего, что так и жаждет убить тебя? Вот совесть – это и есть самоедство. У меня аппетита нет, есть самого себя...
