Гелю, когда он ушел.
-Не могу объяснить. Но Арно говорит, что это страх потери молодости.
-Тебе всего 25. Хотя да, бывает и в таком возрасте эта дурь донимает. Все от безделья.
-В том то и дело, что ничем серьезным пока не хочу заниматься, душа как будто мечется.
-И поэтому ты своего француза мучаешь?
-Когда он рядом, мне спокойно.
-Он деньги зарабатывает, а ты устраиваешь ему всякое. Тоже займись делом.
-Я занимаюсь домом, еду готовлю, рецепты всякие осваиваю, рукодельничаю. Денег нам пока хватает, ему много заплатили за последний фильм.
-Он же и сейчас снимается?
-Да, его режиссер, кстати, и меня снял в одном эпизоде. А еще оператор по его желанию снимал нас, когда мы спали на коробках с реквизитом.
-Зачем?
-Ну… они всё снимают, на всякий случай. Любой эпизод может войти в фильм как фрагмент обычной реальной жизни. Арно сказал, что режиссер говорил с ним насчет меня. Поэтому я хочу попытаться справиться.
-Хочешь начать сниматься?
-Нет, совсем не это. Хочу отпустить Арно и заняться чем-то, например, начать рисовать или учиться танцам. От переводов я пока решила отдохнуть, а то уже тексты перед глазами начали мельтешить. Но мне трудно, бабушка. Все как-то потеряло для меня интерес, остался только он. И когда его нет рядом, я начинаю волноваться и думать, что больше не нужна ему.
-Может, подозреваешь его? Что-то чувствуешь?
-Вовсе нет.
-Раньше ведь такого не было?
-Раньше? Да, сейчас я вдруг осознала, что совсем не ценила его внимания. А это и есть то главное, чего я искала раньше. Просто не понимала.
-Нельзя на мужике замыкаться. Женщина должна быть самодостаточной.
-Почему? Зачем мне быть самодостаточной, я уже была такой. Нет в этом ничего хорошего, самодостаточность – это одиночество среди других и рядом со своим мужчиной. Арно дает мне чувство защищенности и равновесия.
-Понятно, у тебя кризис взросления. Бывает. Обычные интеллигентские поиски смысла жизни. Работу не пробовала найти? Ты ведь дипломированный специалист. Не обязательно сидеть над переводами. Можно менеджером работать в издательстве. Можно учебники разрабатывать, да мало ли. Тебя ведь и журналисткой приглашали.
-Как-то все это пугает меня. Нет, как специалист я уверена в своих знаниях, тут другое. Понимаешь, какой-то страх потери каждого драгоценного момента жизни.
-Жизнь многообразна, а ты зациклилась лишь на своем Арно. И ему не даешь никакой свободы. Это эгоизм чистой воды.
-Эгоизм? Да… ты права. Я не думала об этом.
-Вот и подумай. Хорошо еще, что он у тебя такой. Другой бы давно психанул. Мужикам свобода нужна.
Они не заметили, что Арно вернулся и стоит в дверях.
-Я очень долго искал ту, с кем хотел потерять свою свободу. Элеонора Викторовна, не всем подходят ваши приземленные взгляды на жизнь.
-А-аа, подкаблучник-защитничек явился. Ладно, умолкаю. Сами разбирайтесь со своими делами.
Арно сел рядом с Гелей и обнял ее.
-Бабушка права, я эгоистка, – сказала Геля.
-Имеешь полное право, – возразил Арно.
-Но ведь я постоянно тебя мучаю.
-А я, может, хочу этого! Никого не слушай. Твои капризы дороги мне, я ощущаю, что нужен тебе.
***4
Вечером они отправились на конную прогулку по лесной тропе. И почти всю дорогу держали лошадей почти вплотную друг к другу, чтобы разговаривать. Арно рассказывал о своих ранних кино-проектах. Гелю всегда поражала его азартная радость жизни. Именно она тянула ее к нему. Рядом с ним другие мужчины казались ей равнодушными ограниченными мужланами. Даже умные. Например, тот же режиссер. Он как вампир, желающий напитаться чужими чувствами и чужой радостью жизни. Иначе зачем бы ему снимать ее в сцене с туманом? Геля сейчас вдруг поняла, что ревнует Арно. К тому, что он, не скупясь, расточает на съемках свою радость, которую должен отдавать только ей.
-Арно, я ведь не должна? Это и правда, мой эгоизм? – спросила она, но он дотянулся и пожал ей руку:
-Геля, вся моя радость подпитана именно тобой. До нашей встречи я ощущал себя опустошенным и работал как робот, почти без живых эмоций. Между прочим, режиссер сразу понял, что ты для меня значишь, поэтому захотел тебя снимать. Плевать, что у тебя нет актерского образования, ты не играла в кадре, а жила. А это и есть цель кино. Мне для такого приходится вживаться. Понимаешь? Отрешаться от окружающего, погружать сознание в иную реальность, становиться тем, кого я пытаюсь изобразить. Со временем начинаешь вдруг ловить себя на том, что везде играешь роли, а это плохо, это потеря самого себя.
-Многие люди, вовсе не актеры, по жизни играют роли. Даже дети и собаки.
-Слава богу, лошади не такие.
-Ну, хорошо, ты играешь роли, и чем это плохо? Разве этим ты предаешь себя или действуешь против своих привычек и натуры?
-Нет. У человека много своих "я". Я – ребенок, я – взрослый, я – ленивец, я – капризный, я – начальник.
Геля засмеялась:
-Это точно. Я и сама порой непроизвольно изображаю что-то. Как же хитра человеческая природа. Арно, сейчас я думаю, что в самом начале с тобой я тоже играла роль. И только сейчас перестала.
-Поэтому ощутила нечто новое?
-Да. Ты всегда лучше других понимал меня и понимаешь.
-У меня тоже лет в 25 был мини-кризис. Некое переосмысление себя. Я читал про возрастные фазы самоосознания у людей. У детей, например – в 7, 10, 13 лет. Ступени, отлично помню себя 13-летнего.
-Арно, а ты любишь свою актерскую работу?
-Геля… не могу сказать, что люблю. Я привык. Это плохо, очень плохо для актера, но режиссеры словно не видят этого, их все устраивает. Поэтому я и не стремлюсь что-то менять. С другой стороны – нельзя любить себя в профессии. Я стараюсь быть самокритичным. Однако трудно любить тот откровенный бред, который снимают эти самовлюбленные мэтры. Меня лишь удивляет востребованность их фильмов. Сам я не могу смотреть это и себя на экране, меня откровенно воротит.
-А наши с тобой ролики из поездок?
-Обожаю. Потому что это настоящая жизнь. Твоя непосредственность… На нее и клюнул наш режиссер. Он один из немногих, кого я считаю настоящим профессионалом. Но и у него много глупостей.
-Что-то в нем меня беспокоит.
-Он просто влюблен в тебя.
-Не выдумывай, ты о любом мужчине, который проявляет ко мне внимание, так говоришь.
-Потому что это правда. Проявление внимания, интерес, удивление – это и есть влюбленность. Такая, краткосрочная, но способная перерасти в настоящее большое чувство. Так сказать, потенциальная. Я запретил ему снимать тебя. Этот мерзавец ведь поручил оператору тайком ходить за тобой с камерой.
-Правда? Но ведь это вторжение в частную жизнь!
-Вот именно. Он поклялся, что без твоего согласия не будет использовать уже отснятые кадры с тобой.
-Зачем я ему?!
-Не волнуйся, я поставил его в рамки. Это голод по реалу. Игровой кинематограф надоедает своей искусственностью. Я помню, он расходился уже с нашим сценаристом, окончательно и бесповоротно, но вот опять сошлись… У обоих кукуха иногда съезжает – им правду жизни хочется показать. А эта правда далеко не всегда фотогенична и порой слишком статична. Но снимать то, как герой долго-долго размышляет, сидя в комнате, где с потолка капает вода, так сказать в стиле символической притчи могли себе позволить лишь Тарковский, Бергман или Феллини. Поэтому режиссер и накапливает себе материал для будущего гениального шедевра в виде отрывков документальной съемки. Сейчас на кинофестивалях разного уровня и тусовках киношников модно щеголять такими мини-фильмами, чем-то вроде бэкстейджа с авторской озвучкой и размышлизмами.
***5
Продолжение следует…
