Дежавю

маму, постепенно сходя с ума. Его стошнило. Обезумев  от страха он вскочил, и с криком «не получишь» стал палить по стенам фабрики, пока щелчок не остановил его. Тогда он упал в зловонную жижу и принялся рыдать и кататься в ней, моля о пощаде.
«А вдруг» - пронзило его, когда он вновь заметил отстрелянный пистолет. Василий бросился к нему и жадно вцепился в рукоять. Холодное дуло коснулось его гортани. Зажмурившись, он дернул послушный крючок, но щелчок вновь предупредил его. Еще и еще, раз за разом он вдавливал и разжимал курок, но тот отказывался избавить его от мучений.  Обессилив, он последний раз щелкнул курком…

Резкий грохот повалил его громадную тушу набок с прострелянным затылком в лужу рвоты.

Из темноты вышла тень с дымящимся пистолетом в левой руке, с хищным оскалом и хитрыми глазами. Она скинула алый капюшон, оголив юное лицо, столь знакомого этим двоим. Она с сожалением взглянула на бедолаг и довольно цыкнула. Пропустив Цыгана, она опустилась перед телом товарища, еще бившимся в агонии.  Разочарованно вздохнула и сложила тому руки крестом. Поднялась и пошла…
- Г-гвид-дон, - донесся предсмертный хрип из-за спины
Тот одним махом оказался у головы еще живого трупа.
- А ты ведь предупреждал… не получилось у тебя бежать - подмигнул он побелевшему морщинистому лицу, захарканной кровавыми кляксами.
- Тва…- потух огонь в слезящихся глазах Степана, вылетев с последним воплем.
- Эх ты… - Гвидон еще раз глянул на закатившиеся карие глаза, развернулся и ушел.
Его что-то держало: в помещении до сих пор струилась жизнь. Он обернулся, приметив вьющееся пламя.  Гвидон оказался у погибающего костерка и подошвой придавил его. В  комнате стало темно, а сам Гвидон исчез в чернильной стене.
Гроза утихала, и от серой тучи остались лишь едва слышные отголоски грома, доносившиеся из-за горизонта.  Вдалеке розовела полоса нового дня, дня, которому суждено было случиться.
Шли дни, летели недели, а фабрика пустела своими обитателями. Никто не желал более оставаться в ней. Вскоре её прокляли, как пропащее место, и фабрика умерла окончательно. Единственным её обитателем оставался верный дух, который без дела слонялся по серым коридорам родной фабрики, в унисон подвывая пропащим псам, нечаянно забредшим в это Богом забытое место.
И вновь, три товарища, гонимые ужасной погодой стояли у полуоткрытых ворот, в надежде переждать стихию.

- Ну, вперед,- усмехнулся один из них и шагнул внутрь.

Старые фабричные стены наполнились басистыми голосами и тяжелыми шагами армейских сапог.

Позади всех плелся, насквозь промокший, подросток еле поспевая за молодым крепким лейтенантом Евгением,  во главе колонны шла ярко–синяя  куртка, потряхивая алым капюшоном…