До́ма за стенами и занавесками мы все неповторимы в своих свинствах, которые ни в одном кино не покажут.
Но прячась в бетонных пещерах, долго не протянешь: город есть город, поэтому рано или поздно придётся выйти наружу к себе подобным, чтобы быстро дойти до ближайшего магазина и накупить еды полные пакеты.
Там на улице лучше ничем не отличаться от прохожих, и ты внимательно смотришь в окно — на что сегодня они похожи; затем перед зеркалом ты делаешь всё, чтобы стать таким же, как эти за окном.—
Одежда, волосы, брать зонт или ну — его...
Наконец выходишь из подъезда и видишь, что они все одинаковые, а ты на них снова не похож.—
Себя ты чувствуешь, внимательно прислушиваясь к бурчанию желудка и хрусту песка под подошвами своих туфель.
А тех других, бредущих, обходя распахнутые люки под ногами, ты не чувствуешь и не можешь чувствовать, потому что они — просто пейзаж, бездушные вещи, как клумбы, урны и столбы.
Они бредут смотря под ноги или перед собой, они издают звуки, воняя духами и табачным дымом, они несут...они каждый день что-то несут и складывают в своих бетонных стенах и оттуда что-то несут полными пакетами и даже мешками...
Перед тобой проплывает галерея не запоминающихся, невыразительных голов, словно у них на всех одно лицо, купленное со скидкой в обычном магазине, вместе с одеждой, инстинктами и незаметностью.
Галерея плывёт, сливается в одно неразличимое, параллельное кустам в палисаднике, превращается в гул и вонь выхлопов машин.
Бетонные ступени, узкий подъезд, и ты — снова один.
Слышишь только собственные шаги и свой голос: «И здесь насрали, падлы!»
«...падлы!»— охотно повторяет подъездное эхо, которому также, как и тебе, скучно в тишине и полумраке.
Чем выше поднимаешься над асфальтом, тем чище становится воздух.
Назойливый шум делается всё тише и тише.
С балконов уже не видно отдельных людей — они наконец-то превратились в людской поток и текут однородным месивом в берегах заборов, как канализация по сточной канаве.
А небо остаётся всё таким же далёким и равнодушным, даже на крыше двенадцатиэтажного дома.
Но если смотреть на эту толпу через прицел снайперской винтовки, то толпа вновь распадается на отдельных людей, немного отличающихся друг от друга своей одеждой.
И порой бывает очень сложно найти среди одинаковых лиц именно то единственное, которое нужно!
Пожалуй, это — единственная сложность; а дальше всё как обычно.—
Спуск в лифте с небольшим чемоданчиком, взгляд на солнце, тёмные очки из кармана, сигарета, зажигалка, чирк! и течение незапоминающихся лиц уносит тебя с собой туда, куда течёт эта река прохожих.
