слизнула капельки вина и поднесла бокал к губам Белла. Тот помедлил немного, но всё же сделал глоток.
— Ты красивый, — шепнула она, ладошкой оглаживая его лицо и перебирая золотые волосы на висках. — Как тебя зовут?
— Белл… — он сглотнул, потому что её ладонь вдруг скользнула ниже, зачем-то расстёгивая пуговицы жилета и проникая под рубашку. — Ты тоже красивая, — вырвалось у него хрипло, когда губы Рэймы поцелуями пробежались по его плечам и спустились к груди.
— Подожди, я сейчас, — вновь улыбнулась та, быстро избавляясь от надетого на неё простенького платья и оставаясь в одном белье. После чего принялась за одежду Белла.
— Что ты делаешь? — опешил тот, но сопротивляться её ловким движениям не стал. Слишком волнующими и приятными оказались прикосновения тонких пальчиков, и слишком дурманящим — исходивший от самки запах вожделения.
Белл почувствовал, как его бросило в жар и по венам пробежал огонь пробуждающейся страсти. Такой огонь однажды уже горел в его груди, и тогда ангел почти потерял над собой контроль. Это случилось слишком давно, ещё в той жизни, где он был счастлив. Тогда Белл целовал Аврору, отбросив все условности, и был готов умереть за крохотное мгновение рядом с ней.
Теперь же рядом с ним не было Авроры, а была незнакомая девушка, к которой он не испытывал никаких чувств, кроме какого-то странного, почти звериного голода, всё сильнее пробуждавшегося глубоко внутри.
Понимая, что не сможет справиться с расплавляющим его пожаром, Белл закрыл глаза, позволяя тонким нервным пальчикам Рэймы распоряжаться своим телом. Да, теперь он знал, на что намекал Нигар, говоря о наслаждении. Ещё тогда, в Райском саду с Авророй, Белл открыл для себя это новое, ни с чем не сравнимое чувство голода, от которого взрывается кровь и меркнут небеса. Этот голод нельзя было утолить ничем, если рядом не было женщины. Он жёг внутренности, будил безумные фантазии, обрекал на муки и доводил до сумасшествия. Он подчинял и захватывал в свой плен, заставляя корчиться в пароксизмах страсти, и вызывая только одно желание: погасить этот адский огонь любой ценой.
Забыв про всё на свете, Белл застонал, когда сначала пальчики Рэймы выпустили на волю, а потом плотно обхватили его восставшую плоть. А когда к рукам присоединились губы, у него перехватило дыхание, и мир начал вращаться. Губы сменил язык, и, проскользив по венам, начал творить нечто невообразимое, заставляя Белла быстро потерять связь реальностью. Почти не понимая, что делает, ангел оборвал эту ласковую пытку и, схватив Рэйму за шею, бросил на диван, подмяв под себя. Ворвался в неё сразу жёстко и глубоко, не обращая внимания на крик боли, сорвавшийся с её побелевших губ. Беспощадные стремительные толчки разрывали хрупкое тело женщины, быстро превращая любовную игру в пытку, и вызывая сдавленные, полные страдания и ужаса вопли. Но Белла не могло остановить уже ничего. Он даже не заметил, как откликаясь на его безумие, над городом сгустились мрачные, чёрно-фиолетовые тучи, и с оглушительным треском лопнули небеса, обрушивая на землю чудовищной силы ливень.
В комнате стало темно, лишь адским заревом светились зрачки Белла, подчиняя, завораживая, высасывая жизнь из женщины, что сейчас лежала под ним. Он, не отрываясь, смотрел ей в глаза, впитывая в себя её страсть и наслаждаясь каждым мгновением близости. Ангел чувствовал, как тело женщины вибрирует, принимая в себя его плоть. Видел, как от страсти и боли расширяются её зрачки, как они взрываются фейерверком оргазма, отдавая ему всё наслаждение, что успели накопить. Это наполняло восторгом и тысячекратно усиливало его собственные ощущения, мощной волной пробегая по венам, и неотвратимо поднимая к самой вершине.
Ярость стихии за окном достигла своего апогея, разразившись канонадой грома, и ангел почувствовал, как его сердце пропустило удар, а тело пробило волнами долгожданного освобождения. Горячим фонтаном оно вырвалось наружу, и Белл закричал, испытывая такое невероятное наслаждение, с которым не могло сравниться ничто даже в Раю.
Рэйма же, истратив себя всю до капли, обессиленно дрожала, ощущая, как горячее семя ангела врывается в неё упругими струями, сжигая внутренности словно огнём. Она не могла пошевелиться, не могла протестовать, когда, не насытившись, Белл припал к её губам, вместе с жизнью поглощая последние искорки угасающей в ней страсти.
Когда же последний поцелуй ангела прервался, и он, скатившись с неё, расслаблено откинулся на спину, от Рэймы не осталось ничего, кроме иссушенной сморщенной мумии, мёртвой куклой застывшей на диване.
