Как-то вечером в рубиновой гостиной одного из тех особняков, что были отстроены на деньги, поначалу именовавшимися бюджетными, а, стало быть, для этих целей не предназначенные, но возмутительным образом в него превратившиеся, вокруг массивного карточного стола собрались четыре серьезных господина небрежного поведения. Об их серьезности говорили, в первую очередь, лица, от вида которых у иных слабонервных граждан вполне могли поползти по телу мурашки, но вовсе не оттого, что внушали собою страх, а потому что были вида всезнающего, как у чертей. Небрежность же заключалась в том, что, развалясь в удобных креслах, четыре господина лениво перебрасывались картами, словами и паузами, не забывая при этом периодически глотать табачный дым и спиртное. И хотя манеры их не переходили рамок сдержанности, а атмосфера вокруг ничуть не уступала среднеанглийской, было ясно, что англичан в их роду отродясь не бывало.
Звали этих господ Состоялов, Застоялов, Постоялов и Кацман.
Несмотря на то, что гостиная была отделана и обставлена с хорошо оплаченным вкусом, присутствие в ней указанных персон уюта ей не добавляло. Наоборот, посторонний наблюдатель почувствовал бы здесь что-то бивуачное, временное, случайное и ненадежное, отчего внутри у него обязательно зародилось бы убеждение, что все это, однажды ловко украденное, в один прекрасный момент вдруг возьмет да и рухнет, не спросясь, в тартарары. Не помогали ни услужливый полумрак, ни наполовину придушенные звуки, ни волны исходившего от камина тепла, ни демонстративное отсутствие женщин, ни ароматные пары заморского пойла, что покидали содержимое широких бокалов и отправлялись бродить по воздуху, мешаясь с одеколоном и дымом дорогих сигар. Походно-этапные флюиды дополнялись наличием красномордого охранника, расположившегося поодаль на одном из диванов.
Звали этих господ Состоялов, Застоялов, Постоялов и Кацман.
Несмотря на то, что гостиная была отделана и обставлена с хорошо оплаченным вкусом, присутствие в ней указанных персон уюта ей не добавляло. Наоборот, посторонний наблюдатель почувствовал бы здесь что-то бивуачное, временное, случайное и ненадежное, отчего внутри у него обязательно зародилось бы убеждение, что все это, однажды ловко украденное, в один прекрасный момент вдруг возьмет да и рухнет, не спросясь, в тартарары. Не помогали ни услужливый полумрак, ни наполовину придушенные звуки, ни волны исходившего от камина тепла, ни демонстративное отсутствие женщин, ни ароматные пары заморского пойла, что покидали содержимое широких бокалов и отправлялись бродить по воздуху, мешаясь с одеколоном и дымом дорогих сигар. Походно-этапные флюиды дополнялись наличием красномордого охранника, расположившегося поодаль на одном из диванов.
Конечно, какой-нибудь впечатлительный наблюдатель, может, и ощутил бы эти метафизические флюиды, только мужчины за карточным столом, судя по их добродушному бурчанию, ничего этого не замечали и находились в прекрасном расположении духа. Вот, к примеру, Состоялов, дружески прищурив глаз, заботливо спрашивает Кацмана:
- Ну что, Абрамыч? Приссал?
На что Кацман невозмутимо отвечает:
- А я в памперсах.
Или вот, например, Застоялов ласково подбадривает Постоялова:
- Не ссы, братан, еще отыграешься!
На что Постоялов, скрипя зубами, мудро замечает:
- Не за то отец сына бил, что тот в карты играл...
И так далее с тем же разнообразием. Господа резались в очко, и дорогие башенные часы, невозмутимо помахивая золотого отлива маятником, были единственным, не считая охранника, свидетелем их приятного времяпровождения.
И вот в тот момент, когда внутри башни решили, что пора отбивать десять часов, ручка на двери гостиной пришла во вращательное движение. Двигалась она так медленно, что никто из присутствующих, включая охранника, не обратил на нее внимание. Из часов полились представительные, полновесные звуки и, подталкивая друг друга, наполнили гостиную. Мужчины примолкли, не пытаясь спорить с часами, и чтобы заполнить паузу, потянулись кто за коньяком, кто за сигарой. К этому времени ручка замка, окончательно вступив в сговор с тем, кто ею завладел, дошла до упора и позволила неизвестному слегка приоткрыть дверь, чтобы через образовавшуюся щель незаметно наблюдать за происходящим в гостиной. То ли мелодичный бой заворожил тех, кто там находился, то ли человек за дверью был ловок - так или иначе, но с последним ударом часов человек этот, никем не замеченный, проник в гостиную и мягко прикрыл за собой дверь. Впрочем, внешние обстоятельства весьма этому способствовали: в помещении, как уже говорилось, царил полумрак, а человек был одет во все черное, мягкое и облегающее. К тому же… постойте, постойте! Да никак это женщина! Ну, конечно, женщина! Женщина со стройной, обольстительной фигурой, с черной мягкой сумочкой через плечо и... Но позвольте, для чего же на ней полумаска?!
Первым незваную гостью обнаружил охранник и для порядка вскочил на ноги. Вторым - Постоялов, который сидел лицом к двери. Он несколько секунд всматривался в полумрак, а затем вопросительно посмотрел на Состоялова, который был хозяином особняка и, сидя напротив Постоялова, не мог видеть того, что происходило за его спиной. Состоялов поймал вопросительный взгляд Постоялова, догадался, что для ответа на вопрос ему надо обернуться и, извернув свое неповоротливое тело, выглянул из-за высокой спинки кресла. Застоялов и Кацман, сидевшие к нему вполоборота, тоже проявили интерес, и вся компания уставилась на таинственную фигуру у дверей.
- Ты кто? Чего тебе надо? - на правах хозяина спросил Состоялов, страдая от неудобного положения.
Вместо ответа женщина, грациозно качнув бедрами в тесных кожаных брючках, плавно двинулась в их сторону. Охранник сделал ей навстречу два шага. Женщина, не останавливаясь, быстро извлекла из сумочки удлиненный предмет. Из него тихо хлопнуло-свистнуло, и охранник упал ей под ноги. Длинноногая визитерша без труда перешагнула через него, подошла к столу и направила на вскочивших мужчин пистолет.
- Сидеть, - услышали они тихий голос.
- Да ты что творишь, ссука! - вякнул было Постоялов, у которого события последней минуты наложились на раздражение от проигрыша.
Раздался новый хлопок. Постоялов раскинул руки, упал в кресло и, подставив своим приятелям удивленное лицо с дыркой во лбу, как был в состоянии раздражения, так и отлетел к праотцам.
- Сидеть, - повторил тихий голос.
Мужчины рухнули в кресла. Роковая красотка выбрала место, откуда ей были видны их застывшие лица, и все тем же ровным голосом сообщила:
- Он обознался. Я - Люся.
И покачивая пистолетом, поинтересовалась:
- Может, здесь кому-то еще не нравится мое имя?
Оставшиеся в живых благоразумно молчали.
- Тогда приступим к делу, - продолжила Люся, не глядя вытащила из сумочки две пары наручников и бросила их в центр стола. Браслеты приглушенно звякнули. - Сделайте одолжение, соедините себя с сидящими напротив. Только без глупостей и побыстрей - мне еще в парикмахерскую нужно успеть.
Кацман, который теперь оказался почти напротив таинственной Люси, первым сообразил, что от него требуется. Не смея взглянуть на нее, он схватил пару наручников, защелкнул на себе один из браслетов и протянул вместе с дрожащей рукой Застоялову. Тот, однако, продолжал сидеть, пряча руки под столом и не делая попыток исполнить Люсин приказ.
- Серега!.. - умоляюще попросил Кацман.
Люся, в свою очередь, приставила пистолет к Серегиному затылку и молча попросила о том же. Аргумент подействовал, и Застоялов повиновался. Люся зашла со спины к сидящему без движения Состоялову и сказала:
- А тебе что, особое приглашение нужно?
Состоялов, пока неизвестная баба нянчилась с Постояловым и предыдущей парой, торопливо соображал, что же это такое происходит, какая бл**дь его заказала, почему не сработала охрана и как из всего этого выкрутиться. Его непростой жизненный опыт воспитал в нем определенную хладнокровность и теперь торопился подсказать ему верное решение.
- А где охрана? - безразлично спросил он, глядя на мертвого Постоялова, задумчиво глядевшего в потолок.
- Лежат, кто где, - равнодушно ответила Люся.
- Что, все, что ли?
- Все, кто попал под руку.
И это было хорошо. Значит, остался еще кто-то живой, и есть шанс, что этот кто-то поднимет тревогу. А так как сразу его, Состоялова, не грохнули, то решение напрашивалось само собой: надо тянуть время. Состоялов медленно застегнул браслет на запястье и, положив кулак на сукно костяшками вверх, с сухим шелестом доставил его к центру стола.
- Кацман, помогите, - велела Люся.
Кацман, всем своим видом показывая, что он не сторонник глупостей, отделился от кресла. Орудуя одной рукой, он привалил тело Постоялова к краю стола и, удерживая его руку за кончик рукава, завел ее на стол, защелкнул второй браслет и, согнувшись пополам, вернулся на место. Картина получилась, надо сказать, экстравагантная: четыре мужика, сковав себя наручниками, чего бы они в здравом уме никогда с собой не сделали, образовали, если смотреть на них сверху, крест вроде трефового и, разбросав по столу карты, спиртное и курево, сидели молча, не поднимая глаз. Посторонний наблюдатель тут уж точно бы растерялся: то ли колдуют люди, то ли грехи замаливают!
- Итак, мальчики, как вы думаете, за кем я пришла? - задала принципиальный вопрос Люся, пустившись неторопливым шагом вокруг стола и похлопывая себя пистолетом по бедру.
Мальчики, набычившись, молчали. Подставляться первым никто не хотел, а про себя подумали, что уж точно не за ним.
Люся сделала круг, остановилась возле Кацмана и стала смотреть на него в упор. Состоялов с Застояловым тут же учуяли ее взгляд и, сильно удивившись, тоже стали разглядывать Кацмана, как будто видели его впервые.
Люся сделала круг, остановилась возле Кацмана и стала смотреть на него в упор. Состоялов с Застояловым тут же учуяли ее взгляд и, сильно удивившись, тоже стали разглядывать Кацмана, как будто видели его впервые.
"Ну, падла! Так это всё из-за него!" - пронеслось в голове каждого из них.
Кацман съежился и превратился в карлика.
- А я-то тут причем? - залепетал он. - Я никому ничего не сделал! У меня даже охраны нет!
[justify]- Ох, уж эта охрана! - отходя от Кацмана, вздохнула Люся. - Никогда не могла понять, как взрослые мужики могут подставлять себя под пули вместо других, зная при этом, кого защищают! Извращенцы какие-то! Впрочем, на это способны только мужчины, и этим всё сказано. Ну, а ты, противный, что
