рук.
Вот теперь-то он оказался истинно свободен от людей. И плоть его, и образ его, и желание его. И страдать ему теперь только с ней и идти в любую сторону и умереть в единый миг. Мир полностью был раскрыт, мужчина женщине отдал всё тайное свое, и никто не пришёл ему сказать.
«Знаешь ли ты куда идти?» – спросил он у неё.
«Мы ведь идём Тропой Любви, разве не это наша цель?» – отвечала Литиция ему.
«Но почему?! – изумился открытию землянин. – Что ты знаешь о Любви?»
«Я –антиненависть, и антизло, – сказала Литиция в ответ. – И буду любить тебя, ибо ты призвал меня любить. И я не предам тебя, чтобы не сделал ты и не случилось вдруг с тобой, во чтобы ты не превратился вдруг».
Между тем Удалённый Агент увлекал говорящих за собой:
«Глас любви вас зазывает в глубину. Любви, забывшей Землю, уводящую во мглу».
«Но я и грезил об этой истории любви!- воскликнул космонавт. – Я знал, что искать её надо, как можно дальше от Земли!»
Пошли они далее втроём. Солнце уже едва светило им тёплой звездочкой вдали. Всё более их поглощала тьма.
«Межзвездье проснулось и раскрылось, – сказал Пилоту железный человек. – Теперь нам тьму пройти, не потеряв себя самих».
Вспомнил Второй Пилот, как маленьким мальчиком вошёл в земной мир. Всё тогда казалось магическим ему – люди, дома, движения, слова. И всё это было чужим – никто его в этот мир не призывал. А ныне таким же малым, слепым он уходил в первобытные глубины.
И только вспомнил он своё, потаённое, как вышло к ним множество нелюдей с иных планет. И хотели они объять идущих своею плотью, звуками преобразить. Закружились вокруг них магические танцы, замелькали тела вызывавшие, обнажавшие людей и раскрыли им истину: люди – суть смех, эфемерность и абсурд. И только железный смог эту магию пройти и провести с собой живых. Нелюди так и остались в своих чародейских танцах позади.
Вдруг к ним из бездны вынырнула глыба астероида, но не напала, а полетела, как окрылённая навстречу. Долго меж звёзд ходила малая планета, познав реальный мир и подреальный, овладев силой физической и силой тонкой – волшебством. Но была одинокой, и искала давно, кого обворожить. И вдруг увидала идущих к ней от Солнца, тотчас вскрыв сущность этих пилигримов – смертность, вызов и ранимость.
Тогда передал, как детей своих, Волшебному Астероиду, влюблённых Железный Человек и вновь пошёл к Земле. Его кукловоды давно призывали вернуться ему в свою обитель. А малая планета увидела двух бабочек, летающих в любви.. Долго порхали те бабочки в ничтожной весомости планеты, и долго игралась с ними планета-астероид, долго лелеяла ей полюбившихся существ.
А люди увидели Уединённый Дом среди пустыни, где можно было разыгрывать любые неистовства любви. Так и остались они в телах безумных. Так и прошли не считанные времена, о которых смертным не мечтать. И только плач, отчаянный плач их разбудил.Тогда помчались пришедшие на плач – а астероид пошёл своей тропой. И снова послышался плач – и гадкий смех за ним. Словно гротескное представление в аду.
Юноша, заблудившийся, ослеплённый – вот кто плакал, безумствуя во тьме. Нечисть бесновалась над ослеплённым, её презирающий смех пригвоздил его к земле.
Вошли Пилот и Литиция в безумие юноши двумя лучами света. Заверещал смех гнусный, переходя в животный визг – и бросился от света прочь.
Всё, всё узнал, ибо всё вспомнил про себя Второй Пилот. Подойдя к презренному, подал руку, и поставил на ноги. Подумал с грустью: «Как далеко от людей бежала твоя беззащитная душа!» Сказал ему ласково, сказал воистину себе:
«Я знаю, родной, всю историю твою. Как запутался ты и пропал, как тело стало невыносимо гадким для тебя. Тогда и явился этот губивший тебя смех. Да ты и сам презирал себя: «Не нужно мне это уродливое тело, и не нужна мне эта суть: я – бездарь, ничтожество, ничто». Но ты не знаешь, сколько было таких – и все прошли».
Юноша открыл своё лицо – заплаканное, как у ребёнка.
«Я с планеты смердящей и туманной и у меня не хватает сил с этой планеты убежать».
«Говорю, улетишь на крыльях, стоит только безумно захотеть. Ты – из абсурдных явлений на Земле. Друг мой, есть жизнь чистая, возможная только в небесах. И есть люди, ушедшие в небеса, разорвавшие порочный круг земли. И ныне от смерти, самого подлого из пороков, их защищает небесная неприкосновенность. Я покажу тебе тропу. И когда найдёшь любовь бессмертную на той тропе, бессмертным также станешь по желанию своему. Но когда придёт истина, прими её, себя не обмани».
«Как хорошо жить в чистоте, гулять под белым светом», – мечтал заблудший человек.
«Ах, как легко решать загадки одним махом, ах как соблазнительно уповать к одним богам!» – отвечал ему светлый человек.
«Я – цветок, – говорил заблудший. – А вокруг меня такой хаос, такой мрак!»
«А я – странник, идущий во мрак, сходящий в глубину». – отвечал Второй Пилот.
«Странник – это от странности или от странствий?» – улыбнулось лицо, уже свободное от слёз.
Рассмеялся по-доброму Пилот. «Когда выйдешь из отрочества, будешь пасти свои слова. А сейчас ты берёшь чужие и пробуешь на вкус».
Очистился юноша словами идущего от Солнца, и светлая душа его помчалась к оставленному телу. А тело обрело крылья. И побежал он – и взлетел. Искать и сокрушать, любить и отдавать. А боги уже заметили его.
И всё искал своего предела, человек. Вышли влюблённые к Обрыву Света, где покрывала всё видимое Тьма. Последние лучики от Солнца едва освещали их. Выходили из Тьмы тела большие и малые, выстраивались в слово, которого космонавт не знал. Было страшно и холодно от этого таинственного слова. Не знал он, что говорить, как обыграть новоявленное слово. Слово это было безудержным, и оно накатило и раздавило влюблённых, как чуждых, враждебных для себя. Словно весь мир опустился вдруг на них.
Хотели Пилот и Литиция открыть глаза – и не могли. Уже не могли ни вздохнуть, ни разогнуться, ни руками развести. Весь мир замкнулся в пределах их двух тел.
Время густело, и космонавт увидел всё. Как отошли от него сторонние миры – тела и существа. Как появилось ещё одно слово, которого он не знал – а Литиция успела проговорить своё отверзающее слово. Как лопнуло пришедшее слово, и описалась окружность вокруг них. Как окружность разорвалась – и слово ещё раз умерло. Тогда появилась сфера, а в ней родились движения, тела. В сфере той царил хаос, отсутствие каких либо законов бытия. Сфера набросилась на людей – и поглотила, преобразив их в немыслимых, потусторонних.
Затем вышло слово-переворот и начало вокруг витать. И ускользало, никак не давалось человеку. И вдруг раскрылось Второму Пилоту во всей откровенной простоте – его окружили ничего не объясняющие существа. Невидимы были существа, а человек увидел их. Ибо им они повелели, и повели куда-то за собой. И привели его в безвыходность, тупик. Он сам почувствовал тупиковое слово – Боль. И не увидел более никакой надежды впереди.
Снова проговорила Литиция своё отверзающее слово, и услышал Пилот его: Двойник. И увидел точную копию свою, вставшую и заслонившую его от Тьмы. И увидел, как слово Боль очаровало Двойника, и стало им повелевать.
Раскрывались вселенские врата: Мир был сам по себе, а Человек описан сам в себе. И в эти врата вошёл его Двойник.
Раскрыл – всё раскрыл ему Двойник – какие странности происходят с его телом, что делает с этим телом Боль. Как тело преображается в мерзко-жабье, как раздувается в омерзительного слизняка, как разлагается в невыносимую смердь. И остаётся от человека только крик – конечная стадия метаморфоз.
«Нет, невозможно человеком быть! – навстречу ему вскричал Второй Пилот. – Когда такая Боль!»
И от встречного крика закрыл глаза Двойник, и умер – и Боль была пресечена. Прекратилось движение, и смолкнул крик. И направился человек с закрытыми глазами искать подобие своё.
Тогда вышли к ним сами собой слова: «Анатомический Театр». Откровенные, зримые слова – много дорог стекалось к ним. Только сделали шаг влюблённые – и оказались в этой сути.
Они пребывали в зале, занавес поднялся и началась игра тел бесстрастных, беспристрастных. Глубинная, не лживая игра – без поз, без мимики, без жестов.
Снова явился Двойник, сопутник их. Теперь он был с открытыми глазами и со скальпелем в руках – он и повёл Пилота с Литицией в откровенную сцену глубины. Он и показал, как мёртвые поедали мёртвых, ибо не было в этом Театре пищи иной, как их тела. А сам он бесстрашно пошёл против них со скальпелем в руках…
Слово выступило и сказало: что есть что и кто есть кто, и Театр, всё показав, ушёл, унося всех мертвецов. А живые сошли далее во Тьму.
И кто-то вышел невидимый навстречу, объял идущих в пустоте. Успела Литиция произнести защищающее слово: «Театр Глубины», отделив их реальность от игры.
Тогда попали они в нечто возвышенное, от богов. С этих высот люди увидели открытую на все стороны света сцену. А на сцене той пребывали площадь, трибуна и Палач. Всё это было в замысле Высшего Порядка. На площади ворочалось и гудело чудище – Толпа. Появились главные действующие лица: Приговорённый, Глашатай и Судья. Теперь Двойник играл Приговорённого. Какая это была возвышенная игра! Барабанная дробь, эшафот, пафосная речь. Взошёл на пьедестал наш герой – правдивый и гениальный в своей роли. Как бледен и отрешён был лик его, как натурально дрожали его ноги! И как в Двойнике не узнать было Пилоту свой ужас, свою смерть!
Но как невозвышенно, как буднично всё произошло. Двойник взошёл, чуть пошатываясь, спотыкаясь, и встал на табурет. И не замедлились ни на йоту движения его, и никаких знамений не появилось в небесах. Многие и не поняли, что и когда произошло. Возвестил о беспримерном событии глашатай, завёл свою пафосную речь судья: «Пресекая любовь человечью, как источник всех низменных идей, и в купе с ней неприемля пагубнейшую из страстей – летать…» но его заглушила дробь барабанов, и запрыгало на тонком шнуре тело, и выдохнула плотоядная Толпа.
Но он-то видел, что именно произошло. Последним взглядом Второй Пилот обвёл вокруг себя. Он не увидел Солнца – оно было очень далеко. Пропала Земля, его последняя обитель. Время вокруг сгустилось и не отпускало. Только Время было за него! «Вот ты и в глубинах тёмных, – ощущение пришло, – осталось сделать шаг в своё ничто». Он посмотрел в выжидавшую Толпу, и увидал бесстрастный Глаз, обнажающий его. Он увидел каких-то переплетавшихся существ. Всё было у этих существ – руки, ноги, голова. Они плясали, распадались и снова собирались. Они пришли ему вакханалию оттанцевать. И пронеслись существа супербыстрые, неуловимые для всех. Они пришли прогреметь, восславить его смерть. И тихо
