вперёд.
- А знаешь, - весело сказал я, - мне нравится! - Потом заглянул Насте в глаза и спросил: - Как ты? Не страшно?
Она покосилась через окно вниз, на землю, и робко улыбнулась:
- Не очень...
Я положил ей руку на колено и ласково провёл по нему: - Не боись, моя хорошая, высоко подниматься не буду...
Лукаво сощурясь, она проследила путь моей руки и деловито одёрнула подол платья:
- Ну нет, мой милый, сначала ты мне всё-всё расскажешь! Мне надоело ходить в потёмках!
Я с сожалением вздохнул:
- А что тут рассказывать?
Короче говоря, следующие десять-пятнадцать минут, а, может, и больше, я обстоятельно вводил её в курс дела: где я был, что делал и как меня угораздило во всё это вляпаться.
А в это время наш летающий "Джип" поочерёдно показывал своё замызганное брюхо то одному населённому пункту, то другому. Хотя назвать их населёнными можно было лишь условно: война везде оставила свой безобразный отпечаток. По развалинам бродили редкие оборванцы и похожие на них голодные собаки. И те и другие были озабочены одной только мыслью: где бы чего урвать? Но что самое ужасное - большую часть "искателей" составляли дети.
- Дорогой ты мой супермен! - с усмешкой обратилась ко мне Настя, выслушав исповедь. - Всё, что ты мне понарассказывал, ни в коей мере не объясняет того, что творится под нами! - И она своим пальчиком указала за окно автомобиля.
Я округлил глаза и прижал руки к груди:
- Клянусь! Моей вины в этом нет!
Она невесело усмехнулась:
- Я в этом и не сомневаюсь. Похоже, это твои друзья что-то напортачили со временем. Они ж забросили тебя в будущее!
- В будущее?! - поразился я.
- Вот именно! - Она открыла стекло со своей стороны и ворвавшийся ветер взметнул её волосы.
Подставив ему лицо и глядя на далёкий задымленный горизонт, она мрачно изрекла:
- Это девяностые годы. Война в Чечне. Если ты помнишь, я не так давно говорила тебе, что нашу страну ожидают большие неприятности? Вот это они и есть.
Я наморщил лоб, припоминая. Что-то такое на задворках памяти шевелилось, но на передний план не выходило. Только вспомнилось предупреждение Танзу о глобальных бедах Земли в недалёком будущем. И я испуганно вытаращил глаза:
- Так что? Такое сейчас творится везде?!
Улыбка тронула лишь уголки её глаз.
- Нет, - сказала она и поправилась: - Пока нет. Война только здесь. Да ещё где-то там, - она неопределённо махнула рукой, - за Каспием. В среднеазиатских "станах". Не помню точно, где. А по России...
- По России? - тупо переспросил я.
- Да, по России, - кивнула она. - По России сейчас катится волна несколько иных бедствий: голод, разруха, инфляция... Если моя догадка верна, то сейчас уже нет Советского Союза. Теперь все бывшие союзные братья - заклятые враги. А если и не враги, то очень близко к тому.
- Достоевщина какая-то... - совсем не к месту брякнул я поражённо. - Братья Карамазовы...
- При чём здесь Достоевский? - дёрнула она плечиком. - Идёт гражданская война...
- Опять?! - страшным шёпотом проговорил я, окончательно упав духом. - Ведь уже была!
- Опять и снова... - вздохнула Настя. - Люди ничему не учатся...
- И что же теперь делать?.. - растерянно пробормотал я.
- Это ты у меня спрашиваешь? - едко ухмыльнулась она и отвернулась к окну. - А я-то, дурочка, размечталась!.. Поживём в своё удовольствие… Детишек нарожаем… Успеем на ноги поставить... Но, похоже, - тяжко вздохнула она, - что поезд уже ушёл...
Её настроение невольно передавалось и мне.
- Не понял... - с тревогой спросил я. - Почему ушёл?
Она повернулась ко мне, похлопала глазами и вдруг рассмеялась:
- Вот глупый! - Она придвинулась и ласково потёрлась о моё плечо. - Я же не о том, что ты подумал! Просто хотела сказать, что спокойная жизнь теперь закончилась! И на нашу долю остались только катаклизмы!.. Да ладно! - неожиданно просветлев лицом, отмахнулась она и, посмотрев на себя в зеркало заднего вида, поправила растрепавшиеся волосы. - Давай для начала хоть сориентируемся в здешнем кошмаре!
Я глянул в окно со своей стороны, оглядел дымящиеся окрестности и жалобно спросил:
- Как ты себе это представляешь?
Она пожала плечами:
- Ну вот мы с дедом, к примеру, в таких случаях пользовались средствами массовой информации. Вернее источника уж точно нет. Набрешут, правда, с три короба, но между строк правду всё равно можно уловить.
Ну конечно! И как это я сразу-то не допёр? Прямо ступор какой-то в мозгах!
Однако, приёмник в машине почему-то не фунциклировал. Я бестолково щёлкал переключателями, крутил ручки настройки, но результат был всё тот же.
- Балда! - рассмеялась Настя. - На кой тебе этот хлам? Сотвори что-нибудь поинтереснее!
- И то правда! - виновато улыбнулся я.
Во всё лобовое стекло засветился экран телевизора. Раздалось громкое шипение и побежала рябь.
"Ищи что-нибудь информативно-полезное, - приказал я браслету. - И убавь громкость. Не глухие".
*****
Из тех передач, что нам удалось просмотреть, полезного для себя мы узнали не так уж много. Но, всё же, достаточно, чтобы сделать первые умозаключения. Страна теперь называлась не Советским Союзом, а стыдливо именовалось корявым "Российская Федерация", реже - просто "Россия". Правил ею не Генеральный секретарь, как в нашу бытность, а Президент, седой мужик с плохо поставленной речью и звероподобным выражением испитого лица. Ну, ораторскими способностями и прежний правитель не блистал, так что удивительного в том было мало.
Вскользь упоминалась Чечня со всеми её проблемами. Назывались какие-то совершенно дикие суммы, означавшие стоимость обычных продуктов питания: хлеба, соли, масла и тому подобного. За теперешнюю буханку хлеба в наше время можно было приобрести два толковых телевизора! Всё это сильно резало слух.
Но более всего поражало обилие рекламы! Она совершенно бесцеремонным образом встревала среди несерьёзных, а то и совершенно серьёзных передач, которые, к слову сказать, сильно поубавили в солидности и больше смахивали на утренники в детском саду. Создавалось впечатление, что обывателя смертельно боялись утомить долгими рассуждениями, а всякие словоизвержения, длившиеся более двух-трёх минут, старательно обрезались и преподносились зрителю в виде тезисов, с помощью которых в наше время партия общалась с плебеями.
Кстати, о партиях. Судя по сообщениям, теперь их было - как собак нерезаных! Экое раздолье! Но слышали они, по-моему, только каждая себя, а нужды народа превращали в разновидность защитного комбинезона.
Как заворожённые, мы листали одну программу за другой (их тоже оказалось не меньше, чем партий), не отрывая глаз от экрана.
- У них что, и проблем больше не осталось, кроме жвачки, перхоти да грязной посуды?
- Даже секреты женские, и те обсуждают всенародно, - смущённо поддакнула Настя, красневшая всякий раз, когда на экране появлялась реклама на столь щекотливую тему.
Незаметно для самих себя, мы ввели в свой лексикон разграничительные понятия: "мы" и "они". Процесс отчуждения шёл полным ходом. Да и как, скажите, можно отождествлять себя с великовозрастными дебилами, на полном серьёзе заявлявшими, что как только на них снизошла благодать Божья в виде новых жвачки или шампуня, их жизнь круто переменилась?!
Зато программы новостей говорили совершенно о противоположном: полчища бандитов, головорезов и жуликов всех мастей заполонили страну и растаскивали её на куски! И всё это при полной безнаказанности! То, чем занимались силовые структуры, как их теперь величали, защитой Отечества можно было назвать лишь при наличии богатой фантазии. Или нечистой совести.
В конце концов, когда на экране опять нарисовался всё тот же улыбающийся дегенерат в медицинском халате, кстати, шедшем ему, как корове седло, с рентгеновским снимком зуба в руке, собираясь уже в сотый раз доказывать, что я употребляю не ту зубную пасту, терпение моё иссякло: я с остервенением выключил экран.
Оглушённый, несколько минут я сидел и подавленно молчал. Несколько раз даже рот открывал, чтоб поделиться своими впечатлениями, но, так ничего и не сказав, захлопывал его, и только тряс головой.
Настя хитро поглядывала на меня, но тоже молчала, давая мне время переварить увиденное и услышанное. Наконец, я уловил её настрой:
- Похоже, ты и не удивлена?
- Я уже бывала в этом времени, - спокойно сказала она. - Для меня всё это - не новость.
Я обалдело поглядел на неё, потом сообразил, что к чему, но возмущение прорвало в другом месте:
- А музыку ты их слышала?! Это... это же... Что за бред?! И что за любовь такая повальная к черномазым?! Не спорю, они тоже люди, есть и среди них таланты, но так ведь то - МУЗЫКА! А это что?! Что-то квадратно-гнездовое! Какие-то детские считалки!
И я со стоном отвалился на спинку.
Настя с улыбкой молча пережидала приступ истерии. Я ещё долго выступал в подобном стиле, не приемля увиденного. Она дала мне выпустить пар, и когда я замолк, тихо спросила:
- Ну а делать-то что будем?
- Почём я знаю? - ответил я довольно грубо.
Она поджала губы и едва слышно проговорила:
- А как же тогда то, что дедушка завещал?..
По инерции, находясь всё ещё во власти прежних эмоций, я вспылил:
- При чём здесь твой дедушка?!
Сказал и тут же пожалел об этом: Настя жутко обиделась.
- Нет, ну ты сама посуди, - стал я оправдываться. - Зачем сравнивать два совершенно разных времени? Он работал в спокойной обстановке, с чувством, с толком, с расстановкой. А здесь что? Мозги набекрень!
- Ну не скажи! - фыркнула она. - А сколько он пережил войн? А революций?.. Ты его дневников не читал... - Голос её заметно дрогнул. - Не говорил бы так...
Я погладил её по волосам, но моя неуклюжая попытка примирения была отметена: она мотнула головой. Отвяжись, мол.
- Ну, прости дурака...
Словно побитая собака, я виновато заглянул ей в лицо и взял за руку.
- Ведь сгоряча же вылетело... Ну?
Она обиженно покосилась, низко опустив голову, но руку не убрала. Это придало мне душевных сил, и я решил, что сейчас самое время заглаживать вину более существенным образом. Благо, обстановка этому соответствовала: мы были одни в целом мире между небом и землёй. Я несмело поцеловал её в щёку, всё ещё опасаясь отпора, и, не встретив его, вплотную занялся делом. Кабина "джипа" волевым усилием была моментально превращена мною в обширную, насколько позволяла квадратура, кровать, и на время мы совершенно забыли обо всех тревогах, молчаливо согласившись, что какой бы ни был исторический период за окном, любовь от этого своей сладости ничуть не теряет...
*****
Расставив все точки над известными и даже неизвестными буквами, мы почувствовали себя значительно лучше. Каждый, конечно по-своему. Меня, к примеру, обуревала жажда деятельности. Настя же, напротив, расслабилась, и её потянуло в сон. Я был не против.
Сотворив одеяло, я заботливо укрыл её и чмокнул в щёку. Она в ответ что-то неразборчиво промурлыкала и поудобнее устроилась на постели. Вот и ладненько.
Одно я уяснил крепко: топтаться по памяти деда позволительно только в мягких тапочках. Другая обувь исключается.
Ну что ж, мы и енто могём. Я, вообще-то, человек покладистый. Хоть и не без выбрыков.
А пока мы с браслетом побеседуем. Чего-то я не всё понимаю.
-
| Помогли сайту Реклама Праздники |