Священников вывели на расстрел к глубокой яме, которая предполагалась как их могила. Без верхней одежды, в нательном белье обречённые служители Церкви удивительным образом не теряли своего лица. И чем больше их унижали, тем больше достоинства в них было. Священники, как молодые, так и старые, были величественно спокойны и сосредоточены, словно происходил торжественный обряд, к которому они всю жизнь готовились.
— Дайте помолиться, — попросил самый старший из них, архиерей.
Им это позволили.
Архиерей молился тихо, с новым чувством повторяя ставшие привычными священные слова. Он не пытался оттянуть время. Просто повторил про себя молитву — псалом, который с детства помнил и любил.
— Я готов, — спокойно и даже с каким-то облегчением сказал он.
Чекист, рабочий-полуинтеллигент, завёл ему руку за спину — чтобы упал прямо в яму, не заваливаясь на бок, а то ещё потом придётся тело его тащить. Народу много, труда же большевики избегали. После глухого выстрела в упор, тело упало так, как нужно.
Второй священник встал на колени и сам завёл руку, чтобы чекисту было удобнее. Третий сделал так же. Потом четвёртый, и пятый. Шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый... Всех священников убили достаточно быстро и тихо. Наработанная рука и равнодушные глаза ни разу не дрогнули. Не издевались. Кровью уже насытились. Накануне группу офицеров убивали. Вот те умирали долго и в муках. Их били лопатами, рубили шашками и недобитых, ещё живых, закапывали в землю. В других отделах ЧК пошли ещё дальше: освежёвывали, распинали, обваривали кипятком, вкалывали под кожу соляные растворы и чего только ни вытворяли. Постепенно даже любителям подобных «художеств» пытки стали поднадоедать. Прежняя острота исчезла. К тому же палачи сделали поразившее их открытие — самых злейших «контриков» так и не получалось унизить, как ни старались. Они все умирали достойно. Ни о чём не просили, часто даже не кричали во время пыток. Расстреливать было проще. Не так утомительно. И потом слишком много было «буржуев». Хочешь-не хочешь приходилось жертвовать удовольствием ради дела.
