«Такова жизнь» 1-й поединок полуфинала

Сегодня у нас первый поединок полуфинала конкурса «Такова жизнь».
Тема – рассказы о жизни. Такое вполне могло или может случиться в жизни.
Объём:
Верхний предел – 20000 знаков с пробелами
Нижний предел – 5000 знаков без пробела
 
Оценивать поединки может любой автор Фабулы, независимо писатель он или поэт. То есть любой автор Фабулы, независимо от того, участвует он в конкурсах или нет, может проголосовать за понравившийся рассказ. И его мнение будет учтено.
 
Не имеют право голосовать:
1) Гости
2) Анонимы
3) Клоны
 
Оценивать рассказы следует, примерно, по таким критериям.
Содержание: соответствие, сюжет, интрига, концовка. Не обращая внимания на буквы, словно вы смотрите фильм.
Повествование: стиль, герои, эмоции, ошибки. То есть, то, что зависит от автора.
Каждый голосующий имеет права каждому автору поставить 0, 1 или 2 балла, по принципу:
0 баллов – рассказ не очень;
1 балл – нормальный рассказ;
2 балла – рассказ хороший.
То есть, все возможные оценки: 2:2,   2:1,   1:2, 2:0,   0:2   1:1,   1:0,   0:1,   0:0.
Не забудьте указать в пользу какого рассказа.
За победу в поединке даётся 2 очка, за ничью – 1 очко, за проигрыш – 0 очков.
 
ГОЛОСОВАТЬ В СВОИХ ПОЕДИНКАХ, КОММЕНТИРОВАТЬ СВОИ ПОЕДИНКИ ДО ОБЪЯВЛЕНИЯ РЕЗУЛЬТАТА – НЕЛЬЗЯ!!!
ПОЖАЛУЙСТА, СОБЛЮДАЙТЕ ЭТО УСЛОВИЕ!!!
 
Итак, в этом поединке встречаются рассказы «Миша» и «Почему мужики в России живут намного меньше женщин».
 
 
 
Миша
 
Михаил никак не мог усидеть за стенами Кремля. Вон уж пыль в конце Тверской улицы. Отец, отец, наконец-то он его дождался.
По Деулинскому перемирию с поляками, заключённому полгода назад, по обмену пленными, его отца, митрополита Филарета, а в миру Фёдора Никитича Романова, отпустили в Россию. И вот он в Москве, 14 июня 1619 года.
А кони-то давно приготовлены; в седло, в седло; скакать-то недолго; и вот он, Государь всея Руси, на коленях перед поездом владыки Филарета, своего отца. Растроганный митрополит вышел из возка, поднял с колен сына, обнял; оба заплакали.
Как давно они не виделись! Как давно…
Расставались гонимыми и вот Михаила избрали царём, а Филарета вскоре изберут патриархом Московским. Высшая власть на Руси, выше их только Господь Бог.
Дни, по возвращению Филарета, выдались сумасшедшими: устраивались на новом месте, потом избрание патриарха. Хлопоты, одним словом.
Нет твёрдой руки в государстве: Мишенька одно прикажет, а матушка его инокиня Марфа всё переиначит. В слугах разброд и шатание, кого слушать - неясно, одна голова должна во власти быть и твёрдой рукой наводить порядок. Ну да всё поправимо.
Миша рад до безумия. В пять лет неповинным дитятей узнал он тяжесть руки царя Бориса. Отца Фёдора Никитича и мать Ксению Ивановну насильно постригли в монахи, а его со старшей сестрой Татьяной и тётками заточили в Белозерскую тюрьму. А дядья Миши, братья отца его так в ссылке и сгинули. Боялся царь Борис Фёдорович, ох, боялся дружных братьев Романовых. Ведь прав на царский престол было больше у Фёдора Никитича, чем у Годунова и его сына Фёдора.
Год провёл Миша в тюрьме, по малолетству ничего не помнит, но здоровье его этот год подорвал навсегда: цинга и ноги время от времени перестают слушаться.
Через год царь Борис сжалился и перевёл Таню и Мишу в родовое имение Романовых, село Клины, что под Юрьевом на Владимирском ополье. Вскоре туда приехала и мать, инокиня Марфа. От горя и потрясения мать постарела, поседела, но не согнулась, а они с Таней выглядели не очень: худые заморыши в драных лохмотьях.
 
И вот в конце июня, уже после избрания Филарета патриархом, отец с сыном нашли время поговорить. Дела-то всё семейные, но так-то, если разобраться – государственные.
- Тебе через две недели двадцать три года исполнится, Миша, а ты всё не женат, в холостяках ходишь, нехорошо это. Государству нужен наследник, чтобы государство наше укрепилось и наш род прочно на царство сел. Ты сие понимаешь?
- Понимаю, тятенька. Да только Господь дал мне царство, а счастья-то не дал. Никого мне не надо, тятенька, никто мне не люб, кроме Марьюшки, Марьи Хлоповой.
- Так женись на Хлоповой, коль она так люба тебе. Она племянница Васьки Хлопова, пристава, что присматривал за вами с Клинов начиная?
- Так, тятенька. Приставы, Жеребцов и Хлоповы добрыми были, нас ни в чём не унижали. Пробовал я, батюшка, на Марье жениться.
- Так что ж не женился?
- Матушка и бояре против были.
- Так ты, чай, царь. Ножкой бы топнул.
- Господь велел чтить родителей своих. Плохо мне было без вас, батюшка, ох, плохо.
На глазах у Миши навернулись слёзы от горьких воспоминаний.
***
Зима уходила; всё чаще синело небо; начало марта, весна. В городе Кострома в старом посаде у Воздвиженского монастыря возвышался терем бояр Романовых. В нём под лестницей, чтобы их никто не заметил, стояли двое молодых людей – Миша Романов и Маша Хлопова. Парень держал девушку за талию, прижимал к себе и целовал её лицо, губы глаза. Её руки лежали на его плечах.
- Мишенька, глаза целовать к расставанию.
- Суеверие, Марьюшка, кто в Христа верит, тому приметы и колдовство не страшно. Так матушка говорит. Ты будешь моей женой?
Мише шестнадцать лет, в этом 1613 году будет семнадцать, Маше восемнадцать лет только исполниться осенью. Она дочь Ивана Хлопова и племянница приставов Василия и Гаврилы Хлоповых. Служивых дворян Хлоповых приставил наблюдать за Романовыми ещё царь Борис Годунов. Годуновых давно уже нет в живых ни отца, ни сына, как и других царей. Смутное время. Приставы уже больше как посредники между официальной властью и ссыльными Романовыми, чем их стража.
- Не ровня, должно быть, я тебе, Мишенька. Ваш род Романовых древний, а мой – служивые дворяне. Не по нраву я твоей родне буду.
- Не будешь. От ближней родни-то осталась только матушка да тётки. Отец в плену в Польше. Увижу ли когда – Бог весть. Сестра Танюша умерла недавно. Да ты знаешь. Замуж вышла да недолго её счастье длилось. Сравнялись, мне кажется, мы, Романовы, со служивым дворянством. Так ты пойдёшь за меня, Марьюшка?
- Пойду, коль позовёшь.
Марья покраснела, спрятала в смущении своё лицо у него на груди. Они знали друг друга уже десять лет, как Романовых перевели в Клины. И детская дружба Марьи и Михаила переросла в юношескую любовь.
В тереме вдруг появился шум, топот, крики, искали Мишу. Давыд Жеребцов нашёл первый, в ноги кинулся.
- Радость-то какая, Михаил Фёдорович!
Михаил Фёдоровичем назвал, а не Мишей, как раньше, Миша насторожился.
- Посольство из Москвы едет, на царство тебя просить будут. Собор всея земли так решил. Иди, матушка кличет. В Ипатьевском монастыре посольство принимать решено.
Мише это известие радостным не показалось. Он не хотел расставаться со своей Марьей и жизнь в провинции с любимой женой его вполне устраивала, а то, что Марья будет его женой, Миша не сомневался.
- Увидимся, Марьюшка, московское посольство проводим и увидимся.
Суровая инокиня Марфа тоже не горела желанием сделаться матерью государя земли Русской, но по другой причине.
- Что отец скажет? Не навредить бы ему, в плену-то польском всякое может случиться.
***
Послы Московского посольства в Ипатьевском монастыре били челом от всей земли Русской и позвали Михаила на царство. Это произошло в три часа дня, если считать от рассвета. Сначала произвели молебен. Посольство привезло с собой высокочтимые иконы московских святых чудотворцев Петра, Алексия и Ионы, костромичи добавили свою чудотворную икону Фёдоровской Божьей Матери.
После молебна архиепископ рязанский Феодорит торжественно зачитал челобитную от собора всея земли Русской.
Инокиня Марфа сидела хмурая и мрачная, выслушала речь архиепископа и твёрдо сказала:
- Нет.
И этот отказ был не просто по обычаю: три раза отказаться, прежде чем сказать «да». Этот отказ был действительно отказ. Московское посольство пришло в замешательство. Боярин Фёдор Иванович Шереметьев выступил вперёд, в пояс поклонился инокине Марфе и отроку Михаилу.
- Не гневи Бога, матушка. Земля выбрала сына твоего, а глас народа, глас божий. Не устроена земля Русская после смуты великой, единоначалие должно быть, один пастух над стадом.
- И вы отрока бросаете в гиену огненную? Литовские люди под Костромой ходят. Недавно чудом избежали гибели: Иван Сусанин сын Богдашков беду отвёл, Царство ему Небесное.
Инокиня Марфа перекрестилась.
- Михаил Фёдорович агнец божий: невинный и безгрешный, - возразил ей Шереметьев. - Ему и страной владеть, а мы, бояре, подскажем что да как.
- Воистину так, - произнёс архимандрит рязанский Феодорит, - с литовскими и польскими людьми дружбы не водил и королю их Сигизмунду не присягал и на трон Московский сына его Владислава не звал.
- А где пребывают вор Ивашка Заруцкий с Маринкой Мнишек и Воронёнком? – спросила Марфа.
- В Епифани, матушка. Были они в Михайлове, да Воронёнок приболел, Иван Дмитриевич…
- Да какой он Иван Дмитриевич!? – вскричала в гневе инокиня Марфа. – Иван Иванович он. От Заруцкого Маринкой в грехе прижит.
- То нам не ведомо, - возразил строго Шереметьев, - а только незаконный он, а земля выбрала твоего сына, матушка.
- Не скажется ли это на митрополите Филарете, там в польском плену?
- Бояре и вся земля Русская послали к польскому королю, дают в обмен на Филарета многих лучших людей польских
До девятого часа дня, если считать от рассвета, шли уговоры, перемежавшиеся с молебнами. И уговорили. Михаил и его мать инокиня Марфа крест целовали перед чтимыми на Руси иконами, московскими послами и народом города Костромы. Тут же послали гонца в Москву с радостным известием, прибыл он в Москву через девять дней 23 марта. Новому же царю понадобилось сорок два дня, чтобы добраться из Костромы в Москву, прибыл он туда 2 мая.
Не спешно важные дела на Руси делаются.
Вскоре Ивану Хлопову пришла грамота от нового царя: «Дочь замуж не выдавать».
***
- Тяжело тебе, Миша, было, - патриарх Филарет участливо посмотрел на сына.
- Тяжело, батюшка, ох, тяжело. Не даром говорят: «Тяжела ты шапка Мономаха». Правишь через грех, а не по божьей воле.
- Может быть, это и есть божья воля.
- Не знаю, батюшка. А только схватили мы Заруцкого, Маринку Мнишек да сына её. Ивашку Заруцкого правильно, что на кол посадили, заслужил, Маринка от тоски и горя сама умерла, а дитё невинное - Ваня, ему же и четырёх лет ещё не было, за что казнили? Матушка настояла. Он всё спрашивал, когда его стрелец нёс на руках через Серпуховскую площадь к виселице: «Куда вы меня несёте?» В петлю сунули, а пеньковая верёвка не затянулась до конца, не задохнулся в петле мальчонка, а замёрз на морозе, холодно в тот день было. А Маринка билась в припадке и прокляла весь наш род Романовых.
- Всё по воли божьей, сын. Кто в Бога верует, тому проклятья не страшны. За невинно убиенное дитя молиться будем. Это тогда он был ребёнком несмышлёнышем, а вырос бы? Отдалять его от себя опасно, а рядом держать ещё опасней. Воронёнок – угроза династии, а, значит, и всей русской земле.
- Казаки колобродили все эти годы, а на следующий год после казни Заруцкого, Воронёнка и смерти Мнишек на Москву явились права свои требовать. Они встали табором напротив села Ростокино, на той стороне Яузы, больше тридцати станиц, народу густо было, тысячи три, не меньше. Атамана их набольшего