Когда мы отошли на приличное расстояние, Настя спросила:
- Ну, убедился, что из твоей затеи ничего хорошего не выходит?
- Вижу, - вздохнул я.
- И причина здесь одна: деньги нельзя дарить. Сознание людей так устроено, что как бы плохо ни жил человек и как бы хорошо он к тебе ни относился, принимать такие подарки может или всё до конца понимающий человек, или откровенный пофигист. В случае с Игорем больше подходит второй вариант, да и то с оговорками. А вот Санька, хоть всего и не понимает, но интуиция подсказывает ему, что от тебя ему ничего плохого ждать не приходится.
- Чего не скажешь о его жене...
- Вот-вот! Здесь автоматически включается гордость: мол, а чем мы хуже? Даже в ущерб себе. Дай Бог, чтоб я оказалась неправой, но мне кажется, что деньги она вернёт. Не мытьём, так катаньем.
- Глупость какая-то... А, по-твоему, как я должен был поступить?
- Не надо было признаваться, когда она деньги нашла. А, тем более, фокусы свои показывать. И Саньке ничего не надо было объяснять. Пусть бы сами разбирались.
- Я и не собирался. Но он так ловко подвёл разговор, что я и не заметил, как проболтался. К тому же, не такой уж он и дурак - сразу допёр, что без меня тут дело не обошлось.
- Я слышала...
- Весь наш разговор? - смутился я.
- Ну, не весь... - скромно улыбнулась она. - Но большую его часть. Вы так громко думали...
- И про "девицу"? И про то, что "не рубишь"?
- И про "лакомый кусочек", - озорно сверкнула она глазами. - Да ты не думай, я не обиделась. Они ж не знали...
- Тут грех обижаться, - прижал я её покрепче и поцеловал. - Кусочек, действительно лакомый! - И я опять приник к её губам.
- Вовка! - попыталась она отстраниться. - Люди же кругом!
- Ну и что?
- Как "что"? Будто на витрине... Да и удовольствия-то - ну никакого... Прекрати...
- Нырнём домой?
- У голодной куме всё хлеб на уме! Успеем. Давай хоть воздухом подышим.
- Ладно, - вздохнул я с сожалением и старательно засопел: - Вишь? Уже дышу... Так на чём мы остановились?
- "На чём"-"на чём"! - передразнила она. - Деньги дарить нельзя. Вот "на чём"! Их должны находить случайно. А тебя в этот момент даже и близко быть не должно. Пусть это будет целиком их заслугой.
- Хм, - с притворным глубокомыслием произнёс я. - А в этом что-то есть. Вот с Пашкой мы это и проэкспериментируем, как до дому доковыляем.
- Когда мы до дому доковыляем, - лукаво стрельнула она глазком, - ты сперва "поэкспериментируешь" со мной, а там видно будет...
- Ах ты лакомый мой кусочек! - рассмеялся я, прижимая её к себе. - Нырнём ко мне? М? Чтоб никто не докучал?
Бровь её изогнулась:
- Решай сам...
- Понял! - Я радостно взбрыкнул и оглядел окрестности в поисках места понеприметнее, где притулить экран. Как назло, на улице наблюдалось многолюдье: легион пенсионеров выполз на солнышко погреть старые кости.
- Чё, праздник сегодня какой? - с досадой пробурчал я. - Сюда шли - никого ж не было, а теперь - как тараканов на кухне!
- Не злись. Успеем.
- "Не злись"! Ну глянь! Ведь на нас только и пялятся!
- Пальцем не показывай. Пусть смотрят. Чай, не уроды.
- Да уж! Красавицы, как на подбор! А с ними дядька Черномор.
- Балда! - хихикнула она. - Я - о нас с тобой!
- А-а... Вот тут трудно не согласиться с вами, сударыня!
Наконец, мы достигли спасительного переулка, где, кроме двух пацанят, пускавших в луже кораблики, никого не было. На всякий случай мы отошли ещё чуть подальше.
Я было раскрыл рот, чтоб позвать на помощь верного коня, как вдруг, словно из-под земли перед нами выросла компания лохматых оболтусов в потёртых джинсах. Видимо, отдыхали в придорожном кустарнике, да завидев влюблённую парочку, решили отвести душу. Классическая ситуация!
Настя тихо ойкнула и ещё крепче прижалась ко мне.
- Погоди-ка... - Я задвинул её за спину и насупился, широко расставив ноги и сжав кулаки: - Чего надо?
Церемониться я с ними не собирался. Силу свою я уже осознавал полностью. Да и натерпелся в своё время от таких уродов. Самое время отыграться. Чтоб неповадно было.
- Чё, деловой, что ли? - гыгыкнул один из них с отвисшей губой. Он враскачку подошел ко мне, всем своим видом изображая презрение.
- А тёлка-то в самом соку! - гаденько вякнул другой, обходя нас сбоку.
- А мы ейное устройство - щас! Под мелкоскопом... - поддержал его ещё один, заходя с другой стороны и разминая в предвкушении пальцы.
Я не дал ему договорить. Лишь рукой повёл в его сторону, как бы останавливая, а с указательного пальца уже сорвалась фиолетовая молния, угодив прямо между бесстыжих глаз. Охотника до тёлок ветром сдуло, с силой шваркнув о гнилой забор, который не выдержал насилия и проломился. В другом проломе с не меньшим треском исчез его единомышленник.
Одобрительное ржание остальной команды разом стихло, послышались высокохудожественные обещания красивой жизни, а тот, что обозвал меня "деловым", заверещал и высоко подпрыгнул, явно метясь ногой мне в голову.
Создать имидж ему удалось, но не более. Мне даже не понадобилось никаких движений: браслет справился с ним самостоятельно. Губошлёп взлетел неестественно высоко, метров на пять вверх и в сторону, откуда он с треском вломился в заросли распростёршего свои колючие объятия крыжовника. Надо заметить, что тональность вопля за время перелёта несколько изменилась. Теперь в нём звучала жалоба, а не угроза. И винил он в своих бедах моих родителей.
У остального "воинства" пропало желание задавать лишние вопросы. Они поспешно удалились, сопровождая отступление цветистыми прогнозами. Я только хмуро посмотрел им вслед.
- Ну, даёшь!.. - послышался дрожащий голос Насти.
Я обернулся. Она, прижав кулачки к груди, восхищённо смотрела на меня, широко раскрыв глаза.
- Не переоценивай мои заслуги, - устало сказал я, беря её под руку. Напряжение момента всё же дало себя знать. - Это не я. Это браслет.
- Всё равно! - Она ласково потёрлась о моё плечо. - Смотрелся ты великолепно!
- Ну-ну... Супермен. В схватке с тараканами.
- Я серьёзно, - надула губки Настя. - Ты сам-то видел его?
- Кого?
- Ну, фильм этот? Про Супермена?
- Да Бог с тобой! Откуда?
- А я видела.
- Ну и как? Красивый мужик?
- Да я не об этом!
- Ну, а всё-таки?
Она вдруг замолкла и продолжительно посмотрела мне в глаза. Потом тихо спросила:
- Ты ищешь повода для ссоры?
- Нет, конечно! - опомнился я. - И в мыслях не было! Просто не остыл ещё.
Но она продолжала смотреть на меня исподлобья. Мне стало не по себе от её взгляда. Что-то неприятное и обещающее читалось в нём. Наверное, в первый раз она трезво взглянула на меня.
Надо было что-то предпринимать, дабы восстановить пострадавший имидж. В переулке мы были одни. Даже малыши, совсем недавно копошившиеся в луже, куда-то испарились. Видно испугались шума драки. Самое время нырять домой. Оказавшись в моей квартире, мы стали молча раздеваться. Я помог Насте снять шубку и повесил на вешалку. Чувствовал я себя скверно. Разговор не клеился. Настя односложно отвечала на мои вопросы и без особого интереса принимала мои ухаживания. Она прошла в мастерскую и, остановившись на пороге, втянула носом воздух:
- Красками пахнет…
Я не нашёлся, что сказать в ответ, а только с глупым видом топтался у неё за спиной. Между нами пробежала чёрная кошка и я никак не мог избавиться от этого ощущения. Суперменом я себя совсем не чувствовал.
Она прошла к мольберту, на котором стояла неоконченная работа. Усевшись верхом на стул, она поставила локти на его спинку и, подперев голову руками, стала задумчиво разглядывать будущую картину. Я было хотел сказать, что тут, мол, смотреть не на что – ещё работы и работы, но вдруг с ужасом вспомнил , что на кухне у меня – Мамай воевал!
Оставив Настю за своим занятием, я в срочном порядке удалился наводить марафет.
"Привёл, балда!" - матерился я про себя потихоньку, развивая катастрофическую активность. Катастрофическую для посуды… Когда была расколочена последняя тарелка, я почувствовал, как сзади меня обхватили ласковые руки и не менее ласковый голосок поинтересовался:
- Ещё не всё разбил ? Мне хватит?
Слава Богу! У меня отлегло на душе. Мир опять приобрёл цветное изображение. Даже неистребимые тараканы, в обилии сновавшие по стенам и приводившие меня в состояние сильнейшего смущения перед Настей, и те заулыбались.
Я хотел потереться виском о её голову , лежащую у меня на плече, но она ловко увернулась и легонько оттолкнула бедром от раковины:
- Ну-ка… - Ловко управляясь с многодневной грязью, она как-то странно поглядывала на меня. Наконец раскололась:
- И чего ты стоишь?
- Так ты ж у меня работу отобрала...
- Разве здесь твоё место?
- А где же? - оторопел я.
- Ты когда последний раз брал в руки кисть?
- Ну… В день нашего знакомства.
- Значит, с тех пор работа стоит?
- А когда бы я?.. - Но она перебила:
- Выходит, что моё присутствие оказывает пагубное воздействие на творческий процесс? - Где-то там, в глубине, пряталась спасительная усмешка в её глазах, это угадывалось на уровне интуиции, но выражение лица было требовательным и непреклонным: - Вот иди и займись делом! - И она вновь загремела посудой.
- Да, ну а как же ты?.. - растерялся я от такого неожиданного напора.
- А что я ? - не поворачивая головы, ответила она и фыркнула, убирая со лба непокорный локон. – Первый раз на кухне?
- Да неудобно как-то…
- Неудобно... знаешь что делать?.. Вот-вот! Иди работай. Я тут сама как-нибудь... разберусь.
Испытывая жуткую неловкость, я потерянно пожал плечами и побрёл в свою комнату. Конечно же, я был не против, руки у меня чесались ещё на море. Я вообще не могу долго дурака валять. Но тут случай особый. Время в присутствии Насти летело птицей. И я не заметил, как проскочили эти два дня. Любовь оказалась штукой увлекательной, и в то же время разлагающей. В смысле дисциплины. Я совершенно сбился с настрою. Надо бы посидеть, "поймать струю", как говорится, а уж потом приниматься за работу. Однако, легко сказать: "Поймать струю"! Ведь это как болезнь – или она есть, или нет её. Вдохновение заранее не заказывают. Божья благодать снисходит по Его усмотрению.
Но – партия сказала: "Надо!", и мы берём под козырёк.
Я подошёл к магнитофону и включил музыку – непременную спутницу всех моих творческих исканий. Даже кассета на магнитофоне стояла та же, что и до знакомства с Настей. Вообще-то, я её гонял и после похода к Игорю, и после лунных приключений, но прелести она от этого не потеряла. Вещь была многократного использования и надоесть не могла вследствие своей сложности для восприятия, а потому и теперь буквально слёту завладела моим вниманием.
Сделав несколько кругов по мастерской, я всё же пришвартовался возле мольберта.
Есть у меня такая странность – я терпеть не могу собственных работ. Другие, к примеру, закончив, вешают на глазах,
