Паника

(*)
            Сначала было страшно, но страх в последнее время у меня проходил быстро и мне стало смешно. надо же! Какой храбрец этот Ричард, когда ему надо…действительно надо: и в  логово моё пролез и прибить, если дёрнусь, пообещал!
            К снегу или дождю, кто бы знал? Добрая ли примета?
            Нет, он не внушал мне никакого страха. Что хуже – даже ярости у меня сейчас, при взгляде на его растрёпанную униженную бледность почти не осталось, так, какой-то остаток жалости, замешанный на злорадстве: плохо тебе? Отлично, жри, заслужил!
            Странно, я думала, что порву его если увижу, но надо же – смотрю и ничего. Ну хорошо – почти ничего. Скажу так, что усталости во мне больше, чем бешенства или чего-то другого. А Рудольфус ещё хотел чтобы я Ричарда покарала, да тьма с ним! Пусть тонет в своих же деяниях. Да, он меня обидел, оскорбил когда-то давно, жизнь назад, и я поклялась его убить тогда. Отложила, правда, но, откровенно говоря, что я сделала для того, чтобы навредить ему? Всё, что с ним произошло – он сотворил сам, где косвенно, а где прямо и нагло.
– Да стою я, стою! – я улыбаюсь, и Ричард встревожен, он ждал скандала, а я вот-вот рассмеюсь ему в лицо. Потому что нашёл к кому приходить. Раньше я его хоть ради дочери могла пожалеть. А теперь?
– Я слежу, Магрит! – предостерегает он. Ему всё ещё нужно быть главным, но это время безнадёжно ушло. Я его ни во что не ставлю. Не могу, мне смешно с его бледного самоуничтожения.
            Дочь его оказалась не ведьмой, а так – неприкаянной, сам он увяз в интригах, везде оказался лишним – кто виноват? У него было больше чем у меня – у него была семья, связи и влияние, возможности были лучше, а в итоге?
            Тьма, если бы не его дочь, я бы сейчас его прибила бы из милосердия, а так жаль – всё равно Каталине он отец, хоть она и в смятении: может ли отец так забыть и презирать собственное дитя? Пусть лишённое магии, но собственное же!
            Девчонке не позавидуешь – у неё рухнул мир, мать ушла самоисходом, а тут ещё и папаша века в лице Ричарда! Нет, нельзя его убивать сейчас.
            Но убивать надо, иначе он сам справится с этим.
– Де Рэ сказал, где нас искать? – я улыбаюсь ещё шире, как-то приятно мне от мысли, что де Рэ участвует в моей жизни, но и страшно, если честно. Бояться бы надо, да сменить место пребывания, а я? А я почему-то надеялась, что де Рэ сохранит нашу тайну, ну вот – просчиталась! Хорошо, что только Ричард пришёл.
– Де Рэ? – теперь Ричард удивлён. – Надо же…
– Не он? – мир опасно качается в знакомом желтовато-сером оттенке страха. Де Рэ идеально вписывался в картинку происходящего, но если это не он, то кто?
– Он сказал мне, что моя проблема решена, и он не будет помогать мне тебя искать, – Ричард, кажется, забывает о своих угрозах, садится прямо за стол, опускает руки на столешницу, некоторое время сидит, словно привыкает к ней, потом признаётся: – я нашёл помощь в другом месте.
            Я наглею и отодвигаю стул напротив, сажусь, потому что у меня все права, а Ричарда слабак.
– Так я решила твою проблему. Ты ненавидел свою дочь, я её забрала.
– Не смей! – столешнице, наверное, больно, жаль, я не могу спросить что она почувствовала, когда ладонь Ричарда хлопнула от всей широты магической души по ней. – Не смей так, Магрит…
– А не то? – я смеюсь, уже не скрывая. – Ричард, но это правда. Твоя дочь была тебе стыдом. Настолько, что ты не знал, куда её деть…
            Против воли я понижаю голос.  Я, конечно, ведьма, но вовсе не бесчувственная, и, в отличие от Ричарда, я прекрасно знаю, что его Каталина спит в соседней комнате. Ну я хочу надеяться что спит, а не слышит нашу позорную разборку.
– Ты отдал её к другим неприкаянным. А после, когда я забрала её оттуда, ты решил, что сотрёшь нам обеим память и сбагришь нас в людской мир. Это ли не бегство, Ричард?
            Он морщится. Он может совершить тысячу и один героический поступок, но я видела его настоящие решения, я знаю его и я презираю. Он знает, а я даже представить не могу, чем это можно стереть.
            Подвигом? Кровью? Смертью? Не знаю. Может и ничем, тьма со мной, но Каталина навсегда запомнит, что её отец отрёкся от неё почти сразу, как выяснилось, что магии в ней меньше, чем во мне грации.
– Оно, – хрипло признаёт Ричард. – Не читай мне мораль, Магрит.
– А я тебе и не читаю мораль, – я успокаиваюсь. Я сильнее, и сейчас я как никогда чувствую это. Он может ударить меня магией или так, по-людски, об стол, но это ничего уже не изменит. Я сильнее.  – Я не читаю, Ричард. Я констатирую факт. если бы я читала мораль, я бы начала с себя, у меня свои грехи. Но от моих грехов счёт мне и идёт, а у тебя дочь.
– Молчи.
– И твоя дочь не виновата в том, что произошло. Она потеряла весь прежний мир, а ты…
– Магрит, во имя всего…
– Ты даже не потрудился сделать вид, что она тебя заботит! – я всё-таки добиваю его. добиваю словами. Люди так тоже умеют, и мне нравится это оружие. Иной раз оно сильнее магии, только, жаль, не всегда доходят силы и время. Ударить магией проще, чем подбирать убийственные слова. Но мне некуда было спешить сейчас, и я взбесила Ричарда. Взбесила правдой.
            Мгновение, и стол между нами грохнул, рассыпаясь на тысячу и одну щепку. Красивый пазл! Жаль, что никто его толком не восстановит…
            Но ещё одно мгновение и тёплый вихрь магии уже меня давит к стене, и Ричард нависает надо мной:
– Она всё равно моя дочь! Слышишь ты? Ты не имела права забирать её, ты…
            Магия душит меня, но я не сопротивляюсь, я смотрю в глаза Ричарда – такого жалкого, прячущего за бравадой магии всю свою трусость и всю правду о себе, и не сопротивляюсь. Я сильнее.
– Трус! – хриплое слово срывается с губ.
            Хриплое, но верное и хватка магии расступается. Я падаю, хватая ртом воздух, щепки тут же цепляются ко мне, отряхиваюсь. Ричард рывком поднимает меня.
            От него отчётливо пахнет алкоголем – неудивительно! Этот запах часто сопровождает трусов, и в особенности тех, кто не просто труслив, но и жесток. Но что неожиданно – от него ещё пахнет, едва уловимо, ивовым настоем.
            Спать не может? Как я?
– Она моя дочь, – повторяет Ричард, не глядя на меня. он смотрит в пол, в нём, видимо, больше смысла. – Единственное, что у меня осталось из хорошего. Да, я мечтал, что моя дочь будет великой ведьмой, и я не знал как быть, когда оказалось, что она, как человек, даже умрёт раньше. И тут де Рэ со своими идеями и множеством редких артефактов, и ты с заботой о ней. Я не был…нет, не так.
– Никак, Ричард, – поправляю я, – никак. Ты не найдёшь слов для того, чтобы оправдаться передо мной, но, на твоё счастье, тебе и не надо ждать моих прощений.
– Надо! – в нём бешенство магии. В глазах плещет неукротимая, рваная, нервная сила. Как же его штормит-то! в самом деле, что ли, не спит? или болен от нервов? – Надо! Я втянул тебя в это. Было время, когда мы могли быть друзьями.
            Было, и я чувствую комок в горле, когда он говорит об этом времени. Там была Габи. Там было моё агентство. Там было что-то, что давало мне силу выдерживать свалившуюся бессонницу и улыбаться. Там были люди, приходившие за помощью к магии, попавшие в разные ситуации, и пустые расчёты о том, сколько клиентов нам нужно, чтобы оплатить отопление и водопровод с арендой…
            Там была другая Магрит, а Магрит сегодняшнего дня смотрит на неё в глубины памяти с недоумением и не верит – неужели это была она? Такая веселая и такая бесшабашная. И…какая-то ещё, найди бы это слово в себе.
            Почему-то на ум мне идёт только «весенняя», и тотчас в противовес этому определению выходит новое: «осенняя».
– Мы могли быть на одной стороне, могли быть друзьями, – повторяет Ричард. Его это гнетёт. Он тоже другой. Он изменился, и это изменение никогда не сделает его прежним.
            Я хочу его убить и пощадить одновременно. двойственная природа ведьм! что ж, в любом случае, это будет защита. Защита от самого себя или защита от меня.
– Мы и сейчас друзья, Ричард, – я говорю с ним предельно мягко, как говорят только с больным, – потому что только друг может сказать тебе что ты скотина, последняя скотина, и сказать не из зависти, а по истине.
            Он усмехается.
– Не спорю. Но ты не была на моем месте. ты никогда не имела семьи.
            Он осекается. Магрит из весны это бы задело, но я уже в осени и потому киваю:
– Ты прав. Я имела какое-то недоразумение на замену. И ты, глядя на меня, ещё в годы Академии глядя, должен был понять, что нельзя бросать девчонку одну.
            Поймать удар и обернуть его против врага – мне нравится такая тактика! Она обещает многое…
            Ричард шевелит губами, но слов я не слышу. Он ругает меня или, быть может, себя – неважно.
– Что дальше? – мне неинтересна лирика, мне интересен факт. – Ну хорошо, ты нас нашёл, а дальше что? 
– Моя дочь отправится в мир людей. В закрытый пансионат для девочек. Ты с ней не пойдёшь, я договорился…там её введут в курс дела. Лучше сейчас, пока она совсем не выросла. Пока она адаптируется.
            Он даже встаёт, чтобы пойти из комнаты туда, где спит (хотя вряд ли – мы шумим!) его дочь.
            Но я не для того терпела его общество, чтобы так легко его отпустить и потому сиреневая вспышка преграждает ему путь. Легкий намёк на то, что я возражаю, не более, никакой грубости.
– Да ну? – удивляется Ричард, но оборачивается, – у тебя есть план лучше?
– Есть, – соглашаюсь я. – Я встану на ноги, Ричард, всё равно встану. Открою новое агентство…
– Тебе нельзя, ты понижена в правах.
– на неё открою агентство! Или на Франческу, она женщина лихая, согласится! – я раздражаюсь на такие пустяковые замечания. – Она будет мне помогать.
– Франческа? – издевается Ричард, и я снова хочу познакомить его лицо со столом, жаль, что сам стол Ричард недавно разбил в щепки, придётся терпеть.
– Твоя дочь, божедурье! – я едва сдерживаюсь. Что в нас, ведьмах, плохо, это то, что мы закипаем мгновенно в самые неподходящие моменты и не всегда умеем держать хладнокровье. Это творит нам дурную репутацию из века в век.
            Ричард мрачнеет. Сначала он хочет сказать что-то резкое, грубое, но по его лицу я вижу – раздумал, и вот уже губы расплываются в ехидной улыбке:
– Хочешь заменить моей дочерью твой провал с Габи? Доказать себе, что можешь кого-то спасти?
            Зря. Ричард, видит сила, я не хотела драки, но ты вынудил меня. ты сам вынудил, видит сила!
            И я позволяю силе течь между пальцами в безобразное заклинание. Сейчас я его и упокою. Раз и навсегда. Хватит с него. хва-тит! Кто он такой? Что мы без него не справимся разве? Да у