Набросок

Вениамина Фёдоровича ввели в камеру. После того как дверь захлопнулась, попривыкнув к темноте, он смог осмотреться. Помимо него здесь находилось ещё шесть человек. Трое лежали на нарах. По тому как они усиленно зевали и ожесточённо ворочались, было ясно видно, что предпринимаются изнуряющие и безуспешные попытки заснуть.  Один в нелепом котелке, присев на корточки, где-то в уголку читал письмо. Ещё двое играли в карты. Здоровяк с бычьей шеей, медвежьей фигурой и напоминающим мордочку хомяка лицом и подозрительного вида тип с синяком под глазом.

Подбитый оглядел Вениамина Фёдоровича с головы до ног, подошёл и, блеснув золотыми фиксами, спросил.
— Как звать?
— Вениамин Фёдорович. Алексеев.
— Вениамин? Даже так?.. Дворянин, что ли?
Вениамин Фёдорович виновато потупился.
— Нехорошо, брат. Нынче дворянином быть... Уж лучше собакой. Садитесь к нам. Сыгранём напоследок. Я тут их благородий обчищаю.
—  Позвольте, — промычал его партнёр по игре.
—  Да,  да.  Пока больше они меня.  Но ничего,  я ещё отыграюсь.  Давайте с нами.  Втроём интереснее. К тому же только на мелочь играем.

Начали раздавать карты.
— Так.
— Ещё. 
— Пожалуйте.
— Ещё.
— Извольте.
— Всё. Теперь себе.
— Сейчас мы...
Рука сдающего повисла в воздухе вместе с картой. Все замерли. За стеной послышались  шаги.

Чёткий, дробный стук сапогов вселял даже больше страха, чем сами выстрелы, следующие обычно после прихода чекиста. Шаги приближались. Арестанты напряжённо вслушивались. В абсолютной тишине каждый удар подошвы сапога о пол отзывался для них эхом. Шаги прекратились. Далее последовали ясно и чётко различаемые со всеми оттенками звон ключей, скрежет отпираемого замка, скрип двери.
— Фёдоров, — раздался громовой властный голос.

Вениамин Фёдорович невольно вздрогнул. Фёдоров — Фёдорович. Всего лишь две буквы отделяли от смерти. Человек в котелке  поднялся. Ещё раз  с надеждой взглянул на письмо. Сложил его пополам. Неуверенно шагнул, опять достал письмо, суетливо повертел его в руках, убрал за пазуху. Похоже, он так и не успел дочитать до конца. Остальные краем глаза провожали его сутулую жалкую спину. Никто не смотрел напрямую. Когда дверь захлопнулась, игра продолжилась, и карта наконец-то легла на стол.
— За что вас? — спросил   тип  с  синяком,   грустным   взглядом   провожая,    исчезающие   в  огромной лапище монеты.
—  Обвиняют в контрреволюции.  Отпустил неосторожное  замечание  по поводу  устройства  советов. Тут меня матросы и схватили.
—  А вас за что?
— Я — вор, — ответил   тот   со  спокойствием   и  даже   некоторой   гордостью   за   профессию    в голосе, будто говорил «я — рабочий» или «я — почтальон».
— Я, — басил его партнёр по игре, -работал  в  газете  правого направления. Ну, меня и прибрали.
— Удивительно, что вас сразу не расстреляли, — всё так же спокойно заметил «вор».
—  Сам удивляюсь, — отозвался здоровяк равнодушно.
—  Сдавайте.
— Вот.
— Ещё.
— Вот вам.
— Так. Ещё.   
— Нате.
— Себе. Здесь все — кто из бывших, а кто просто подозрительный, — объяснял «вор»,  разглядывая полученные карты. 

Все опять замерли. Шаги. Звон. Скрип.
—  Ипатьев! 
Здоровяк поднялся.
— Ну вот,   не   доиграли. А ведь  как   раз  выигрыш  шёл.  Счастливо   оставаться.    Доигрывайте без меня. А я пойду. Жаль, так славно сидели, — пожав всем руки, он вышел.  Провожаемый такими же взглядами искоса.
— Делать нечего. Теперь мне сдавать, — произнёс «вор», дождавшись пока окончательно смолкнут шаги за стеной.
— Ещё?
— Да.
— Ещё? 
—  Да,  да...  Как вы думаете...  меня могут, — спросил  Вениамин  Фёдорович.   Собственная  судьба занимала его больше игры.
— Кто ж знает? Нынче всех могут и за что угодно, — мудро рассудил «вор».
— А вы не боитесь, что и вас...
— Меня расстреливать нельзя. Я — честный вор. Из самого что ни на есть рабочего класса... Двадцать на ваши восемнадцать. Пожалуйте монету. Наконец-то, и мне удача пошла, —  его всё-же по-видимому более интересовал выигрыш.
— Ещё.
— Так.
— Ещё.
— Вот.
— Себе.
— Ага.
— Двадцать одно.
— Да что такое?! Ну не везёт мне и всё!
«Вор» швырнул карты на стол. 

Больше уже никого не забирали. «Вора» наутро выпустили.  Вениамину Фёдоровичу   пришлось ждать рассмотрения своего дела два дня. За это время ещё двоих вывели и пять человек доставили, среди которых были: один совсем уж зашуганного вида офицер; два «буржуя» (бывший купец и бывший коммивояжёр); чиновник, поступивший на службу к новым властям, но чем-то им не угодивший; и еврей, который всё настойчиво уверял, что у него только внешность и фамилия еврейские, а кровь русская, о чём он даже готов был поклясться на Библии или «хотя бы на кресте». А потом Вениамина Фёдоровича выпустили. Всё произошло так быстро. Следователь пробежал глазами его «дело» — карточку с краткой характеристикой, сурово  предупредил, чтобы «более подобного не повторялось» и подписал спасительный пропуск на выход.

Щурясь с  непривычки на солнечный свет, немного пошатываясь, словно пьяный, Вениамин Фёдорович шёл по заваленной мусором улице. Ранее он часто слышал слово «свобода», используемое с разными оттенками  и смыслами. Но только теперь понимал всю его сладость.  Он был свободен.