(*)
– Море не плачет, царёк, – проклятая дочь Океана и в предчувствии смерти издевается надо мной. Впрочем, чего ей бояться? Она долго жила в плену у Морского Царя, безумная, когда-то желавшая собственной власти в Океане, она обрела лишь тюрьму в воде. Вечная пленница Калипсо! Насмешка вод.
Какое ей дело до смерти? интересно, а как умирают дочери Океана? Мы, дети Морского Царства, расходимся пеной морской…
– Где Эва? Где моя сестра, Калипсо? – я держусь из последних сил. Нет, знаю, я должен держаться и только долг меня держит.
Хотя очень хочется взять Калипсо за голову и приложить об стену. Надоело! Ну что за абсурд? Моя мятежная сестра, всё-таки пошедшая против моей власти, скрывается от меня в водах? Она – часть моря, а я повелитель, Царь Морской! И я не могу её найти?
Нет, я позволил ей уйти. Я дал ей время, чтобы она показала мятежность натуры и я мог убить её открыто, отодвинуть навсегда от трона нашего отца, как это прежде делали мы с ней, когда сообща, а когда не сговариваясь. Но трон не может принадлежать двоим, и я проклинаю день, когда Отец явно выказал своё предпочтение ей, а не мне.
Это не я его убил. Это он меня вынудил. С тем и живу. С тем и море плещет во мне. Но Эва не отступила. Я хотел надеяться, я хотел верить – она, как никто больше во всех водах, знала меня, а я её. Я знал, всегда знал, что она лицемерна и хитра.
Её заигрывания с простолюдинами, её дружба со служанками и стражниками! Позор для царевны!
Но это пошло бы против меня, объяви я прилюдно прежде побега Эвы, что она – враг моего трона и всего моря.
Пришлось ждать, а теперь я не могу её найти. И эта ведьма, а ведьма и есть, утверждает, что тут нет её помощи? кто может скрыть море? Тот, кто могущественнее! Да, у Калипсо больше нет магии, уже не одно поколение волн нет даже намёка на неё, но есть память о тропах, что я не ведаю, и тайны, свои тайны.
– Эва…– Калипсо изображает задумчивость, она провоцирует меня, она дразнится, либо ей есть что предложить мне, либо старая ведьма не понимает серьёзности положения.
Или она спятила, но это даже развяжет мне руки!
– Она повсюду, – Калипсо ведёт рукой, – среди всех вод.
Я должен был сдержаться, но не мог. Больше не мог. С утра я уже объявил Эву предательницей, объявил её поиски, выслушал зарождение шёпотов и слухов, и теперь оказалось, что она скрыта в водах!
И эта дрянь не желает мне помочь!
Я должен был сдержаться, но не сумел. Только когда Калипсо бессильно мотнула головой в моих руках, я позволил ей снова жить.
– Силён…– она хрипит у моих ног, ползёт по полу, который причиняет ей дополнительную боль, как и любой предмет в её темнице, но будто бы не замечает этого. Что ей эта боль? – Но всё как сухопутный!
Море отзывается внутри меня гневом, призывает покарать обидчицу тотчас. За дерзость фраз ударить её морской стихией.
Терпение, море, терпение, родное – наша с тобой война таится не здесь.
– Эва хочет отнять мой трон, – я говорю спокойнее, руки пульсируют, не то от моря, жаждущего вырваться на свободу, не то от плеч океанской дочери, который я так встряхнул.
– Он морской, а не твой, морской! – она поднимается. Волна, сплетенная из волн. И я понимаю что не смогу действовать силой. Вернее, смогу, конечно, и отдать её верным своим рыцарям смогу, но толку не будет. Она просто древнее меня, древнее самого Морского Царства и её преступление покоится на дне его, и что бы я ни делал, я её уже не удивлю, а значит, и не раню.
Надо идти иначе.
– Эва развяжет войну.
– Война уже началась…она началась в тот день, когда ты не уступил ей, а она не уступила тебе. Но она не сделала ничего с тобой, к моему сожалению, а ты убил вашего отца, – у Калипсо совершенно чужой цвет глаз. У меня, после того, как я принял её дружбу, вернее, наш союз, обещая ей свободу, такой же.
Обещал свободу! Хорошо, как хорошо, что Калипсо родилась до того как пришла изворотливость в слова. Да, я обещал свободу, но когда она потребовала её…
– Мы не договаривались когда я тебе её дам, – пришлось ей напомнить.
И она взглянула на меня бессильно, понимая, что попала в ловушку слов. Своих же слов.
– Эва зальёт кровью море! – я не изображаю отчаяние, я нахожусь в нём. Её любят, всё равно любят, и если у неё есть соратники, а я не сомневаюсь, что просто так, в пустыню она бы не ушла, то кровь будет.
– Кровь – пища для волн, а мёртвая плоть – пища для рыб, – Калипсо улыбается. По-настоящему улыбается, и, глядя на неё сейчас, никто бы не подумал, что она в плену и не видела настоящего моря уже полтысячи сухопутных лет.
Она выглядит нормальной, разумной.
– Это и твой дом, Калипсо!
– Океан мне дом. Дом, отвергший меня.
– Помоги и я сразу отпущу тебя! – это последний козырь, тень от шанса.
Она умолкает. Нет, не возражает сразу, и уже одно это радует, но и не соглашается. Она колеблется.
– Сразу же на свободу, – повторяю я заветное.
– Свободу? – Калипсо склоняет голову набок, смотрит испытующе. Она выше меня, как и положено дочери Океана, но сейчас глядит как на равного. – А что там?
Я теряюсь.
– Там нет оков. Плыви куда хочешь. С кем хочешь!
Она смеётся, и на этот раз безумие прорывается в её смехе.
– Мне не с кем, Морской Царь! И некуда! Весь мой дом уже забыл меня. А если и вспомнит, то ведь не добром, нет, у воды долгая память.
– Не будет тюрьмы. Не будет боли. И меня не будет! – я давлю, но чувствую, морем внутренним чую, что проиграл. Хотя никак не могу понять почему – она ведь сама хотела на волю ещё недавно. В прошлый раз мы так и сговорились, разве нет? Что изменилось?
– И что я буду делать? – нет, она издевается.
– Что хочешь!
– Я ничего не хочу, – в этом её беда. Она расхотела существовать, ей стало неинтересно всё в воде.
Но я знаю, что ей сказать на это:
– Это не так, Калипсо, не так! иначе ты бы не помогала ей.
Я не сразу понял это, уже поражение подкралось ко мне, когда осознание пришло, хлестануло – не ждал, мол?
Вот теперь она в тупике и вода смыкается над её головой могильным холмом, какой бывает только у сухопутных.
– Ты помогла ей, хотя если бы тебе было бы всё безразлично…
– Порыв! – Калипсо отступает от меня, но море рвётся, пульсирует на кончиках моих пальцев. Во мне много силы, а в ней совсем чуть-чуть, природного дара воды, дара, которым не пользовались.
– Ты помогла ей, ты укрываешь её от меня, и это значит, что ты хочешь…чего-то хочешь. Ты ненавидишь меня, но её любишь. Почему? – переступаю ближе. Руки дрожат, в них море, в них древняя злость. Руки дрожат, но не от слабости, а от силы, которую я не могу контролировать.
– Она не убивала своего отца! – Калипсо некуда отступать. Спина её врезается в стену, и наглость возвращается на её лицо с этим ударом. Всё просто. Всё сыграно. Всё открыто, и будь я проклят, если она не ждала этого момента в глубине своей поганой души, если не предвкушала его, даже зная, что ничего её не ждёт.
А это я могу обещать.
– И я его не убивал, – я улыбаюсь так, как улыбалась прежде она, будто бы нормальный, будто бы нет во мне моря. И силы нет. И ничего за спиной не держит моего существа, и не скребёт в груди, не подымается в сознании мутью и силой, желая затопить всё, что только есть во мне.
Но я правда его не убивал!
– Его ты убила, Калипсо, – напоминаю я, и море пульсирует, его трудно сдержать, и я уже почти не пытаюсь его остановить.
Всё кончено. Почти кончено. Дай мне повод, Калипсо, и я всё закончу.
– Убила, – соглашается дочь Океана, и вдруг улыбается: – твоя сестра в гиблых водах.
Сначала мне кажется, что я сошёл с ума. Она издевается! Или нет? Это она произнесла? Да, похоже на то. но почему?
Стоп…гиблые воды? Немыслимо!
Гиблые воды – это погибель не только для сухопутных, плевать на них, но и для нас, детей Морского Царства – это опасные дороги. Из всех, кого я знал, только отец мог их пройти без беды для себя. Там водоворот, там настоящая воронка, где сходятся вода и время – два врага и два союзника против этого мира, что объединяет и сушу, и море.
Там гибнут корабли. Там по ночам расходятся волны и являют тысячи огоньков на дне. Там много золота и всяких драгоценностей, но добыть их невозможно ни с корабля, ни из воды. Там сход течений, и буйство ветра. В одну минуту там может быть тихо и спокойно, а в другую – придёт буря и огромные чёрные волны заклокочут, не желая разбираться кто явился в их владения.
Как Морской Царь я, верно, могу их пройти, но не желал бы испытывать их власть. Гиблые воды не щадят даже детей моря. И что там делает Эва? Укрывается от меня? глупо! Даже люди знают, что туда соваться нельзя, правда, рекут они эти воды «дьявольским треугольником», да обходятся слухами, огибают их…
А Эва – дитя моря, там?
– Гиблые воды, – повторяет Калипсо спокойно, словно сообщает мне о том, что моя мятежная сестрица отправилась в соседний пролив. – Я научила её проходить их.
– Зачем она там? – я чувствую, что голос меня предает. Я знаю, что должен спросить совсем о другом. Но я не могу. Гиблые воды – это не то, о чём хочется говорить, это чёрная легенда для двух миров – суши и воды.
– Приди и спроси, – Калипсо дёргает плечом, ей очевиден ответ. Она издевается.
Что ж, тем хуже. Но всё же – я даю тебе последний шанс, ведьма. Уцепись за него. покажи, что ты нужна мне, что ты ещё чего-то стоишь, и я тебя пощажу.
– А зачем? – она будто бы угадывает мои мысли. – Я даю тебе последний ответ, больше ты от меня ничего не получишь – ни правды, ни лжи. Мы уже о многом с тобой поговорили, Царь, но так друг друга и не поняли. Открывая тебе тайну её нахождения, я даю тебе муку. Рискнешь пойти? Или будешь ждать её возвращения? А она вернется, это ты и сам знаешь…
Я смотрю на ведьму. Она ведь не всегда была такой. Когда-то, наверное, она была любимицей своего отца – Океана, но что же с нею стало? Что отвернуло Калипсо от пути? Почему она пошла против всех и оказалась в плену моря с полного согласия Океана?
Чем ты виновата?
Я смотрю на её волосы, на тонкие руки, на черты лица… она красива, даже сейчас, долгие воды заточения спустя, красива. Но её красота давно несет в себе печать какой-то тени, которую я не могу различить. Калипсо прекрасна, но в ней есть что-то такое, что вызывает у меня отвращение и даже жалость.
Калипсо смотрит на меня с усмешкой. Она
