17. Она - жрица Любви твоего брата. Золотой Колаис

обычай.

      Зрительницам  хотелось забросать арену  цветами, но это делать  запрещалось.  Жрицам не к лицу   выражать  чрезмерное  своё  восхищение.

      Почти не взмокший,  Антир усталость вложил в  чумной взгляд, встретившись  с такими же ненормальными глазами  Савлия. Крикнул ему, перекрывая   гром  аплодисментов:
    -  В твою честь, барон!  Лук возьми! Цель – к твоим услугам - ахам! (Я!) 

     И  потребовал себе новый меч, чистый.  Вскинул  меч над головой,  потом острием клинка  указал в сторону Савлия, кто стоял у входа  на арену.

       Такому приказу удивились и даже испугались зрители, только не алауны. Тем более, Савлий. Он  знал, что задумал король, - это был опасный трюк, но верил  Антиру  безоговорочно. Стрелять, целясь в него? Да, пожалуйста!

      Дий тоже не сомневался в мастерстве сына. Только смотрел на него, будто впервые видел. Но не гордость за сына  опалила  сердце отца, он давно заметил: с Антиром творится  неладное.  Тот не иначе шагнул на край пропасти и идёт по тонкой  невидимой нити, грозившей в любую минуту оборваться.

       Зарядив лук, Савлий прицелился в замершего  верхом на Бругрусе  короля; держал натянутую до плеча тетиву. Многие жрицы, впечатлительные юные особы, зажмурились, закрылись ладонями. Девы постарше, кусая алеющие губы, молились богине, но смотрели до рези в глазах – такое пропустить невозможно!   Даже хладнокровные, выдержанные жрецы культа Кама, и те отводили взгляды, и тихонько поражались.  До чего спокоен Дий! А вдруг именинник  убьет Антира!

      Алауны улыбались, замечая ошеломленные взгляды новеньких, кто-то  привстал со скамьи. Скиф Сопей,  все еще сидевший в седле, тихонько тронул коленями бока своего жеребца, чтобы отъехать подальше, чтобы увидеть, чем закончится  выходка  главы «Побратимов», кто стал для Сопея кумиром?

      В гнетущей тишине всхрапы лошадей  да в листве высоких деревьев чириканье птиц подействовали на нервы Фемисты. Её внезапный вопль «Нет!» слился со свистом стрелы; она сорвалась с тетивы. Одновременно с этими жуткими звуками: истошным  криком Фемисты и смертельным пением стрелы, в воздухе полыхнул молнией клинок в руке Антира.

     Люди не заметили, как и когда тому удалось молниеносно мечом отбить стрелу? Стрела отлетела к копытам жеребца Сопея, кто, как пьяный, сполз с седла, падая на колени.

      На тетиве лука Савлия уже лежала вторая стрела. Тетива тонко щелкнула, отправив  стрелу в живую мишень, юноша тут же  вложил третью. Потом четвертую.
[color=rgba(0, 0, 0, 0)]Клинок  Антира  уподобился блистающему  диску, сбивающему летящие стрелы. Будто плотная невидимая защита встречала поющие свою роковую песнь стрелы, которые  разлетались в разные стороны, сверкая оперением[color=rgba(0, 0, 0, 0)]. Сам Антир и Бругрус под ним влито уходили от опасности, как одно целое вертелись в сумасшедшем движении.

      Молоденьких жриц, среди которых оказалась и Фемиста, ничто уже не могло удержать на месте. Они  выбежали на арену. Забрасывали  сына  Дия цветами, кричали, восхищенные,  смеялись; Фемиста плакала. Окружили венценосного, но без венца  босого всадника.

      Антир с трудом  сдерживал  Бругруса, - тот не понимал бурной радости женщин, норовил  их кусать. Жеребец справедливо полагал, что на его хозяина напали.   Антир кричал жрицам, чтобы свой восторг отдали  новорожденному, от его зоркого глаза зависело  стрелять точно.

      Савлий понимал: в бою враги не будут с такой аккуратностью бить стрелами.  Залихватское  умение Антира  отбивать стрелы на лету само за себя говорит.  Его король всё умеет, правда, с женщинами разобраться у него не получается.  Самые бойкие, во главе с Фемистой, стянули с седла Антира, забывшись, обнимали и целовали его. Особенно старалась Фемиста. Она  изловчилась и поцеловала его в полураскрытый рот.   Антир, глубоко дыша, одарил «сводницу» лукавым взглядом.

      Мануил следил за Фемистой  с нескрываемым сарказмом. Он давно заметил: Фемиста не ровно дышит к  сыну Дия.  Когда-то сама напрашивалась быть  ему жрицей Любви, но Дий категорически запретил ей даже думать об этом. У Фемисты были свои обязанности, и нарушать их запрещалось.

      «Да, она запала на него, стареющая кошка!» - думал Мануил, смотревший на Антира с завистью.

     Мануил  в  глубине  души недолюбливал сына  Дия, считая его, своего рода соперником.  Уж, Мануил - то знал, будь тот на его месте – девы отдавались  бы  ему без оглядки на свои спящие  чувства. Мануил не верил, будто Антир ненавидит женщин и открыто это демонстрирует. Опытный глаз жреца  видел: тот насквозь пронизан сладострастием, вот  уж точно – дельфин, тотем-безобразник  бога Кама,  разве что великолепно владеет своей пылкой природой.

      Дию было не до них. В то время, когда сын отбивался от восторженных  дев,  Дий читал две голубеграммы, которые ему доставил поверенный в почтовую рассылку человек. У Дия голубиная почта была налажена со всеми доверенными служителями разных культов и кланов.
Дий получил весточку от Марции и от Элин.

      Некогда  Элин,  двенадцатилетнюю золотоволосую красавицу, Смотрительницу Золотого Колаиса, он   внедрил в  логово  конунга Филимера. Она  была  бесподобное  создание, умница! Таких дев еще не встречал. Ей не сладко пришлось. Десять лет не получал от нее вестей. Думал, погибла. Ему жаль было бы потерять ее.

      Элин   в свои ранние годы отличалась  необычной чувственной красотой, сказочным богатством сияли ее золотые до пят волосы. Кабы не раскосые зеленые глаза,  она  напоминала бы   знаменитую Афродиту. Эта была та девочка, из-за которой пятилетние близнецы умудрились подраться между собой.

      Антир уже не знал, как отбиться от жриц, кто, видимо, забыли в каком они месте, или следовали разрешению Дия самим  избрать на ночь партнера? Они не слушались Фемисту, да и та плюнула на них: обхватив за  горячую талию Антира, жадно шептала ему:

      -  Откажи  им всем, во имя богини Арра! Хватит играться, сайчик! Ты – занят! – она припала ртом к уху своего героя. – Я скучаю, ни одного жеста против!  Я отгоню их!

      Антир, не обращая внимания на Фемисту, закричал Мануилу, чтобы спустился к ним. Чтобы объяснил девам: вокруг полно партнеров, и этот вечер посвящен барону Савлию. Он достоин самой лучшей красавицы. Где она? Кто она?

      Савлий орал, что ему никто не нужен. Если его король останется в одиночестве, то и он согласен эту ночь провести с оружием в руках, в обнимку с белоснежным конем,  как и его  обожаемый  Антир-сай.

      Мануил психовал, угрожая оставить без сладкого  на пару дней, отлучить от разного рода удовольствий – девы его не слышали. Каждая вторая совала в руку королю  веточку  шиповника с розовыми цветами, вложенного  в  платочек  с  вензелем  владелицы  –  символическое   приглашение к ней на ложе.

      Антир  предложил  девам искренне выбрать  того, кто  по душе, а не по зову похоти. Пусть те, кто обожает  Мануила, перейдут в его сторону. Кому по сердцу Савлий – встанут рядом с ним. И так поступят со всеми мужчинами, кто смотрел на юных дев с понятным желанием. Да, неужели его алауны, сильные, мужественные и красивые мужи недостойны праздника Любви?

      Фемиста быстро собрала вокруг себя плотный круг жриц. Итак, кто – к кому?

      Антир, обняв за плечи именинника, говорил ему сквозь зубы:
     -  Никому не верь, Савлий!  Никто к тебе не подойдет с душой и сердцем! Ты знаешь, чау есть любовь? И я не знаю,…Ты полагаешь, она  есть битва двух тел, огнем охваченных, так это не любовь – скотское удовольствие. Мечтаний поверх макушки, желаний  - пониже пояса, в итоге – разочарование! Поверь!  Увидишь  сам, Фемиста, сводница, всех распределит по статусу, сама ко мне на ложе  прыгнет. И ласкай ее, Медузу Горгону!

      Наконец,  жрицы  сделали свой выбор.  Больше всего красавиц  оказались подле   Антира и Мануила.  Савлия выбрали четыре жрицы. И возле каждого алауна  улыбались девы.          Никто не выбрал Сопея и двух других новеньких.

      Антир, увидев возле себя самую внушительную группу претенденток, расхохотался. Впервые за долгие годы он смеялся,  отдохновено и дерзко. Выкрикнул  Савлию:
      -  Видел, барон? Все, кто подарил мне  шиповник – карьеристки, вертихвостки, гузки! Никому из них не верю! Верю тем, кто  подле  Мануила.

     Жрец  Любви  плотской  воззрился на Антира недоуменно и с ожиданием от него  откровенной  насмешки.  В глазах  короля, расширенных и гневных, прыгали  чертики.
-      Да, да! Тот  пурва ама те, ама те, ама те  (Он первый у тебя, у тебя, у тебя) – смеялся, и пальцем каждой в грудь тыкал. -  Вы знаете пристрастия Мануила, и вы не лжете!  Вы искренне  желаете  макару!  Иханте свам – свам на  джня  (Желать меня – меня не зная) – себя не любить! Я сказал!

      Жрицы, стоявшие возле Антира, с ним не согласились, заметив, что так рассуждают  эгоисты. Фемиста принялась доказывать сыну Дия,  не тот дорог, кто первый у женщины, а тот, кто пал ей на душу. Кого она полюбила. Такая  отдаст  избраннику свою любовь, не зная его. Но, когда познает  – будет вдвойне счастлива. Женское сердце никогда не обманывает.

     Антиру не понравилось, с каким жаром жрицы принялись  доказывать свою правоту. Побросав им под ноги  колючие ветки  в  платочках, он готов был взбеситься. Он терпеть не мог, когда женщина ему перечила. А тут  они, претендующие на ночь с ним, «копытами забили»! Он отказывался понимать жриц, даже Фемисту, кто, не боясь быть услышанной, твердила, что всю эту суматоху она намеренно заварила, чтобы отцепились от него; он в эту ночь – занят!

     Дий, оторвавшись