Прошло всего немногим больше шести месяцев после первой бессонной ночи, а Андрей вновь не спал. Он никак не мог понять, а что же ему сейчас делать со всем этим знанием, так неожиданно свалившемся на него. Ведь только, только, хотя прошло более пяти лет, он успокоился после смерти самого дорогого и любимого человека на земле, его Наташи, буквально за несколько месяцев сгоревшей от молниеносной лейкемии и это в двадцать один год.
Мало сказать, что он любил ее, нет он буквально боготворил эту молодую женщину, для него она была идеалом красоты, чистоты, доброты, всего того хорошего, что может быть дано Богом человеку (О ней подробно рассказано в рассказе «Смертельно раненая лань», где все правда, до последней строчки). Если бы не поддержка мамы, то неизвестно, пережил бы он уход Наташи, по крайней мере, мысли о том, чтобы присоединиться к ней там, в первое время приходили к нему в голову. И то, что это смертный грех, мало останавливало его. На время он разочаровался в Боге, зачем ему такой Бог, который оставляет жить убийц и насильников и забирает настолько чистое и невинное существо, как Наташа.
Чего стоило маме вдохнуть в него желание жить, не знает никто, даже он сам. Мама никогда, не смотря на его расспросы, не говорила на эту тему. Просто подходила к нему, гладила его по руке, целовала в щеку и говорила:
- Андрей, не надо бередить прошлое, мы пережили это и хорошо.
Но он видел, как тяжело далась ей борьба за возвращение его к жизни. И вот тут на него неожиданно свалилась новая проблема, требующая немедленного разрешения и от решения которой должна измениться его жизнь, жизнь мамы и еще двух близких ему людей. А произошло вот что. На работе к нему подошел сослуживец, человек в больших летах, совсем не дружащий с компьютером, которому его одноклассники поручили организовать юбилейную встречу выпускников. Но поскольку со многими людьми связи были потеряны, он приобрел CD-диск с паспортной базой Санкт-Петербурга. В те времена (1993 год) такие диски продавались чуть ли не на каждом шагу.
Вечером в субботу, быстро найдя нужные адреса и телефоны потеряшек, Андрей, неожиданно для самого себя, ввел данные Ирины. Он до сих пор так и не понял, что толкнуло его сделать это, может быть какое-то шестое чувство, а может, просто на секунду вспыхнувшие воспоминания о той, первой потерянной любви. Хотя он, конечно, понимал, что с момента расставания прошло почти семнадцать лет, у нее своя, не связанная с ним жизнь, наверняка - муж, дети. Нельзя сказать, что он не вспоминал о Ирине, при этом, раздражение и обида от неожиданно её бегства давно прошли, а осталось только горькое ощущение потерянного, по неизвестной причине, счастья, потерянной любви.
Компьютер на секунду задумался, проскрипел CD-диском, а потом на экране монитора появилось сообщение с адресом и телефоном Иры. Была также запись, что в квартире прописан еще один человек. Андрей подумал, что это муж и хотел закрыть страничку, но рука, словно повинуясь какому-то внутреннему чувству, сама запросила данные о нем. И вот тут все поплыло перед его глазами, поскольку выведенная запись гласила: «… Александр Андреевич, 19.02.1977 г.р.». Он закрыл глаза, досчитал до десяти и вновь посмотрел на экран монитора. В записи ничего не поменялось.
То, что это его сын он понял мгновенно. Отсчитав девять месяцев от даты рождения Саши, он получил июнь 1976 года, время, когда он был с Ирой. При этом он был полностью уверен, что никого другого у нее в это время быть не могло. Да и отчество было его, а фамилия – Ирина. Таких совпадений в природе не бывает. Первым его побуждением было побежать в комнату мамы с криком: «мама у меня сын!», но вдруг его сознание пронзил вопрос – почему? Почему Ира сбежала от него, ничего не сказав, почему столько лет она скрывала от него сына, почему лишила сына отца, почему обрекла себя на жизнь матери-одиночки?
Он понял, что пока не узнает ответы на эти вопросы, он ничего не скажет маме. Ей и так хватило переживаний во время болезни Наташи и особенно после ее смерти. Наташу мама полюбила как дочь и часто спрашивала Андрея – за что Бог даровал ему такую любовь. После ее смерти мама как-то сразу осунулась, в голове появились седые пряди (и это в пятьдесят пять лет), резко ухудшилось зрение. Не смотря на уговоры очень, очень высокого начальства, она ушла на пенсию, хотя ей предлагали должность начальника отдела. Все свои силы, всю материнскую любовь она направила на то, чтобы вернуть Андрея к жизни и вот сейчас, когда все пришло в норму, снова дать повод к переживаниям? Нет, сначала надо разобраться самому.
И вот он снова лежит на спине с широко открытыми глазами и пытается найти ответ на два вопроса. Первый – почему Ира это сделала, почему исчезла из его жизни, не сказав ни слова, написав, как он понимал теперь, абсолютно ничего не значащее письмо, отписку, ставящую своей целью только отбить любое желание начать ее поиски. И второй – а что теперь делать с этим открывшимся знанием, при этом, ответ на первый вопрос во многом определяет и ответ на второй. В начале, он попытался проанализировать, а любила ли вообще она его или это было первое (а он у нее был первым) половое влечение, переросшее в интрижку, подогреваемую страхом разоблачения. И дал ответ – любила, он же помнил ее огромные карие глаза, помнил ее взгляд, нет, такие глаза не могут врать. И еще, если бы она не любила его – что проще сделать аборт и все проблемы исчезли бы сами собой.
Значит, она поступила так, чтобы спасти ребенка, но почему таким способом? Ну, испугалась реакции своей мамы. Но он знал, что маме Ирины было совершенно все равно, как живет ее дочь. За четыре года до их встречи умер ее отец и уже через полгода в доме появился отчим, которому было совершенно наплевать на вертящуюся под ногами девушку. Отношения у них не сложились совершенно и, промаявшись три или четыре месяца, с молчаливого согласия матери, а может и по ее желанию, Ира уехала жить к бабушке, которая умерла за год до ее встречи с Андреем. За все это время Ира видела маму, пожалуй, только на похоронах бабушки, так что вряд ли она так боялась маминых суждений.
Может быть, испугалась его реакции или реакции его матери. Может быть, она подумала, что Андрей не захочет становиться отцом в восемнадцать лет или, что мама напишет на нее заявление о совращении школьника. Да нет, она наверняка понимала, что мама никогда бы не сделала этого, ведь она же любила Андрея и не смогла бы сделать больно его избраннице и матери его сына. Тогда в чем же дело? Единственно, что приходит на ум – боязнь потерять работу, если откроется правда, но разве какая ни есть любимая работа может заменить любимого человека? К тому же он мог официально не признаваться в отцовстве, а просто жениться на Ире и усыновить Сашу. Потом, может быть, в старости они бы рассказали ему всю правду и он бы все понял и не осудил их.
Промаявшись в раздумьях всю ночь, он решил встретиться с Ирой и получить ответы на все вопросы из первых уст. Он позвонил приятелю и попросил оформить ему отгул на понедельник, а сам с раннего утра дожидался Иру в сквере, у ее парадного. Прождав минут сорок, он увидел выходящую Иру, которая прошла мимо него по скверу в сторону остановки. Она практически не изменилась, только вместо длинного «конского» хвоста обзавелась модной короткой прической, ну, и одета была не в вылинявшую кофточку и джинсы, а в модный, явно не нашего производства, наряд. Достаточно было одного взгляда на нее, как в памяти воскресло всё. Их тайные встречи у нее дома, редкие совместные поездки в загородные парки, где можно было, забравшись в самую глухую часть, не боясь попасться на глаза кому-либо из знакомых, целоваться вдоволь сидя на скамейке.
Он окликнул ее: - Ира!
Она посмотрела на него и на ее лице быстро промелькнул целый каскад эмоций: удивление, растерянность и не понятный ему страх.
- Андрей! Как ты меня нашел? Давай отойдем подальше!
Скороговоркой произнесла она и, схватив его за руку, быстро отвела вглубь сквера, где стояла скамейка, закрытая от дороги высокими кустами. Пока они шли, было видно, что в душе Иры происходит какая-то непонятная Андрею борьба. Но к концу недолгого пути, видимо приняв какое-то решение, она немного успокоилась. Усевшись на скамейку, она, спокойно молча, смотрела на Андрея и только руки, непрерывно нервно теребящие ремешок сумки, выдавали ее волнение. Помолчав несколько секунд, Андрей собрался с духом и задал самый важный вопрос:
- Ира, Саша мой сын?
Ира, видимо все решившая заранее, резко встряхнула головой и решительно сказала: - Да!
И, хотя Андрей внутренне был готов к такому ответу, ему понадобились несколько секунд, чтобы переварить правду, а Ира, все это время спокойно продолжала смотреть ему прямо в глаза. Потом он собрался с силами и задал новый важный вопрос.
- Как ты могла уехать и не сказать мне о беременности? Ведь я же его отец. Как ты могла не сказать мне?
Ира горько улыбнулась:
- Какой ты был отец в восемнадцать лет? Ты же сам был почти ребенок. И как бы это выглядело для всех окружающих? Развратная учительница соблазнила десятиклассника и залетела от него – только так все бы и подумали. Я не говорю о том, что меня бы уволили из школы с волчьим билетом, обе мамы, твоя и особенно моя, потребовали, чтобы я сделала аборт, а я твердо хотела сохранить ребенка.
- Ну а потом, когда Саша родился, почему ты мне не сообщила о нем? – с растерянностью спросил Андрей.
- А что изменилось после его рождения?
- Как что, я же мог жениться на тебе, мы создали бы нормальную семью, у Саши был бы отец.
- Я и говорю, а что изменилось бы? Если бы мы сознались, что Саша твой сын, то меня тут же уволили из школы, исключили из заочного педагогического института, а я больше ничего не умею, и не хочу уметь, делать.
- Но ведь мы могли не говорить что Саша мой сын, я бы женился на тебе, усыновил Сашу, а правду знала бы только моя мама, ну и твоя, если бы ты этого захотела.
Ира тяжело вздохнула:
- Я думала об этом, не сразу, но потом думала. А как бы это выглядело со стороны – двадцатилетний парень женится на учительнице, которая значительно старше его, да еще с ребенком неизвестно от кого.
- Да наплевать на всех, вскричал Андрей, мы были бы счастливы. А потом продолжил уже более спокойным тоном:
- Ладно, хватит о прошлом, давай поговорим о настоящем. Я хочу, чтобы у ребенка был отец! Я сейчас же пойду к нему и все расскажу.
Вот тут выражение лица Иры стало каким-то отчужденным и она срывающимся от волнения голосом произнесла:
- Ты никогда не сделаешь этого! Я буду все отрицать и никогда не позволю тебе видеться с ним. А если будешь настаивать, я скажу, что ты изнасиловал меня, а я, пожалев мальчишку, никому ничего не рассказала и ты навеки потеряешь возможность даже приблизиться к сыну.
Он растерянно посмотрел на нее.
- Иринка, что говоришь? Разве можно лишать сына отца. Ведь сейчас можно все объяснить, рассказать ему
