ЗАМОРЫШ

а?..

       Девчонка перестала завывать, неуверенно поднесла ко рту кусок колбасы и впилась в него зубами. Попробуй-ка, отними у нее сейчас еду. Загрызет! Денис никогда в своей жизни не испытывал даже легкого голода, но почему-то был уверен, загрызет!

       К месту назначения электричка прибыла с опозданием, уже в двенадцатом часу ночи. Денис вытряхнул из сумки все гостинцы, сложил их в целлофановый пакет и отдал своей нечаянной спутнице. На перрон вышли вместе. Громадина вокзала светила справа от них. Девчонке, видимо, надо было туда, в тепло, а Денису влево, за пригородные билетные кассы и багажное отделение, на платную автостоянку, где его дожидался личный «БМВ». Он молча махнул девчонке рукой и пошел вдоль здания с огромной неоновой надписью по фронтону: «Тула – город-Герой!» Сделав десяток шагов, оглянулся. Девчонка смотрела ему вслед и плакала. Порывы промозглого осеннего ветра, насыщенного  леденящей водяной пылью, раскачивали ее, словно одинокую тростинку на крутом яру. Блин, он даже не спросил, как ее зовут.
       
          -Эй, ты! Заморыш! Иди сюда!

      - Тебя как величать-то? – спросил он у подбежавшей галопом девчонки.

       - Жуча! – заметив удивленно изломанную бровь своего благодетеля, она поправилась: - Юлька!

       - Ну, а меня Денисом зовут. Или, блин, дядей Денисом. Тебе лет сколько? Говори честно, не коси!

       - Тринадцать!

       - А мне тридцать. Почувствуйте, блин, разницу…

       Он взял девчонку за руку, повел к автостоянке. В данный момент он еще толком не смог бы объяснить свой порыв, как говорится, ни себе, ни людям. Склонностью к педофилии Денис не страдал, хотя, положа руку на сердце, паспортные данные у своих многочисленных партнерш не спрашивал. Вполне возможно, среди них попадались и Юлькины ровесницы, или чуть постарше. Но те, по крайней мере, имели уже полный женский набор как спереди, так и сзади. Акселератки, в общем. А этот заморыш мог вызывать только жалость и ничего более, так что о совокуплениях и кувырканиях, паче того, о разных сексуальных изысках с ней не могло быть и речи. Альтруизма и какого-то особого зуда к благодеяниям Денис в себе тоже раньше не замечал. Окружающая действительность не позволяла расслабляться, заставляла коли  не зверем быть лютым, то уж и не святошей блаженным.

       Холостяцкое жилье Дениса встретило их с Юлькой поразительным теплом, создавшим даже какое-то подобие уюта. Нынешний день уходил в безвозвратное прошлое, но продолжал удивлять своей неоднозначностью. Как и в электричке, в квартире работало отопление, что уже само по себе явилось приятной неожиданностью. Власти, правда, грозились запустить отопление на две недели раньше обычных сроков, но всерьез ни один здравомыслящий горожанин в данную «феньку» не верил. Не исключено, конечно, что ближе к солидным морозам начнут рваться трубы, лопаться котлы, вылетать заглушки на теплотрассах, но в сей благословенный момент было «зело лепо», понеже тепло в промозглый холод на улице создавало в квартире, с разбросанными повсюду газетами, носками, тапочками, ауру настоящего уюта.

       Денис загнал Юльку в ванну, а сам принялся рыться в собственных вещах. Одежду девчонки он безжалостно выкинул в мусоропровод. Ему повезло. Милая мама в расчете на будущих внуков сохранила на антресолях его мальчишеские вещи. Ну что ты с ней поделаешь?  Сплошной совкизм у старушки, гипертрофированный страх перед дефицитом ушедшей эпохи… Хотя молодец мама! Джинсы, фланелевая ковбойка и даже трусики шестилетнего отрока Дениски пришлись Юльке-Жуче как раз впору.

       Впервые за тридцать лет жизни Денису довелось о ком-то заботиться. Натирая ошарашенной девчонке спину мягкой мочалкой, он чуть слезу не пустил, узрев эту «жертву Бухенвальда» в натуральном, так сказать, виде. Живот у Юльки буквально прилипал к позвоночнику, ребра топорщились под кожей словно рассыпанный ксилофон. Казалось, тронь неосторожно, собирать придется долго и проволокой стягивать…
Пока девчонка одевалась и прихорашивалась, Денис развернул на кухне бурную деятельность. Готовить он умел и любил (поесть тоже), что само по себе являлось лишним доводом в пользу холостяцкого бытия. Слегка отбил молоточком телячью вырезку, подержал минутку-две в молоке, окунул во взбитый в густую пену яичный белок, присыпал сухим тимьяном, солью, ореховым порошком, сунул в микроволновку. Сварил свой любимый кофе «Бремер», открыл коробочку «Птичьего молока», насыпал в хрустальную вазу целую горку нежного бисквитного печенья. Вдогонку напластал в тарелки балыка, карбоната, ветчины, дырчатого голландского сыра, копченого угря. Достал из объемистого холодильника фрукты. Все яства отволок в зал, расставил на круглом семейном столе, заветной мечте многих поколений советских граждан, выбросить который рука не поднялась, когда менял мебель на итальянские гарнитуры.

       Юлька, возникшая привидением в проеме дверей, обалдела в прах. Обалдел и Денис. Девчушка-то, отмыв личико и причесавшись, оказалась вовсе даже ничего, в смысле, не страхолюдиной, а вполне приличным ребенком с большими серыми глазами и стрельчатыми бровям вразлет.
    
         -Давай, блин, к столу… - от накатившего вдруг смущения пискнул на последнем слове Денис, - Жрать охота! – нарочито грубовато пробасил он и покраснел, вспомнив, как тер девчонке спину.

       На этот раз Юлька насыщалась не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Встав из-за стола, она поблагодарила хозяина и огорошила его неожиданным вопросом:
    
         -Ты кто, волшебник или бандит?
      
      -Не, ну ты, блин, даешь!.. Почему бандит?
     
        -Ты добрый, значит, волшебник. И ты богатый, значит, бандит.

       Денис опешил, потом расхохотался. Ну и логика, блин! Логика ребенка…

       А потом Денис узнал историю Юльки. Жила девочка вдвоем с мамой. Папа их бросил, когда Юльке было четыре годика. Жила Юлька хорошо, поскольку мама ее любила и все свое нерабочее время посвящала исключительно  дочке. Мама научила ребенка шить, вязать, готовить еду. В первый класс Жуча пошла, уже свободно разговаривая на английском языке, как и на своем родном, зная четыре правила арифметики и спряжение глаголов. Это мамочка придумала называть дочку Жучей, и Юльке ужасно нравилось отзываться на данную потешку. Так вот и жили.

       Первого сентября мама взяла отгул на работе, нарядила дочку во все новенькое и проводила в пятый класс, а сама вернулась домой печь праздничный пирог с грушами. Из школы Юльку забрали в детскую комнату милиции, чтобы она не видела сотворенного соседями-алкоголиками сверху. Те перепились с утра пораньше, забыли выключить газ и… подъезд рухнул  сверху донизу. Из всех жильцов в живых осталась одна бабушка с третьего этажа.

       Хоронил маму Юлькин двоюродный дядя, а сама девочка в это время находилась в больнице с диагнозом психиатрического характера. Потом дядя Костя оформил над ней опекунство и через два месяца забрал из неврологического отделения. И начался кошмар. Дядя Костя и его жена тетя Маруся в первый же день избили девочку до полусмерти, затолкали в ванную, кинули вслед побитое молью одеяло, кусок черного хлеба и заперли дверь, выключив свет. Вдогонку тетя Маруся сказала: «Мы тебя до ума доведем, всю дурь напрочь из башки вышибем!»..

       Так Юлька прожила у своих опекунов и дальних родственников до нынешнего лета. В школу ее не пускали, на улицу тоже. По дому, правда, работать не заставляли, но и кормили ровно настолько, чтобы девочка не умерла раньше времени. Спала она в ванне и практически там и жила. В комнаты ее выпускали, лишь когда самим хозяевам надо было помыться. Представителям опекунского совета, работникам комитета соцзащиты, соседям и знакомым Юлькины опекуны жаловались, что девочка ничего не хочет есть, хотя ей какие только разносолы не предлагают, учиться тоже категорически не желает, погулять на улицу палкой не выгонишь. Сдвиг по фазе, короче, у ребенка… Юльке приходилось лишь согласно кивать в подтверждение этой лжи, чтобы не быть жестоко битой и не сидеть потом сутками на одной лишь воде.

       А ларчик просто открывался. В случае смерти Юльки опекунам переходила ее квартира, выделенная властями взамен разрушенной, и довольно внушительный счет в сбербанке, заведенный покойной мамой на Юлькино имя.

       В начале лета Юлька сбежала от своих благодетелей. Улучила, так сказать, момент. Тетя Маруся ушла на рынок, а слегка подвыпивший дядя Костя (много он не пил из-за жадности) вздумал вдруг «поиграть» с племянницей. Полез ей в трусики, она изо всех сил тяпнула его зубами за ухо, и пока он орал, как резаный поросенок, сумела открыть входную дверь…

       Бродяжничала Юлька одна, к стайкам малолетних бомжиков не прибивалась. Ночевала на вокзалах, в электричках на запасных путях и умудрилась ни разу  не попасться милиционерам, или кому там еще, обязанному по долгу службы бороться с беспризорностью.

       …Уснула Юлька под утро. А Денис сидел на кухне, курил одну сигарету за другой и думал, где найти концы, где отыскать зацепку, дабы наказать  по закону Юлькиных опекунов. Прикидывал и так, и этак, однако все мысли упирались в нулевую отметку. Скорее всего соседи поганого дяди Кости, а иже с ним и поганой тети Маруси верили в их лицемерные россказни и сочувствовали взвалившим на себя тяжкую ношу бездетным благодетелям, а чиновникам для отчета хватало и того, что ребенок якобы неадекватный, за свои поступки и действия не отвечает, а потому никаких уголовных дел на опекунов-благодетелей заводить они не станут. И Денис, донельзя возмущенный поведением мерзавцев, воспользовавшихся Юлькиным обвальным горем, решил наказать их сам. Не по закону – по справедливости.

       Ехать на Юлькину родину надо было чуть ли не в другой конец страны. Хозяин, на которого Денис работал и с которым дружил, в ответ на рассказ приятеля мгновенно прокачал ситуацию, дал ему недельный отпуск и, созвонившись по своим каналам с городом Юлькиного кошмара, обеспечил Денису поддержку местных авторитетов.

       На следующий день Денис повез Юльку в супермаркет, то бишь, довольно приличный универмаг с единственным на весь город эскалатором и велел выбирать, что ее душеньке заблагорассудится. Оделась, в общем, девчонка с ног до головы и, причесанная тут же в салоне-парикмахерской, благоухающая дорогими французскими ароматами, вышла к машине. Денис радовался, как ребенок, получивший долгожданную игрушку-мечту. Открыл правую переднюю дверцу, с поклоном пропустил Юльку внутрь, обежал капот, устроился в водительском кресле, повернул голову к девчонке и заявил вроде бы шутливо:
     
        -Жуча, а ты, блин, красавица! Подрастешь, замуж возьму.
     
        -Обещаешь? Нет, правда, обещаешь? – девчонка зарделась легким румянцем: - Денисик, миленький, знаешь, как я тебя любить буду? Как в кино, только по- честному!
     
       -Обещаю, - вдруг на полном серьезе ответил Денис. – Годика через три-четыре. Подождешь?

       Девчонка обняла его за шею, неумело чмокнула в губы и залилась счастливым смехом.

       А на Юлькину родину Денис съездил… Поганые дядя Костя и тетя Маруся отныне до конца своих