Ну вот, дорогие мои. Расстались мы с вами на Красной площади, когда мои часики парадная колонна техники в асфальт закатала. И кто же мог подумать, что вскоре туда же вернуться придётся? А довелось вот…
Буду всё-таки последовательным. Отмочили, значит, мы парад и обратно на площадку поехали. Тогда обманывать ещё стыдно было, потому и обед нам закатили действительно праздничный. Я лично у советских трудящихся в доме на праздник никогда таких столов не видел! Да похоже и не я один. Многие яства до селе не токмо не пробовали, но даже и не помышляли о таковых.
Потом чудеса пошли сплошной стеной. Нам дали отдых до 16 часов! Представьте: встать в 4 утра + пять часов на морозе, потом в 10 часов от души набить кишку деликатесами под завязку и «тихий час»!! Ей-Богу! Встали в четыре вечера и…. полдник!!!! Да какой?! Один из смертных грехов — чревоугодие, и три сотни организмов, одетых в военную форму, с бесконечным упоением ему предавались. Чисто детский сад во время армейской службы. Это попав с «гражданки» в армию долго привыкаешь к её порядкам и уставам, а хоть на минуту попав на расслабуху, мгновенно привыкаешь к халяве и неге. Поглотив столько вкуснятины да в таких количествах жалко было с нею расставаться, даже хоть и пропустив через желудок. Тем не менее меня хватило на то, чтобы качественно посетить гальюн. За что впоследствии я и был щедро вознаграждён судьбой.
Часов в семь вечера мы, сменив фуражки на зимние шапки, а белые детские перчатки на обычные выходные армейские, поехали в оцепление на то ли салют, то ли фейерверк. Офицеры, гружёные барахлом, купленным в парадных палатках, повезли трофеи домой для предъявления жёнам, и команды оцепления остались на откуп сержантам. Нам пятерым достался участок близ гостиницы «Измайловская». Салютная группа состояла из салютной машины с пусковой установкой, машины с радиостанцией и ЗИЛа 130 для оцепления. Там протекал то ли ручей, то ли речка Серебрянка. Вдоль берега шёл тротуар, с другой стороны тротуара был крутой обрыв. Первой на тротуар заехала радиомашина, за ней — салютная, а за ними наш ЗИЛок. Тротуар оказался для их кузовов как раз впору. Сержант сидел в кабине ЗИЛа, Пашка с Валеркой «оцепляли» тротуар спереди машин, а мы с Вовкой — сзади, со стороны гостиницы. Вот и всё! И шишь подойдёшь!
И вот что значит в армии оправляться вовремя! Вовку приколошматило не по-деццки! Он заметался-закорчился-закряхтел… Кустов рядом не было, да чем помогут в ноябре кусты? «Гони на обрыв!» - успел лишь крикнуть я ему, и он прытко припустил в гору. Со стороны гостиницы подступала плотная толпа празднующих. Они были только что из-за стола. Это я сразу же понял, учуяв густое амбре. «Стоять! Дальше нельзя!», - я развёл руки в стороны. Толпа послушно остановилась. Заводилой у них был мужик лет с полтинник.
- Сынок, мы хотим салют посмотреть!
- Так и отсюда увидите: салют же сверху будет.
- А вас сюда зачем поставили?
- Техника секретная — вот и охраняем.
- А вы и на параде были?
Я вспомнил, что шинели-то у нас остались парадные — с аксельбантами.
- Ну так гвардия как-никак! Парад закончили, теперь на салюте за порядком следим.
- Так в честь парада командиры вам налили наркомовских грамм по сто?
- Ага. Обещали как догонят, то ещё по двести нальют.
- Так и ничего?! Валя, а ну-ка достань там у нас чего.
Тётка, вроде как жена, полезла в сумку и вытащила из неё бутылку коньяку и штук пять домашних пирожков.
- Давай, сынок, с праздником!, - мужик протянул мне бутылку — пей, сколько сможешь!
Стаканов не было, и я честно одним духом выпил половину. Затем передал бутылку мужику. Тот хлебнул разок и снова вернул мне:
- Допивай, мне уже хватит.
Ну что же, кто был бы против, я — никогда. Мужик спросил, есть ли среди нас костромские. Был Пашка, правда из Буя. Оказался как раз земляком. Мужик через меня передал ему пятёрку. Крысить деньги для меня было западло. Поэтому следующие два дня я зависал в солдатском буфете и упивался компотом из черешни. Угощал, конечно, Пашка. Десятого ночью нас неожиданно подняли по тревоге и отвезли на зимние квартиры в Тёплый Стан. По прибытию нам велели сдать парадную амуницию, надеть ватные портки и бушлаты, получить оружие и спать поверх постелей (?) прямо в валенках.
Утром как всегда разбудили на завтрак. Ну встали, плеснули в морды водой и пошли на улицу строиться перед столовой. Когда прозвучала команда «в столовую шагом марш!», затянули было ротную строевую, но ту же команда «отставить песню!». Ничего не понятно! Ползём молча, в валенках строевым шагом не попечатаешь! Со стороны других казарм так же молча пёрлись другие роты и батальоны. В полном недоумении проглотили завтрак и также молча убрались в свои расположения.
Дневальный выдал извещение на посылку, принесённое, пока мы были на параде. Письма выдавались на руки солдатам, а вот за посылками надо было идти в офицерский городок. Пока все бесцельно толкались по кубрикам расположения, я через пару оград смотался на почту, получил посылку и так же вернулся назад. Офицеров в роте по-прежнему не было, и мы всем кубриком дружно рубали домашние гостинцы, присланные мне от бабушки. Вдруг на входе пошло какое-то движение. Команды строиться мы не слышали, грохота сапог — тоже (все же были в валенках!), и потому на всякий случай побежали к дверям. Возле тумбочки дневального молча стояла растерянная толпа, а репродуктор бесстрастно вещал: « ...Генеральный секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, председатель Президиума Верховного Совета…...» Ах, вононочё! Тогда всё понятно! Мы развернулись и пошли доедать посылку. Ещё пять дней страна прощалась с «дорогим Ильичём», подарившем нам два десятилетия спокойной безмятежной жизни.
Пятнадцатого ноября мы снова оказались на Красной площади. Правда, наша форма была совсем не парадная. Разрешили отпустить уши у зимних шапок. Строй был тоже не парадным, а в шахматном порядке на расстоянии одного линейного как по ширине, так и в глубину. Свободное пространство между нами было заполнено скорбящими москвичами. Вот и траурный кортеж. Впереди согласно воинскому ритуалу артиллерийский лафет, украшенный красным бархатом с чёрной окантовкой, с гробом и телом усопшего, одетого на фото в обычный маршальский мундир, так и не захотевшего стать генералиссимусом. Сзади всё по протоколу: церемониймейстер, несли крышку, награды, близкие родственники, военный оркестр, и прочие. Прибыли к могиле слева от мавзолея. Там уже всё готово было. Нужные люди сказали нужные речи и — прощай, дорогой товарищ, в добрый путь! Потом залп воинских почестей и… Аминь...
Да, и одна просьба: не надо с честным видом убеждать меня в том, чего не было. Это я про заезженный фейк о том, что Брежнева уронили при похоронах. Я лично стоял на одного линейного влево и на одного вглубь. И прекрасно всё видел. Но меня продолжают убеждать преданно глядя в глаза и бдительно моргая, как будто сами в том гробу лежали, хотя кроме как по телевизору ничего и не видели. Вот до чего же добрым людям хочется ещё хоть разок плюнуть на могилу своего благодетеля! Причём лично им от этой клеветы никакой выгоды. Уже сотни раз всё опровергалось, но народу упорно хочется хоть какого-то унижения для покойника. Вот также мы и страну просрали, без видимой личной выгоды.
Вот и теперь, спустя более сорока лет до сих пор на душе паскудно за человеческую глупость. Мы хоронили генсека за генсеком, пережили целую эпоху, развернув своё сознание до противоположности, но до сих пор хотим верить, что Брежнева на похоронах всё-таки уронили! Ведь тогда нам легче простить себя за свою глупость, тупость и жадность. Ведь тогда нам хоть на йоту легче от того, что с нами делается, от того, что мы предали не только Родину, свои убеждения, будущее своих детей. Нам легче оправдаться за свою никчемную безалаберность. Типа: вот как нам плохо было, вот почему мы скурвились, а не сами по себе! Ведь в такой стране так плохо было, что нельзя её было не предать. Ведь даже самого Брежнева всё-таки уронили...
