Игроки.11 глава

скрыла. Ни у кого из них не было знакомых в столице, да к тому же ещё и родственниц чиновников высокого уровня. Столичная мода была чем-то запредельным. Не говоря уже о французской. Это вообще лежало за гранью реальности, было близко к понятию Рая.
Иван  Ильич  с  радостью  уступил  бразды  управления беседой более опытному в этом деле Казимиру, который до этого не раз спасал застольный разговор от сложных вопросов и пробросом более безобидных тем своевременно остужал накаляющиеся страсти. При том он совсем не был болтуном и краснобаем, которого слушают потому только, что тот всё время говорит. Будучи эрудитом, не бравировал своими знаниями, не подавлял собеседника фактами, позволял высказаться и другим. На общее благостное настроение влияло и отсутствие Ноздрюхина. Всем стало легче без него. Дамам уже не надо было затыкать ушей и притворяться, что они не слышат всех его скабрёзностей. Мужчинам не надо было выдумывать отговорки, которые позволяли бы не давать ему денег. Общество такого человека переносилось тяжело. Возможно, только Иван Ильич и Лизавета Антоновна  и сожалели о его внезапном уходе. Иван Ильич очень серьёзно отнёсся к своей миссии хозяина, удобство всех без исключения гостей стояло для него на первом месте. И потом он просто не умел таить обиду. Лизавета Антоновна по глухости своей не слышала половину из того, что говорил Ноздрюхин. Вторая же доходившая до неё половина не вызывала шока. Напротив даже. Помня гусарский дух и бравые манеры прежней эпохи и тоскуя по ним, смотрела на многие вещи благосклонно. Нозрдюхин напоминал ей беспутных гуляк её молодости.
Когда все расходились спать, троица, Казимир, Штэйн и Зарр-Гаджа-Бун по возникшему уже обыкновению остались играть. Что странно, ни у кого из страстных картёжников, не возникало желания присоединиться, составить компанию. Как будто покер был исключительно их прерогативой и доступ другим туда был заказан. И потом как-то все за день уставали. Застолья, прогулки и беседы утомляют. И даже если иные и планировали прободрствовать всю ночь, к вечеру неожиданно для самих себя уставали. Тянуло спать, а не играть. Эти же трое к ночи только расходились. Игра у них была жаркой. Спорили, иногда с криком, и ставки, наверное, были нешуточные. Иначе чего бы это таким почтенным господам из себя выходить? В игре они становились неистовы, не портя при этом дружеских отношений. Спорили, но не ссорились. Кричали, но не ругались. Выигрыш или даже проигрыш не мог разъединить их. Сошлись они крепко и, как казалось на них глядя, надолго. Напоминали закадычных приятелей, давно друг с другом знакомых, как будто были уже знакомы до того, как здесь всем встретиться. Хотя многих по-прежнему удивляло, что персона такого высокого уровня, как Зарр-Гаджа-Бун, может терпеть рядом с собою и даже в качестве приятеля такого как Штэйн.

Вечером Прохор доложил Ивану Ильичу, что пропали Тумбовы.
— Как пропали? Куда пропали?
— Пропали. Как есть пропали.
— Уехали, что ли?
Ничего путного Прохор ответить не мог, а только повторял, что пропали. Что ни в комнате, ни в доме их нет. И никто не видел их. «Одно слово. Пропали».
— Может, Ноздрюхин их за собой увлёк? Он мог бы. И они могли бы...  — размышлял Стопов.
Пропали. Сразу оба. Хотя вот это то неудивительно. Они всё делали вместе. Было бы страннее, если бы один пропал, а другой остался.
— Странно. Очень странно, — продолжал свои размышления Стопов. Он хотел ещё подумать да отвлёкся на другое, замечтался. Потом и вовсе заснул.