В тишине Лунного Лабиринта

…Уже почти…. Я затрудняюсь объяснить это, но, скорее, слышу это четко – замирают стрелки, те самые, что весело шептали сквозь ночной туман в Стране Лунного Лабиринта…
Знаю, может показатся смешным и нелепым такое совпадение, но… я мечтаю забыть его сверкающие лестницы и коридоры; и спокойная рука дремы памяти все не желает приложиться к жгучей вуали его паутин, чтокогда-то обещали быть просто ласковыми, безобидными ниточками…
Ты помнишь, как, дивной, словно ребенок, тихонько присаживалась присаживалась ко мне поближе, скучающе ловя тонким сердечком гулы колоколов и часов, крик сиплого ворона и безразличный гул молочно-призрачного ветра и с надеждой шепча шепча мне о «волшебных паутинках, что когда-нибудь прилетят и создадут сказку вжизни»?
Я с усмешкой и странными, благовейно-почти вечными,ощущениями упоительного тепла и живительной воздушности, старательно и иосторожно ловил искристые ручейки твоих грез и, радостно держа в руках облачко твоего голоса, вдруг говорил: «Паутинки окутывали пролеты зеркальных ступенек и тропинки огромного лабиринта, сотканного из лунных листьев и звездочек тумана…»
«…Там, казалось, жемчужные листочки на серебряных деревцах, искусно подстриженных под зверьков, задрожали от пронзительных писков и криков Красной Дамы, что моментально багровела и, нетерпеливо теребя пышное пышное платье из красного бархата, швыряла и рвала блистательные украшения и переплетения алмазного шелка, что ослепляли всякого, кто заходил в ее крохотные покои.
Ее приближенные и друзья недоумевали, почему Дама подозрительно подозрительнои гневно на всех смотрит, почти не разговаривает ни с кем, ссылаясь в страхе и льстивых оправданиях на ее дурное настроение и сумрак прохлады, царящий в Лунном Лабиринте.
Но никто не знал, что Красная Дама сердилась на Лэй Энн, свою ближайшую Помощницу, с тех пор, как та неосторожно поцарапала ей руку ножом, поднося угощение. Лей Энн даже поспешно протянула ей браслет-бантик из прочной ткани для «облегчения страданий своей Госпожи».
Вот уж хотели придворные облегченно тогда вздохнуть, что, и без того взбалмошная, Дама, а сейчас оглушительно визжащая на весь Лабиринт, успокоится и станет хоть на миг вновь приветливой и милой, но Госпожа с ужасом обнаружила, что браслет не закрыл рану, а соскользнул к буквально к локтю, где прочно, но мягко сел.
 - Ах ты!... –тотчас закричала Красная Дама на Лей Энн, нервно теребя красную шаль на высокой прическе, - Помощница еще называется – сует мне бантик на кровоточащую руку, так он еще и не закрыл рану!!... Казнь ей!!!... – тотчас повернулась она к солдатам, чинно стоящим неподалеку…»
И снова я вспоминаю твое лицо, чуть побледневшее и удивленно-застывшее, до сих пор щемяще сверкающее миражом молнии твоего вопроса: «Почему Дама такая жестокая?!... Что ей сделала бедняжка Лей?... Надо это исправить!!...».
Эхо этого пронеслось над перевернутыми зеркалами, что украшали странно-блестящую спинку высокого кресла в конце высоких сумеречных тоннелей леса, манящего блеском играющих и аккуратно, дрожаще держащих тебя за платье,светлячков всех цветов радуги…
О, если бы ты только послушалась их жалобно моргающих глазок, напоминающих о том, что весь Лабиринт лишь оттеняется черными каплями чьих-то мыслей, так знакомых тебе, часто увлекающих тебя так, что ты забывала об окликах няни, зовущей пить чай!...
« - Нет, не вежливо идти к такому высокому лицу, как Дама, не попив со мною чай! – вкрадчиво произнес Книжник, придвигая блюдце с угощениями незнакомке, чье имя я сохранил в его устал навек.
- Но сейчас не время пить чай! – говорит она, чуть негодуя и забавно морща лицо, окидывая взором длинный стол, словно усеянный чашками, вазочками со сладостями, чайниками; к нему были придвинута шеренга высоких кресел, со странно-блестящими спинками, в которых отражались горы книг, чинно лежавших на каждом сиденье.
- Если ты заметила, моя дорогая, - приветливо перестал возиться Книжник с блюдцем, накотором покоился кекс с кремом и ножик, старательно разделывающий угощение, - Я– Книжник, а не Часовщик; мне необязательно следить за секундами и… потому признаюсь тебе – он с улыбкой придвинулся к гостье ближе, - Они у меня молчат, чтобы не отвлекать от моих друзей, которым без меня скучно будет пить чай!
- Я что-то невижу тут никого! – возразила незнакомка, - Тут только груды книг, глупо занимающие пустые места!...
- Вовсе не «глупо»! – мягко возразил тот, закончив разрезать кекс и кладя тарелку с его кусочком своей собеседнице, - Как раз на этих местах и сидят мои друзья,разговаривают со мною и пьют чай!...
- Книги?...- переспросила она с сомнением, - Это переплеты потока чернил-то с вами «разговаривают и чай пьют»?... Вы – сумасшедший!... Прошу прощения, мне надо спешить!... – почти девочка, она с упрямством встала с кресла, в котором с внутренним холодом страха поймала свое отражение.
- О, как жаль!– притворно вздохнул Книжник, который изловчился и усадил на место гостью, - А все же я советую тебе с ними познакомиться: мои друзья так давно не общались скем-нибудь новым; они расскажут столько интересного!... – с этими словами он взял ближайшую увесистую книгу и передал ей.
Она, щеки которой на миг погрузились в дивное дыхание, по-девичьи задумчивой, зари, понизила голос и сказала:
- Простите, что я назвала вас безумцем, но это действительно неясно и… Я действительно спешу!.... Прощайте!...».
Книжник, вздохнув, поправил лихо надвинутый, на пронзительно-рыжие кудри, цилиндр и с горьким взглядом отпив чай, положил книгу на место, глядя вслед убегающей незнакомке, будто взглядом ожидая ее возвращения.
Как пронзило меня осознание этого, меня словно мучительно преследуют эти внимательные темные глаза, обрамленные бархатным овалом цилиндра, огненными кудрями и бледными чертами, уносящиеся вихрем больно колющими снежинками воспоминаний словно в мотивы старой, забытой сказки.
Она же кружила крыльями синевы, загадочными очертаниями темных деревьев, завораживала стеклянными бликами стен Лабиринта, придавала уверенности незнакомке, вслушивающейся чутко в голоса ночи и мерцания чьих-то белоснежных глазок, смешно кривляющихся рожицей и барабанящих невидимыми лапками; топот теней и перелив бусинок сапфирового занавеса, ведущихв покои Красной Дамы.
Я не могу поверить и сейчас, что словно присутствовал при этой беседе: Лей Энн вывели перед троном Дамы, чтобы совершилось, наверное, непонятное и жуткое – исполнение воли Госпожи, все норовящей настичь и избить свою верную Помощницу, как только та попадается ей на глаза в толпе аристократов; но не успевала – Лей молниеносно замечала ее дрожащее от ярости лицо и, белея от отчаянного страха, вырывалась и убегала.
« - А теперь ты не убежишь!... Браслет не закрывает рану, а я до сих пор ношу его – этот твой «подарок от чистого сердца»!... И ты еще смела так говорить?!!... – злорадно хохотала Дама, аж пританцовывая от кислотно-ненавидящей радости, - Казнь ей!!...
- Стойте! –запыхавшись, вскрикнула вбежавшая девушка, в совсем невиданном для Страны Лунного Лабиринта, наряде. – За что вы ее хотите убить?... За то, что повязка, подаренная ею, соскользнула с раны?... Это нелепость!!!.... Не смейте!!!
- А ты откуда знаешь? – прошипела Дама, свирепо уставившись на шатающуюся от страха корону, выглядывающую поверх ветхого платка Лей. – Так ты все же затеяла переворот, хотя сама должна в его случае принести себя в жертву, спасая меня, настоящую Госпожу?!... – рыкнула она на нее и,вскочив с трона, зашагала истерическими шажками, а после – дико заорала: - Предательница!!!... А ты – подлая шпионка, враг!!!... Казнь тебе!!...
Поскольку с ее стороны не давалось уточнения, в отношении кого должен быть исполнен приговор, солдаты нерешительно встали и напротив Лей Энн, не смеющую поднимать глаз, и возле незнакомки, с радостно-наивной готовностью давшую им взять им себя за руки – мне тяжело это говорить, но… я знаю: ей казалось, что все это игра снов, миг волшебства, веяние сказки…»
Какой же странной, жуткой она вышла, гогоча громовым шепотом бешеного дождя, проливающегося на невозмутимого человека в черно-белой свитке, заряжающего ружье, пронзительным покрикиванием Красной Дамы, подгоняющей его и все хватающуюся за руку, где саднила рана, а дальше сжимал бантик.
Признаюсь: в тот миг мне казалось, что все это черным, скрежещущим театром закралось внутри меня и торжествующе терзало, жадно отбирая возможность даже оглянуться туда, где феерично блестели завитки Лунного Лабиринта, где тихонько шелестели рубиновые травы и изумрудные воздушные дракончики пели песенки!...
Я поспешно огибаю заросли причудливых блестящих деревьев и не смотрю на чудеса, спешу и… со вздохом облегчения слышу робкий бег Книжника.
«Он, захватив с собою книгу, неаккуратно… шлепнув ею, склонившись в поклоне перед Красной Дамой, уже поднявшую руку для того, чтобы отдать приказ, исполнения которого я бы не смог себе простить.
- Подождите,моя Госпожа! – торопливо горячо сказал Книжник, все стараясь засунуть, упрямо и тяжело выпадающую книгу, назад под мышку, - Отпустите эту милую девочку, она же не дарила вам тот злосчастный браслет!...
- Мне все равно!! – прикрикнула на него Дама, снова важно прохаживаясь рядом с осужденными, - Рана-то до сих пор жжется, неприкрытая!!... От того, междупрочим, что я вижу перед собой эту девчонку и негодяйку-Лей!!... Значит, она виновна тоже!... Казнь им!!...
- Моя Дама! –как можно мягче произнес Книжник, раздраженно положив книгу перед собою на плиты и озабоченно листая ее страницы, что-то, очевидно, ища, - Ну, значит, сами сделайте себе повязку, которая бы закрывала вам рану и… тогда и вы будете довольны, и не надо будет никого наказывать!... Я даже сейчас покажу вам, как это делается…
- Пошел вон!! –снова разразилась криком Госпожа, от злости распихивая стражу и ерзая на своем троне, - Не тебе указывать мне, что делать!... Удались сейчас же или… Казнь тебе!!!...
- А может, все дело в том, что вы просто ленитесь и из глупейшего постоянства упрямства так делаете?... – неожиданно произнесла незнакомка, и, движением руки, горделиво надутая Дама молча распустила прислугу и палача с охраной, торопливо удаляясь всвои покои, бросив на прощание:
- Попадись мне еще!!… Будет… казнь тебе!!...
Обрадованная Лей Энн тотчас подбежала к своей спасительнице, чтобы обнять и рассыпаться в благодарности и… поучениях о «так полезной и так необходимой глубине всего мига», а Книжник украдкой, с почтительным трепетом поглядывая на книгу, погладил ее по скромному переплету…».
Я, будто чувствуя ее таинственные шаги, мелькающие серди страниц, смотрю сквозь утонувшую в зеркале Лунного Лабиринта пирамиду с интересом поглядывающих на меня темных мордочки грифона и быстрых любопытных носиков кролика и сони, почему-то ускользающие за шумом листвы звезд и тумана, с гулом тихо крадущихся вглубь Лабиринта, вторя свисту и позвякиванию торопливых фарфоровых чашек и блюдец, что все не покидали свой забавный круг простенькой деятельности, этими звуками капризно заставляя о себе вспоминать Книжника, все поглощенного в разговоры с незнакомкой, которую упросил «подкрепиться вместе с