***
Борис Аркадьевич Муль готовился к посещению самого известного, но и конечно, самого дорого хирурга, специалиста по пластике пениса. Но что значит деньги, когда он лишился самого дорогого!
С женой он теперь не разделял ложе, спал в другой комнате, объяснял это сильной усталостью и проблемами на работе. А секретаршу Соню, когда она присела в свободную минутку ему на колени, сбросил так, что она едва не разбила компьютер; потом смутился, путано приносил извинения, из которых Сонечка поняла только то, что у него появилась новая любовница.
- Ну что же, Борис, ты ещё пожалеешь, но будет поздно каяться, - подумала она про себя, и, подняв к потолку носик, утирая сухие глаза, удалилась в приемную.
Борису Аркадьевичу осталось только носиться в гневе по своему кабинету. Он налетел на угол массивного темно-коричневого стола, охнул от боли, и, чертыхаясь, рухнул в кресло.
***
Господин Фаллос сошел на маленькой тихой станции, окруженной пирамидальными тополями, и пошел по одной из дорог, по одному ему известному пути. Солнце уже поднялось, светило ярко, но нежно; чистый, влажный воздух бодрил, дышалось легко. Пыль малороссийских шляхов ещё не поднялась, крупные капли росы на придорожных травах переливались всеми цветами радуги. Господин взошел на мостик через небольшую, мирно текущую реку, посмотрел вниз и на ближайшие окрестности и продолжил свой непредсказуемый путь. Навстречу ему двигался некто, жонглируя тонкой тростью, а возле встречного путника крутилась черная кудрявая собака, пудель, конечно…
***
…Стоунхендж. В день летнего солнцестояния огромный фаллический камень отбрасывал внутрь каменного лона луч солнца, знаменуя собой соитие Неба и Земли, космическое соитие…
***
…Когда путники сошлись, господин в черном фраке приподнял цилиндр и с вежливой улыбкой хотел произнести приветствие. Но Эдгар предупредил его: «Guten Morgen, Herr Mefisto!»
- Вы узнали меня в провинциальной дали по моему неизменному четвероногому спутнику?
- Отнюдь, я узнал бы Вас и в образе вислоусого казака с большой пятнистой дворнягой, без элегантного черного пуделя.
- Мне очень дорога Ваша наблюдательность и проницательность, но все же?
- Да причем тут наблюдательность, дорогой Мефистофель, ведь мы же с Вами из одного, так сказать ведомства.
- Положим так, что ведомство одно, но отделы разные.
- О, эти разделения, разветвления, узкая специализация; один знает, что такое клизма, другой знает, куда ее вставлять. Но я о другом, не Вы ли дали возможность соблазнить невинную Маргариту доктору Фаусту? И, главное, к какой трагической развязке привело вмешательство Вашего чертовского сиятельства? Я же действую по законам и порядкам, которые грубы и часто жестоки, но признаны человеческим обществом. Вы инфернальный соблазнитель, а я только реальный исполнитель.
- Будет скромничать, господин Фаллос, я только способствовал утолению чужих желаний, а Вы же сами, что называется, резвились вовсю.
- Пусть я и давал волю не самым утонченным чувством, хотя, как знать, где грань?, но я никого ни к чему не принуждал, не околдовывал, не чародействовал, пусть действовал «весомо, грубо, зримо», но с полного согласия моих « собеседниц», - отвечал Мефистофелю Фаллос.
- Собеседниц! Так хорошо сказано, но «беседовали» вы отнюдь не языком!
- Почему же, беседовали, в том числе и языком, особенно дамы.
-Ха-ха, ха! Не станем пикироваться.
- Почему, а Ваша Вальпургиева ночь, вся суть которой шабаш, разнузданная похоть?
Давайте вспомним:
«Мефистофель
(Танцуя со старухой)
Я видел любопытный сон
Ствол дерева был расщеплен.
Такою сладкой шла кора,
Что мне понравилась дыра.
Старуха
Любезник с конскою ногой,
Вы – волокита продувной.
Готовьте подходящий кол,
Чтоб залечить дуплистый ствол.»
- Вы меня немного утомили, но всё же я напомню Вам о людских творениях, которые считаются мировой литературной классикой. Начнем с мифов эллинов, вспомним «Камасутру», «Декамерон» Боккаччо, испанский плутовской роман, et cetera, et cetera.
- Хорошо, господин Фаллос, оставим бесплодную дискуссию, мне пора продолжать своё броуновское движение. Счастливого пути и блистательных побед, - ухмыльнулся Мефистофель и исчез, растворился в воздухе вместе с пуделем.
5.
Предисловие
Это не «Декамерон» Боккаччо, не «Темные аллеи» Бунина, тем более не Толстой с его «Баней», но и не «Эммануэль», и не Эдичка Лимонов. «Фаллос» нечто особое, не имеющее аналогов в эротике, потому что это не просто эротика, не порнография даже, а выход на демоническое. А если мыслить о литературе, как едином, не разделенном на отдельные жанры процессе, то ведь «Нос» Николая Васильевича Гоголя в иносказательном смысле есть рассуждение на эту же тему. Пришли другие времена и литературные традиции, можно писать открыто, пусть это и возмущает ханжей.
