Жить в городе где серийный насильник Достоевский изготовлял на продажу своих слабоумных кукол искусственного греха было почти смертью. Вернее это и было смертью. Только мертвецы этого не осознавали и продолжали предаваться своим нечестивым забава, засовывая в пластмассовых женщин смердящие от гнили куски обрезанной плоти, выгуливая бешеных бабуинов Ахматовой по кровавым сгусткам улиц. Чистилище, в раскаленном море которого тронули старые, стертые, колченогие шлюхи, и серые мужские тела в истлевших от времени костюмах обдолбанных арлекинов. И где фигурки фарфоровых младенцев лежали на бетонных мостовых, раскалываясь с хрустящие шумом под ногами обезумевших от страха животных. Господа убиватели ночами выходили на тяжёлую но такую нужную работу превращая одиноких прохожих греха в кричащее мясо и сочащуюся лимфу, заполняя пустые комнаты новостроек тушками выключенных детей. Засыпая прах телевизионных стариков острым стеклом ампул нафтизина. Таксисты предсказывали конец света и массовые народные гуляния девиц обоего пола, а также выход из пучин хладных вод о пяти головах мирового змия на пляжи города с последующим поедание туш горожан.Аминь - выли сифиличные старухи проклиная город с его зверьками, мрамором и собачьим бредом умерших шлюх, покойниками замурованными в кислотный и ржавый воздух. Адок, адок близко, будет вам и пряник на палочке смерть на верёвочке. Город пытался спрятаться от безумной старухи, погрузиться в тяжёлый песок. Отгородиться от ужаса мистиками с гнилыми зубами и упорытыми сучк*ми с заточками в потертых женских сумочках. |
