Отрыжка социализма

За окном давно уже разгорелся и вовсю полыхает  XXI век со всеми его нелепостями и стремительностями, противоречиями и успехами, неудачами и открытиями. А у нас в подъезде тихо и благостно было до недавнего времени. Это потому, что жили  мы будто в середине  века  ещё  XX-ого, когда всем домом по весне выходили люди на воскресники и сажали кусты и цветы.  Наиболее  же рукастые из отцов подрастающих  жителей нашего двора  с помощью подсобных материалов, коими становились  большей частью дощатые ящики для бутылок, взятые по случаю у соседнего магазина, сооружали скамеечки, песочницы и грибки. Рукотворные конструкции эти ещё долго-долго оставались единственным украшением наших дворов.
Теперь уже они исчезли, а им на смену пришли пластиковые разноцветные площадки с винтовыми горками, лабиринтами, переходами и  диковинными качелями.
Но Нина Сергеевна осталась!
Кто она такая, спрашиваете? А я вам отвечу: раритет, ископаемое, сама материализованная в человеческой плоти  Вечность. Мне пятьдесят скоро. Родился, вырос я и до сих пор живу в квартире, которую городские власти дали ещё моему деду, потому как был он многие годы начальником  цеха на местном автомобильном заводе.
Деда уже давно нет. И завод, который жильём его обеспечил,  закрыли. А Нина Сергеевна  жила да была. Да ещё и при должности. Она гордо называлась  – «Старшая по Подъезду». Мои ровесники и люди ещё более немолодые  знают, что это такое, а вот для юных  сочетание слов этих – почти абсурдная нелепица. А означает оно вот что…
На собрании жителей, которое происходило в тёплое время во дворе  на тех самых лавочках, которые сооружались отцами и дедами нашими, путём простейшего голосования с помощью поднятых или не поднятых рук выбирали такого человека. Из числа уважаемых. Самых  уважаемых! Чаще всего это были просто номинации для отчётов начальников  ЖКО. Однако иногда случались и такие, как наша,  нины сергеевны, считавшие, что должны они «всячески оправдать доверие народа, поставившего их на должность.
Те самые воскресники и субботники, о которых уже упоминалось выше, организовывали они. И полив цветочных клумб во дворе с предварительным добыванием шланга тоже инициировали они же.
Наша Нина Сергеевна пошла в своём служебном рвении ещё дальше. Шланги – клумбы – субботники  - это, как говорится, само собою. Но она же ещё принимала активное участие в частной жизни жильцов нашего подъезда.
Когда в очередной раз вспыхнул в стране интерес к тимуровскому движению, то Нина Сергеевна создала у нас такую команду, и мы, школьная ребятня,  ходили даже в детский сад, стоявший в глубине нашего двора, чтобы помочь там воспитателям в уборке территории или в проведении очередного праздничного утренника. Помню, что в свои десять лет на новогоднем  карнавале я был … простите… зайчиком, скакавшим вокруг ёлки в поисках стоявшего в вестибюле Деда Мороза (его роль надо говорить, кто исполнял?). Ребёночком я был высоким: в строю на уроках физкультуры стоял первым, а потому зайка в моём исполнении был длиннобудыл, несуразен и откровенно нелеп. Помню, что было мне тогда чрезвычайно стыдно, но Нина Сергеевна сказала, что эта роль для меня – священная обязанность «перед  Отечеством и молодым поколением его граждан». И я смирился.
Затем Нина Сергеевна решила увлечь нас  творчеством. И два раза в неделю собирала  окрестную ребятню  в специально оборудованной для этого комнате в подвале нашего подъезда, и там мы учились рисовать  под её, разумеется, руководством. Владела карандашом и кистью она, кстати, совсем не плохо. Потом же мы с нею расписывали каким-то невероятным пейзажем заднюю стену в зале для праздников в уже упоминавшемся здесь детском саду.
А потом был у нас ещё и кружок любителей животных, куда приходили мы со своими кошками, собаками, хомяками и канарейками (кто-то, в банке, приносил даже ярко-синюю рыбку) и рассказывали друг другу, какие они у нас умненькие и замечательные. А потом вслух читали какую-нибудь статью из журнала «Юный натуралист», который специально для нас выписывала Нина Сергеевна.
Если случались проблемы у взрослого населения  подъезда, то к ним тоже привлекали Нину Сергеевну.  Знаю, что она мирила хотевших уже разводиться супругов Потаповых. Приходила успокаивать подъездного выпивоху дядь Серёгу, который пытался гонять свою жену и двоих ребятишек. А Нина Сергеевна  являлась,  аки карающая десница,  и била его по лицу и в пузо. Дядь Серёга сразу «приходил в ум» и ложился спать. Потом тёть Лиля (многострадальная дядь Серёгина жена с торчащими их любого платья худыми ключицами) только говорила ему: «Ща как Нин Сергевну позову!..» Наш «Аника-воин» выставлял вперёд ладонями обе руки и бормотал: «Люлёк, Люлёк! Ты чё? Это же я шутю!..» И тут же (сам! добровольно!!) ложился спать.
Когда умирала первая по старшинству в нашем подъезде Марь Кириллна, Нина Сергеевна  сначала по несколько раз в день к ней наведывалась, чтобы покормить и «прибрать старуху», а потом и вовсе перебралась к той жить, чтобы она не кричала ночами от болей. Когда дочь Марь Кириллны, жившая с семьёй в каком-то далёком от нашего городе, приехала хоронить мать и предложила  Нине Сергеевне деньги за её безмерную помощь, та губы (всегда подкрашенные и похожие на лепесточки  простенького цветка) поджала и только ответствовала: «Что ты, Оленька! Разве мы не православные люди!..» Развернулась и пошла прочь. Потом вдруг вернулась, деньги из Ольгиных рук почти выхватила и сразу же двинулась с ними в храм, что стоял через дорогу от нашего дома.
Работала Нина Сергеевна до последнего дня своей жизни. Она служила  медсестрой в нашей районной больнице и по просьбам трудящихся  подъезда записывала их к врачу, когда кому нужно было.
А однажды утром из квартиры своей она не вышла.
И следующим утром тоже.
Люди забеспокоились. Когда вскрыли дверь и вошли в её квартиру, то  в комнате увидели два табурета, на одном из которых стоял  маленький, ещё ламповый телевизор. Вся одежда Нины Сергеевны висела на двух гвоздиках забитых в стену и была аккуратно прикрыта марличками.
Сама она лежала на узкой кровати с продавленной панцирной сеткой. Просто лежала с закрытыми глазами.
Потом врачи сказали, что она  умерла, даже не успев понять, что жизнь её на этом закончилась.
На однокомнатную квартиру Нины Сергеевны никто не претендовал, потому что попросту было некому.
Сейчас там живут совершенно не знакомые никому люди…
Упокой, Господи, душу рабы твоея Нины свет Сергеевны.
Аминь…