Записки живого москвича 2076 год, 23 маякаждого своя цена. Наведёт кассир лампу на карту, пик-пик, «лапша
Волховская 3-й сорт, 300 целковых, работник такой-то с рейтингом 12». Радуйся, на
хорошем счету значит! А старичок-сосед или, ещё смешнее, баба, пик-пик, за тоже самое
«700 целковых». Ага! Выложи-ко, цаца крашеная! Иная скандалит, а чего орать? Система
знает, если ты немощный или баба с дитём, или здоровый мужик, но с начальством вчера
поругался, у тебя рейтинг «21». «Очко» по-нашему. Выворачивай карманы, дура, или иди
к голодному дитю, сказками его корми! Завидую у кого рейтинг 8 или даже 5, это у
блюстителей закона, у духовников, у Засечного воинства. И у маньжуров хитрых такой же
рейтинг! А совсем призовые у богдыхана района и секретарей всяких, председателей и
заседателей… Эх -ма! Там покупают почти бесплатно. Про «звездных» вот не знаю, но им
вроде домой привозят что они сами пожелают, как подарок от народа. Но их мало,
«звездных», примерно один на тыщу «капэ». Они Родину сохраняют, они люди знающие,
а с нас какой спрос? Мы овцы, они пастухи. Если б я отару в тыщу баранов выгуливал, бил
бы кнутом, токмо шерсть бы летела! А они с нами ласково: пик-пик, да бздык-бздык,
работай, плати, молись, плодись, придёт время- уберись (в раю, сказывают, всё
бесплатно, как у «звездных», только лучше, потому что вечно). Но вернусь в наш день:
после сбора говна, до шести вечера разносим его по полям, как удобрение раскладываем
и тогда уже домой чухаем. Приедут на «утюжках» усталые, вонючие работяги, поднимутся
по зассанным лестницам в квартиры (лифтов нет, запретили), примус зажгут, колбаску,
припасённую в кашу положат, лепота…Да если рисовой водочки, ух!
В прежние времена плазмы все смотрели, теперь запретили, можно только «сонник»
через очки себе настроить. Надел на лоб, выбрал об чем сон смотреть и спишь до утра, а
вроде по облакам гуляешь или, как у меня, шашкой кукурузу рубишь. Это мне чаще всего
приходит, всю ночь я по полю на коне скачу и шашкой початки р-раз! р-раз! Р-раз! Лошадь
в мыле, скачет обратно, а я опять то кукурузу, то шляпки подсолнухов р-раз! Р-раз! Р-раз!Только поесть никак не могу, голодным просыпаюсь. Духовному сказал об этом, он мне
программу и поменяй в соннике, а там всю ночь на картофельном поле жуков-колорадов
надо собирать и так это муторно гниду полосатую пальцами давить, что я тайно (ой, грех,
не исповеданный!) старую программу втиснул (помог цыган, но опаска большая и
чекушка рисовой ушла). Там опять кукуруза, но почему-то конь деревянный на крашеной
палке, не могу на нём разогнаться, только если по кругу…
Люська подрос, начал уже в очистках картофельных разбираться, где с глазком, в рот, где
синяя слизь- «бяка», бросает на пол, мыши подберут. Они всё время как горох по полу
носятся. Тараканы обычны: и рыжие, и черные –все стены в них, клопы опять же по телу
как по земле ползают. Духовный говорит они для смирения нам, чтобы сильно не
возносились, проще нечисть не замечать: живи и дай жить другим…
Я где-то прослышал у «капэ» самая фамилия была Смирнов, а после Синей Смуты как у
мене стала –Бесфамильный, почему не знаю, но мене гордость берёт, такие как я –
большинство, нас много! Жаль, Луны не видно, опять туман и холод, но уже весна скоро,
апрель на носу. Баба храпит прямо за столом, но я её не трогаю, она с дитём весь день,
даже на работе. Посодит его за хребет в платок и на рынок: арбузы по мешкам
раскладывать, сливы сортировать и вообще, чего хозяин прикажет. Денег не заработает,
но хоть сыта: где фрукт незаметно стянет, да какой с гнильцой, торгаш так, из милости
отдаст, всё в дом, а дома лишнего не бывает, как говорил дядь Саня, вечная ему память и
райские блаженства! Молюсь о Родине, поминаю богдыхана великого московского,
богдыхана белого володимиро-ярославского, богдыхана малого со начальники, о
воинстве и блюстителях и о духовном прапорщике нашего двора 129-го московского
велаята Евтропия! Чтоб они мир в руке Божьей помогали держать в славе великой и
следующий мой день трудовой был бы не хужее. Включаю «сонник» …И-эх, скачи,
деревянная лошадка! Запах зёрен у подсолнуха такой манящий ….
5 Отдых: «День города»
Праздников коренным посконникам не положено. Считается они отдохнут в раю,
прислуживая «звездным». Лёгкая работа, еду подносить, горшки вытирать, да саночки
возить по облаку. Так духовный разъяснил мне и даже лентяем обозвал за
«праздномыслие». Но есть один день в году, в самом начале осени, который в прежние
времена «городанским днём» звали. В этот день можно не выходить работать. После
утренней молитвы нужно во все лопатки бежать в «А пожрать?», там жилы мясные для
шашлыка по 8-й категории продают! Давка страшная, бабы, особо на тумбу похожие как
будто приспособлены жопой очередь толкать. Кассир орёт: «в руки больше кило не
отпускать!». Мясник, приезжий молодой малый, ошмётки над головами кидает «Лови-
ии!» и тут самая драка, один дед сырые хрящи в рот запихал и тут же задохся. Кому он
нужен, дуралей? По нему уже скачут лапти неотоваренных: «Дайте! Мене дайте!». Это
понятно, шашлык только в такой день и можно ухватить по смешной цене. Потом жди
целый год! Ещё дожить надо. Взял с боем кулёк с мяском, пулей лети на опушку парка,
там песчаная площадочка, примерно с хоккейную и номерки стоят. Под каждым от
богдыхана сухой валежник и подарок: сахарный петушок на палочке, пряник имбирный с
ладошку, иконка святого Егория, стеклянные бусины и «мерзавчик» рисовой. Для всей
семьи учтено! Долгие лета богдыхану нашему! Я своё место занял, костёр запалил,
хорошо! Погода ясная, хоть прохладно уже, парк рядом, даром, что ходить в него нельзя,он для «капэ» закрыт…Но шум листвы, запахи…Тут я понял, что у сортира наш номерок
расположен, за дощатой стенкой то и дело кто-то срёт, а перейти уже никак, весь пятачок
в кострах. Так и жрали мы мяско копчёное под вонь очковую. Да моей всё равно,
раздобрела как корова к 27 годам, мясо глотает, даже не жуёт. Люська одну жилу
мусолит, ему в диковину… Ну, сидеть в дыму и галдеже скушно, я протиснулся к палаткам,
там хоть игры всякие: мужички ловко по столбу лазят и подарки срывают. У сцены
петуший бой показывают, но поскольку закон животных охраняет, дерутся тряпичные
птицы, на веревочках. Но презабавно, потому что кончается мордобоем кукловодов.
Чёртово колесо, жаль не поставили. В прошлом году оно завалилось и народ передавило,
вот богдыхан указом и запретил «сложные механические увеселения». Теперь только
лодочки-качели, где девки визжат всё время, да перетягивание каната. Нечистый дёрнул
мене перетягивать. Дело в том, что с проигравшими в «слоника» играют по традиции, а
моя команда (школота зелёная!) -продула. Поставили нас «раком», а «победители» с
разбегу на спину нам туша за тушей прыгнули, повалились в кучу-малу, чуть мене шею не
свернули! Эх, матом нельзя- квадрокоптеры «звездных» висят близёхонько, браслет на
руке мерцает… Решил после этого сраму, поведу своих в кино: на берёзах растянули
наноплёнку, народ на пеньки присел (спилили накануне аллею для сидушек). И пошло
кино: молодой белокожий мужик в белых перчатках рулит белоснежным катером по
широкой глади озера, аж дух захватывает! Горы настоящие, в голубых складках, с
водопадами и лесами дремучими, с птицами радужными…Какое нежное небо! В его
сапфирную глубину поднимается молодой человек, с необычайной чёткостью видно
каждую застёжку с бриллиантиками, каждую чистую складку белого шарфика…Он как
свеча сияет, поднимается над блином земным и вот уж космос: яркие звёздочки танцуют
на розоватом своде-куполе, ангелочки голенькие «порх-порх», слышно, как перо
ангельское шуршит! Женщины лёгкие, улыбчивые, не горбатые, голосами поют на
непонятном языке «ааа-оооааа-ооо» и так бархатно смотрят, с такой страдательной
лаской, будто твою душу видют насквозь, и языком по белым зубам водят, будто вкусно
им от того, что видют её всю без одежды. Ещё Адамы голые подходят, окружают
белоснежного героя; Евы (ничем не прикрытые!) подносят белые зефирки пирамидками и
кремовые пирожные. Они хороводом блаженствуют и шепчут: «Так будет вечно, вот что
ты познаешь после смерти…Смерть - это награда, это счастье. Это радостная встреча. Мы
любим тебя…мы ждем тебя…твой вечный дом здесь…». У кого на пеньках слёзы текут, у
кого сопли, кто в онемении застыл мечтательно. Мальчонка чей-то закричал, плача:
«Мамка, я к ним хочу!», тянется к экрану, пока его хватают сзади за рубашонку, лезет-
«Возьми меня, дядя!». Но тут кино кончается и начинается общая молитва о славе
Господа и Городе нашем, по древности превосходящим цивилизацию Хай Пу Сю Синь.
Молитва долгая, стоим, поём «славу», мальчик постепенно успокаивается в своих
рыданиях, скулит как щеночек… А вокруг гусли переливчатые, дудки-самогудки. Пойти бы
в театру на Хари посмотреть, но Люська забоится. Там шум всегда, лицедеям по закону
можно выступать только в масках-харях и кочевряжить со зрителем. Шутки гнусные: злые
газы выпускать, жопы друг другу оголять. А народ любит это, специально с рынка корзины
гнилух приносят и давай в Хари метать! Те-под стол, под занавес валятся, голосят
дурниной! Смехота!
Прошли мы по Маньжурской аллее с пагодами и бумажными драконами, там я курьи
лапки покупаю, до чего вкусные! В хрустящем кляре, только коготки оставляю, остальноедо косточки грызу. Удался бы день, да брата троюродного встретил: гнойного, в струпьях,
где стоит там и ссыт. Бог мой! «А-аа, -меня увидел и обнимать лезет, -сатанино семя
идёт… с семейством». Я в сторону, а он позорит: «Стой, паскуда! Кто на меня донос писал
третьего дня?! Кто Глашу маньжуру Яньсуню продал?!» «Иди, проспись, скот! –стараюсь
голос не повышать, а нервы во мне так и звенят,- Июда ты, братец,- растолковываю
бедолаге,-я ж для тебя старался. Твои рассуждения еретические про Родину я духовному
донёс, факт. Но это мой долг! Така твоя доля! Уберёг тебя от ошибки!». - «Кто мене
Глафиру с рудников вернёт?!,- не унимается пьяная морда, перегаром дышит, за рукав
хватает -Я, может, любил её!» -прямо настоящие слёзы льёт, личина мерзкая! «Она
потатчица, сама виновата! К маньжурику пошла за тебя просить и продалась! …-как это
вырвалось у меня? –Я бы в говне её утопил!» Не знаю, чем бы дело кончилось, хорошо,
появился блюститель Шань Ю, глазки совсем щелочки у него, рот неулыбчивый. Горе-
братец и получи от него штрекером в бок (молния такая ручная). Нечего на отдыхающих
орать! Поделом! Ушли мы скорее воздушными змеями любоваться от греха…
А вообще с Шань Ю потом неприятная история вышла, он по посконному плохо понимал
даже с переводным наушником, и не сразу сообразил, что дело худо. Это когда с
духовным несчастье приключилось. На утренней молитве, что перед работой в пять утра
начинается, вывел нас Евтропий на крестный ход вокруг часовни, сам на себя корону
картонную нацепил и плащ какой-то бумажный, в цветах-ромашках, а нам курячьи
одежды раздал с детского праздника: кому голова цыплёнка поролоновая, кому хвост, а
мне гребешок красный на резинке. Построил нас и приказывает: «А вы за Господа
присядьте!». Мы присели. «Наклонитесь в сторону полудённую!». Наклонились. «А теперь
Господь просит вас встать на левую ногу». Это уже потруднее: кто встал, кто упал. «А
теперь
|