Другая жизнь

жалостью к себе.
  - Да ладно, эта… до свадьбы заживёт.
  - Да заживёт-то оно заживёт, но ведь обидно, Сань.
  Семён убрал со стола. Убрал не слишком хорошо - кое-где были пятна засохшего кетчупа и хлебные крошки, но главное, что убрал самую большую грязь. В процессе этой нехитрой уборки, общаясь с Александром, он немного успокоился и как будто даже повеселел, но, возможно, это было влияние водки.
  Спустя недолгое время, с намерением почистить вывески на фасадах магазинов, они вышли из сторожки и тут же встретили Ивана, который тоже вышел, но из другой двери, и, видимо, тоже не без намерения. По обыкновению тех мест, их правые руки стали тянуться друг к другу и здороваться.
  - Привет.
  - Здарова.
  - Привет.
  - Здарова. Как сам, Вань? - в Семёне пробудилась словоохотливость.
- Да нормально. А вы куда намылились? - проявил Иван дежурный интерес.
- Эта… мы хотим фасады помыть, - ответил Александр.
- А-а-а… Ну, это дело нужное, - сказал Иван. Его взгляд скользнул с лица Александра на лицо Семёна. Он прищурился. Но не потому, что лицо Семёна было ослепительно красиво в это прекрасное летнее утро, а потому, что солнце уже было достаточно высоко, и оно настойчиво стремилось заглянуть в глаза каждому, кто обращал к нему свой лик. В это мгновение у Александра зазвонил телефон. Он сгорбился и полез во внутренний карман спецовки, достал аппарат, взглянул на дисплей, беззвучно ужаснулся и поспешно активировал приём вызова. После того, как он произнёс «аллё», он больше ничего не говорил, а лишь, попеременно бледнея и краснея, слушал. Нетрудно было догадаться, что он принимал порцию высокостимулирующей информации от Варвары Яковлевны. Прошло, наверное, две долгих минуты, прежде чем сознание Александра было возвращено его могущественной собеседницей, собственно Александру. «Эта… Вань… Варвара Яковлевна запрещает нам с тобой разговаривать, - в его голосе была тревога, - пойдём, Семён, н-нам нужно работать, - вдруг немного заикаясь, закончил он. И они двинулись к воротам, а Иван, в очередной раз удивлённый подобным запретом, не нашёлся что ответить и молча смотрел вслед удаляющейся парочке. Но всё же, когда они проходили мимо него уже с обратной стороны решётчатых ворот, он, скорее для себя, но достаточно громко, произнёс, «Да уж, парни, я поражаюсь, как вы позволяете собой помыкать, как будто вы не свободные люди, а какие-то, - он слегка задумался, подбирая слова, - крепостные, что ли…». Семён, который шагал позади Александра, услышав это, хотел было что-то ответить, но в этот момент он зашёл за угол здания и его возмущение захлебнулось в осознании невозможности высказаться, ведь он должен идти и не должен говорить! И с тяжёлым, не то с похмелья, не то от всего произошедшего, сердцем он принялся помогать напарнику приводить в порядок ещё нечищеные после зимы фасады.
  День прошёл в плодотворной работе: Иван закончил очередной участок склада, а охранник и подсобник отмыли фронтальные стены и окна магазинов. И если бы это было в кино, то кульминацией такого продуктивного дня был бы совместный поход на озеро с купаньем, шутками и вкусным шашлыком. А над всем этим сияли бы далёкие звёзды и звучала романтичная музыка. Но, однако, это не кино, а жизнь. А если и кино, то сценарист очень любит абсурд и жесть, среди которых иногда, для контраста, появляются сцены иллюзорного счастья.
  В этот вечер, уже сменив рабочую одежду на повседневную, Иван осматривал помещение - обычная процедура перед закрытием склада. Всё было в порядке, и он вышел на улицу, на ходу шаря руками в карманах в поисках ключа. Нашёл его, и стал закрывать замок. Замок был старый и иногда заедал. После трёх попыток провернуть ключ Иван понял, что вечер будет долгим. Сумеречная прохлада уже трогала своей пока-ещё-мягкой рукой его шею и предплечья, а небо за спиной приобретало свою обычную закатную палитру. И как грубый незваный гость резко врывается в дверь, так и запах табачного дыма ворвался в его сознание. Иван обернулся - к нему приближался Семён с тлеющим угольком в правой руке.
- Что, Вань, домой? - спросил подошедший охранник. Он сделал шумную затяжку и выпустил струю дыма.
  - Семён, давай ближе к делу, - раздражённо ответил Иван. Возня с замком в конце рабочего дня вывела его из себя.
  - Да я хочу спросить… Ты сегодня утром сказал, что мы как эти самые… - он задумался, - как крепостные вроде как… Обидно, понимаешь, - снова затяжка и дым.
  - Семён, - немного мягче сказал Иван, - если тебя это оскорбило, то извини, но мне как-то жалко видеть, как она вас в грязь втаптывает.
Иван продолжил возиться с замком.
- Да она же начальник, а мы подчинённые, вот она и руководит. А ты сразу крепостные…
  - Поверь, руководство и унижение хоть и не взаимоисключающие понятия, но всё же и не обязательные к взаимному дополнению.
Иван посмотрел на опустевшее лицо Семёна и понял, что нужно говорить проще.
  - Чего? - Семён как будто вторил мыслям Ивана о простоте речи.
  - Да ведь можно руководить без грубости и унижений, тем более в наше время, - сказал Иван и в очередной раз повернул ключ.  Замок удовлетворённо щёлкнул. «Херов замок. Нужно завтра новый купить», - добавил он слегка обрадованно. До этого он общался через плечо, периодически поворачивая голову в сторону Семёна, теперь же, когда замок больше его не отвлекал, он подошёл к собеседнику и продолжил:
  - В самом деле, Семён, я б её давно приструнил, будь я на твоём месте.
  - Да она же на самом деле неплохая баба. Меня вон не сдала сегодня! Хотя я вообще с пьянкой попался! Она поорала маленько и заставила помогать Сане, да и всё! - он решил не рассказывать об оплеухе, которую отвесила ему Варвара Яковлевна. Ему казалось, что если Иван узнает об этом, то он больше не захочет с ним общаться. А ему почему-то хотелось этого общения.
  - Да что в этом хорошего?! - Иван расходился. - Ты просто подумай: ты нарушил рабочий порядок… ну то есть инструкцию свою, она узнала об этом, и вместо того, чтобы наказать тебя согласно, опять же, инструкции, тоже её нарушила: наорала и в наказание заставила выполнять какие-то другие обязанности. Она и до этого унижала тебя периодически, а теперь, когда ты дал ей козырь, вообще набросит на тебя хомут. Да, это не моё дело, конечно, и я не должен вмешиваться, но, порой, трудно удержаться от этой никому не нужной борьбы за справедливость, - неожиданно для себя Иван решил закончить этот монолог. Вечерняя прохлада и усталость после рабочего дня напомнили ему о том, что на свете существуют тёплый душ и вкусная еда.
  - Наказать меня по инструкции? Это ты мне такого желаешь?! - теперь расходился Семён.
Иван пожалел, что ввязался в этот разговор. «Не вовремя этот замок…», - пронеслось в его голове.
  - Слушай, Семён, я понимаю, что это неприятно - отвечать за свои поступки, но мне кажется, что лучше так, чем попасть в подобную зависимость.
  - Какая зависимость? Она же чисто прикрыла меня по-человечески… ну типа, по-братски…
  - По-братски… - в тон собеседнику повторил Иван.
  - Ну по-братски… по-пацански! - пояснил Семён.
  - По-пацански?! - Иван удивился. - У вас деловые отношения, а не отношения в уличной банде! - он на секунду задумался. - Хотя… кому я это говорю… - тихо добавил он.
- При чём здесь банда? - Семёну не понравилось это сравнение.    - Я человек простой. У нас всё просто, без этих ваших церемоний. Всё… ну… по-пацански…
  - Семён, мне просто вот интересно. Вот по-твоему как можно жить - по-пацански и как ещё?
  - Вань, ну как-как… да никак! Да просто по-человечески! - Семён почти прокричал эти слова.
  От этих вопросов он стал раздражаться. У него было ощущение, что он прав, но он никак не мог выхватить эту правду из тех немногочисленных мыслей, которые неприкаянно мыкались в его голове. Он прикурил новую сигарету от умирающего окурка старой.
  - А по-человечески — это как? - произнёс Иван, и подумал, что сейчас Семён пошлёт его куда подальше и уйдёт в сторожку.
  На удивление Семён не ушёл. Он нахмурился, затянулся поглубже, выпустил дым одновременно изо рта и носа и сказал:
  - Это когда ты меня уважаешь и я тебя уважаю, ты меня прикроешь и я тебя прикрою… Ну в общем - ты мне, я тебе.
  Иван терпеливо слушал. И пока он слушал, он резко осознал, что вокруг стало тихо. Вечер немного угомонил городской шум и раззадорил сверчков, которые завели своё извечное сумеречное тремоло. На его лице, где-то там, в дебрях запущенной испанской бороды, играла лёгкая ироничная улыбка.
  - Ну в общем я понял - ты мне я тебе, - повторил он за Семёном. - Но ведь такой подход не к каждой ситуации применим!
  - Ой, да брось…
  - Точно тебе говорю! Ну к примеру: если преступник судье скажет, что, мол, так и так, отпусти, братан, сочтёмся… Тогда судья должен, исходя из этой идеи, отпустить преступника. Ведь и ему тогда, если что, простят. И так вот по кругу. Нормально ли будет жить такое общество?
  Семён хотел было ответить и уже открыл рот, но Иван не стал затягивать паузу и продолжил: «Нет конечно! Такое общество обречено на анархию! - и он хотел уже развивать мысль про анархию, но, зная свою слабость к углублению в лабиринт умозаключений, переборол это желание, и выбрал сокращённый вариант. - Хватить уже, Семён, жить по пацанским понятиям. По крайней мере из деловой сферы их точно нужно исключить. А впрочем… ты же так всю жизнь, наверное, жил, и вряд ли сможешь теперь изменить своё мировоззрение». Пока Иван ораторствовал, Семён многозначительно курил, глядя на его горящее воодушевлением лицо. Затем он ответил:
  - Да мне и не нужно ничего менять, мне и так хорошо.
  Иван в очередной раз подумал, что всё это зря и что лучше ему пойти домой, а вслух сказал:
  - Да я понимаю, Семён, но просто… Неужели тебе никогда не приходила в голову мысль, что ты мог бы прожить другую жизнь? Условно говоря - не жизнь охранника, а, к примеру, жизнь моряка или, может быть, художника, или врача? 
  - Хе-хе, - усмехнулся Семён, - врача?! Скажешь тоже!
  - Я серьёзно, - с действительно большой серьёзностью продолжал Иван. - Просто, видимо, у тебя никогда не было никакой цели. Вернее, в тебе с детства не развивали ни поэтичности, ни стремления к высоким идеалам. Вот из тебя, Семён, и получился прозаичный и бесцельный человек.
  - Много ты знаешь, чего там развивали, а чего нет, - обиженно проворчал Семён, выпуская облако дыма. В его глазах мелькнули искорки злобы и тут же погасли. Затем глаза увлажнились. Иван понял, что перегнул палку.
  - Ладно, извини, Семён. Что-то я заговорился, пойду домой, а то уже поздно, - он протянул ему руку. Семён вяло её пожал, и тот поспешил раствориться в сгущающихся сумерках. А внезапно оставшийся в одиночестве охранник ещё несколько минут стоял, докуривая сигарету, и что-то недовольно бубнил себе под нос. Когда сигарета закончилась, он направился в сторожку и скрылся от комаров и вечерней прохлады в её некомфортной утробе.
  Следующий день оказался воскресеньем. И благодаря этому счастливому обстоятельству Семён был почти полностью предоставлен сам себе. В воскресенье большинство магазинов не работают, а те, которые работают, имеют мало покупателей, - а уж всяких там машин, привозящих и увозящих товар, и того меньше. Поэтому охраннику нет необходимости часто открывать ворота. Конечно, открывать