ДОМ У КЛАДБИЩА

держись. Вот, когда я родился, родня узнала про намерение отца, подняла вой, мол, Тарас, одумайся, как дитё будет с таким именем экзотическим жить, когда вырастет. Засмеют ведь!
    - Смеялись?
    Робинзон сжал крепкий кулак.
    - Смеялись и дразнили. Отведав аргумент, второй раз не решались.
    - Хорошо. А родись у отца девочка. Какое имя дал – Робинзония?
    Робинзон ответил погодя и неохотно.
    - По этом поводу не спрашивал его. 
    - А девчонки, девчонки в школе дразнили?
    Робинзон засмущался.
    - Что с них взять: волос длинный – ум короткий. Одна потом супругой стала. Вижу, Сеня, у тебя пусто. Приглашаю отметить новоселье ко мне.
    Семён вытащил из сумки бутылку водки.
    - У меня для этого случая водка припасена.
    Робинзон скривился:
    - Казёнку оставь. Выпьешь сам. У меня самогон из можжевельника и шелковицы. Крепок – просто жуть. А духовит – не передать. Не вздумай отказываться. Не обидишь, не обидчивый, нарушишь закон гостеприимства.
    Семён замялся.
    - С утра пить как-то не с руки.
    Робинзон вошёл в роль радушного хозяина.
    - Да ты не тушуйся, Сеня. Выпьем – не напьёмся, мои дела по хозяйству посторонний не выполнит.
    Увидев полуторную бутыль с прозрачно-синеватым напитком, Семён запротестовал, столько ему не осилить. Робинзон выставил на стол зелёного стекла стопки и поинтересовался:
    - Тебе на работу? Нет. Отдыхай. А на бутыль не смотри: там, где не справишься сам, друг придёт на помощь. Не менжуйся, Сеня. Я соображу закусь.
    Очень скоро на столе под вишней шкворчала яичница с салом и домашней кровяной колбасой. Пунцовели стыдливо на плоском блюде спелые ароматные помидоры. Горкой в миске высились пупырчатые огурцы. Зелёный лук и укроп лежали, поблескивая капельками воды на клеёнке. Толстые ломти хлеба лежали в плетёной корзинке.
    - Гляди, - после первой стопки сказал Робинзон и показал свою стопку.
    - На что?
    - На стопку.
    - Видел, - произнёс Семён, жуя луковое перо, обмакнув в соль. – И раньше тоже.
    - Внимательно гляди, - посоветовал Робинзон.
    - Стопка. Зелёная.
    - И всё? – хитро посмотрел сквозь прищур хозяин.
    Семён пожал плечами.
    Робинзон продолжил:
    - Пузырьки видишь? Мелкие?
    - Да. И что с того? Бракованное стекло.
    - И-ишь ты какой умный – бракованное стекло. Этот дефект называется мошка. Дед собирал всю жизнь такую посуду. Батя продолжил. Теперь я эстафету принял. Пополняю коллекцию, - последнее слово хозяину далось с трудом, язык его, казалось, свился шнуром и слово вышло немного смешным. После третьей он добавил:
    - Раньше, ведь оно, Сеня, как было?
    - Как? – спросил Семён.
    - Вот именно! – хозяин наполнил стопки. – А теперь что?
    - Что? – не понял Семён.
    - Вот и я, блин, говорю! – загорелся Робинзон. – Короче, - выпьем!
    Скривившись, Робинзон выпил и вытер рот клетчатой матерчатой чистой салфеткой и проследил, чтобы сосед не сачковал и выпил до дна.
    - Как к тебе обращаться проще – Роб?
    - Зон.
    - Зон?!
    - Зон. Просто – Зон.
    Семён надкусил огурец. Прожевал.
    - Почему?
    - Потому, что сын, - пояснил Робинзон, хрустя и огурцом, и помидором, смачно жуя лук и укроп.
    - Чей сын?
    - Ты есть будешь? -  спросил Зон. – Или болтать?
    -  Я ем. Вот, смотри, яичницу беру на вилку.
    Зон подождал, пока Семён прожуёт.
    - Сын, значит, чей? Так, вроде, понятно – Робина. Какой ты недогадливый, - рассмеялся Зон. – Вроде городской, а тугодум, как все сельские, какими нас вы считаете. Вот, чего не пойму, выбор дома возле кладбища, это такие тараканы в голове, когда от скуки заняться нечем, или дань романтике и мистике?
    Услышав «романтика», Семён понял, что же так его влекло в этот дом, в котором через несуществующие щели в полу бьёт ярки свет и приходит неизвестная гостья – это была элементарная романтика, которой в городе сильно не хватает.
    - Романтика, - подтвердил Семён. – Романтика. – Семён икнул, приставив кулак ко рту.
    - Выпей водички, - протянул Зон стакан соседу.
    - Спасибо. Ничего этого в городе нет – ни романтики, ни мистики в сумерках крупных строений. Чуть темнее, чем днём, - Семёна немного несло, самогон дал в голову прилично, будь он хоть чистый, или как сейчас – на можжевельнике и шелковице. – А у вас тут тишина… Первозданная… Романтика!..
    Зон погрустнел. 
    - Всё верно. Когда у бати спросил, почему пошёл в мореходку, он ответил, дескать, в поисках неизгладимых впечатлений. Понимаешь, просто впечатлений было мало. На земле. Нужны были неизгладимые на море.
    - Может, он в чём-то был прав. Ты сам что на кладбище делал? Да ещё в дождь.
    - Когда?
    - Вчера. Дождь шпарит, ты реконструированием занимаешься.
    - Нет, - отрезал Зон.
    - Да я сам видел! – не сдержался Семён.
    - Видеть и смотреть – понятия разные. Восстанавливал голубцы. Кроты, суки, расплодились. Роют ходы, кресты падают. Это непорядок. Голубцы охраняют кладбище от тёмной силы.
    - Травить не пробовал?
    - Кротов? На кладбище? Не-е, грех на душу не возьму. Ещё по одной. Задерживаем тару.
    Семёна разморило. Он держался на плаву сознания держась за соломинку действительности.
    - А в огороде заведутся?
    Зон стукнул по столу кулаком:
    - Вытравлю к чертовой матери! Прости, господи, вырвалось.
    - Грех ведь.
    Зон покачал пальцем.
    - Не путай божий дар с яичницей, Сёма. В моём случае огород и кладбище. О-о! что мы видим? Сенечка, да ты, друг болезный дремлешь… Ай-ай-ай… Правильно: поел теперь надо поспать. Сейчас кошму брошу под вишенку, листва тень хорошую даёт. Ложись, отдохни. Я рядом лягу. Сытому пузу, говорил батька, - Зон весело рассмеялся, - вздремнуть не в обузу!
    - Где мы? – продрал Семён заспанные глаза, оглядываясь вокруг и видя покосившиеся могильные кресты и провалившиеся холмики.
    Зон, трезвея, сказал с лёгким удивлением:
    - На кладбище…
   
                                              14. ЛЕШИЙ ПОПУТАЛ

    - Зачем м-мы здесь? – неуверенно произнёс Семён.
    - Ты сам, засыпая сказал, хочу на кладбище. Я ещё переспросил, Сеня, для чего. Ты ответил: в поисках неизгладимых впечатлений. Вот теперь, Сеня… Впечатляйся…
    - Обязательно надо было идти сюда? Для впечатлений?
    Зон кашлянул в кулак.
    - Сам просил. Здесь мы. Хочешь или нет.
    Тихое пение привлекло внимание Семёна. Сознание резануло забытое воспоминание. На поперечной перекладине креста висело ожерелье из полированных абрикосовых косточек в глазури из воды. Петляя между могил, стараясь не оступиться и не провалиться в какую-нибудь кротовью яму, Семён подошёл к кресту, снял ожерелье и поднял на уровень глаз.
    - Повесь обратно, - строго приказал Зон чужим голосом, явно испуганно и оглянулся по сторонам, будто опасаясь чего-то. – Дурная примета брать что-нибудь с кладбища домой. Иначе возьмёшь свою смерть.
    Семён решил схитрить:
    - Жалко. Оно такое интересное…
    Зон перебил:
    - Что может быть интересного в цыганской безделушке?
    - Цыганской?!
    - Да, Сеня. Они в прошлом году в посадке возле кладбища табором стояли, тоже искатели романтики и всяких впечатлений. Вот этими поделками торговали. Убери! Не протягивай! В прошлом году насмотрелся. Обычная пластмасса.
    - Не может быть… - неуверенно протянул Семён, рассматривая на свет бусины. – Она сказала ожерелье из абрикосовых косточек в водной глазури.
    - Не пори ерунды! – вспылил Зон. – Ожерелье в глазури из воды! Что за чушь! Вода она жидкая. Твёрдая вода – лёд. И вообще, кто тебе это сказал?
    - Да так… Неважно…
    - Это пластмасса, - стоял на своём Зон, старательно отстраняясь от протянутого ожерелья. – Никакие не косточки, ни вода… Не повторяй за кем ни попадя…
    Налетел ветерок. Встревожил растительность. Из дальнего конца кладбища, погружённого в колышущийся и клубящийся мрак, раздался скрежет и треск.
    Семён вовремя заметил ветку вяза и отклонился.
    - Хорошо в седле держишься, - похвалил Зон. – Поначалу не поверил, думал, брешет Сенька как сивый мерин, одно слово – городской, что посещал конную секцию. Только шенкеля того…
    Семён поморгал. Его слегка трясло, как бывает обычно при езде верхом.
    - А где кладбище?
    - Ну ты, Сеня, некромант, блин! 
    - Я серьёзно.
    Зон хитро улыбнулся.
    - Далось оно тебе. Ещё надоест. У нас другое занятие.
    - Поиски неизгладимых впечатлений?
    Зон прикрикнул ласково на лошадь и похлопал нежно по шее.
    - Держи шаг, Дымка, всё отлично. Гляди-ка, запомнил.
    - Хвалишь?
    - А то! – крикнул Зон и погнал лошадь, лишь пыль столбом до неба. – Догоняй, Сё-о-ома-а! – долетело до Семёна, и он тоже пришпорил своего скакуна.
    - Чем займёмся? – спросил он Зона, нагнав его и пойдя в шаг с ним.
    Зон кивком указал на ружья: одно приторочено у него к седлу, второе у Семёна.
    - Будем полевать. Австрийские: «Манлихер». Трофей. Дед с войны привёз. Долго прятал. Могли запросто отобрать. Потом смело ходил на дичь.
    Семён привстал в стременах.
    - Охотиться?! – азартно крикнул он, - на кого? – в его глазах полыхнул интерес. – Боевые? В смысле, патроны какого калибра?
    Зон ответил:
    - Воздушные.
    - У-у, - протянул разочарованно Семён. – А я думал…
    - Меньше думай, - оборвал Зон. – Бьёт почти на полкилометра. Пули сам отливал, есть к нему форма специальная, фирменная. Таких ружей единицы у нас в стране. В Австрии, может, поболее. Раритет! Так что не кисни, охота будет что надо.
    Поражая грациозностью и лёгкостью движения из ближайшей посадки вышел огромный лось. Посмотрел на ездоков, моргнул глазом и величаво направился через дорогу, пока не исчез в густых дебрях.
    - Ты видел? Да? На него? – нервно спросил Семён, сдерживая дрожь в руках.
    - С дуба рухнул, Сеня? Откуда здесь лоси? На Донбассе! Лет сто назад, допустим, встречались изредка.
    - Но ты же видел! – закричал Семён.
    - Видел, - подтвердил невозмутимо Зон и также закончил: - И что с того?
    - Как что? – развел руки Семён.
    - Наведённая галлюцинация, - спокойно отреагировал Зон. – Умело – стои5ть заметить.
    - Кем? – удивлению Семёна не было предела.
    - «Зелёными». Есть такая организация.
    - Знаю, что есть. Но – зачем? Чтобы закон не нарушали? Или нарушили… - растерянно проговорил и отсутствующе замолчал.
    Зон лихо выхватил винтовку из кобуры. Перехватил за цевьё.
    - Мы нарушать ничего не будем.
    - Ага, - скептически заметил Семён, - грохот стоять будет… Ого-го!..
    Зон двинул плечами.
    - Ружья, напомню, у нас воздушные. Выстрел – хлопок. Шума – ноль. Никто даже в самых диких фантазиях не дотумкает, что мы вышли на тропу охоты на фазанов. Сам Марк Аврелий говорил: нет высшего блаженства для мужчины, чем охота на перепелов! Вникни, сам Марк Аврелий! Так он наставлял молодёжь.
    - Читал неделю назад в «Шахтёрском крае» статью, там оговаривалось, в этом году охотничий сезон не откроют. Связано с сохранением и увеличением популяции промысловой дичи.
    Зон игриво покачал головой.
    - Сеня, можешь сразу лететь к участковому с повинной, мол, так и так, охотился на фазанов.
    - Как быть с сохатым? Расскажу, он на смех поднимет.
    - Слышу в твоём голосе робкую надежду, что делать этого не будешь. Правильно. Приготовленная на вертеле дикая птица очень вкусна. От бати достался рецепт маринада, кок-китаец поделился с