Наш лифт постоянно опаздывает. Иногда его приходится ждать по нескольку часов. Сам я живу на четвёртом этаже. Можно было бы и пешком подняться, но старушка-лень – сами понимаете – раньше нас родилась.
На этот раз я дождался-таки лифта. Там уже находились два тинейджера. Один низкорослый и пухленький, другой – долговязый, но его лица я не разглядел – он стоял ко мне спиной. На обоих были шарфы одинаковой чёрно-белой расцветки. И откуда только ребята поднимались (сам-то я садился на первом этаже)? Должно быть, из подвальных помещений – у нас довольно глубокий подвал.
Они прижались к стене, впуская меня. Лифт был несколько тесноват. И как тут могли бы поместиться «допустимые» десять человек, мне непонятно. Однако, ехать было недалеко, всего-то на четвёртый этаж.
Вот только на четвёртом лифт не остановился, пропустил остановку. А я ведь прекрасно помнил, что нажал кнопку.
– Этаж проехал, - задумчиво произнёс я.
Долговязый буркнул что-то, а его товарищ, глянув на меня с сочувствием, сказал:
– Придётся туда-сюда сгонять.
Он махнул головой вверх.
Я присмотрелся к его шарфику. По всей длине простоватый узор – две чёрные полосы на белом фоне.
– Это знак анархиста? - спросил я.
– Ты чего! – возмутился пухленький, – это ведь клуб ж-д.
– А! Футболисты, – понял я наконец, – Клуб Железнодорожников. Чёрные полосы – это символ рельсов.
– Ага, и «Хьюстон» получил блокировку на пути…
Я не проникся этой фразой и посмотрел на него недоумевающе. Потом до меня дошло.
– Ты, наверное, про недавний матч? Извини, я в последнее время за играми не слежу. И что, круто уделали?
– Четыре-три, – буркнул долговязый, так и не повернувшись ко мне.
Между тем, лифт затормозил. Когда дверь открылась, мне сразу стали понятны причины участившихся опозданий. Наверху лежал снег, притом, подтаявший. Слякотный и грязный.
Долговязый вышел сразу, а его приятель замешкался: зацепился рюкзачком за скобу. Я помог освободить сумку и добросердечно хлопнул его по плечу:
– Пока! Приятно было пообщаться.
Юные болельщики устремились куда-то вдаль, по щиколотку проваливаясь в серую жижу. Я посочувствовал им – у нас-то внизу, на первом, был июнь. Шестое число, самая желанная пора.
Интересно, что сейчас творится в подвалах!
Но лифт уже скрипел по дороге. Хотя шёл он по рельсам, местами те были завалены снегом, и ему приходилось пробуксовывать, так что я дважды выходил и подталкивал его сзади (не вызывать же лифтёра по такому пустяшному поводу). Я выходил, толкал и возвращался внутрь, пока кабина набирала ход.
По дороге я однажды заметил через мутное окно толпу пассажиров, ожидающих у остановочного пункта. Они должны были сесть в лифт на обратном пути. Могли бы и здесь зайти, но тогда бы пришлось тесниться в маленькой кабинке. Понимаю их.
Наконец, лифт добрался до конечной остановки. Здесь в сером панельном здании располагалось почтовое отделение. Угловой дом с синим ящиком на стене. Тут кабинка завязла окончательно, справа от входа был навален довольно большой сугроб.
Я вышел из лифта и развёл руками, не представляя, что делать. Откапывать кабину не имело смысла: у меня ни лопаты, ни скребка. Пришлось заходить обратно и набирать номер лифтёра.
Вот так я и узнал, почему наш лифт постоянно опаздывает.
