Культура

               В   давние  времена   славного  пошлого,  когда   оно еще  не казалось
таким  славным,  считалось  необходимым  приобщение  к  культуре.
              Ходить   в кино   казалось  делом  обыденным    и   привычным.   Вот,
театр  посетить,    Особенно  оперу,  про  гражданскую  войну.   Ария  комиссара
перед  расстрелом.  
              Молодой, страстный,  так  верит  в  свтлое  будущее.    Поет, старается
в  энтузиазме,   напоследок.    Смотришь  и  думаешь,   зачем  напрягается,  все
равно  расстреляют, сволочи.    Ну  вот, уже   расстреляли.
            Впрочем,  с   такой наивной  верой,  тридцать  седьмого  точно  бы
не пережил.     Тогда  выживали  те,  кто  вовремя пригнуться  успевал,   как
ковыль-тава.  А  этот    не  стал  бы.    Расстреляли   бы,  как  врага  народа.  
С посмертной  реабилитацией,  конечно.    
          В  нашем  городе, таким  способом,  первого  директора  крупного  завода
реабилитировали,  с  посмертным     положительным  некрологом.
         Или    «Сказка  о  Мальчише-Кибаьчише».    Поет  куча    крупных
мужиков,  и  не  поймешь, который  из  них  Мальчиш-Кибальчиш.   Но  арию
Мальчиша-Плохиша  хорошо  запомнил.
         Играли  как-то   мальчиши  во дворе.   Тут  и  пошла  песня.
         Плохиш:   А  давайте  в  мою поиграем  игру.
        Кибальчиш:  В  какую  игру, Плохиш?
         Плохиш:  Эта  игра.  Самая лучшая  на  свете.  Она  называется  «Твое  и  мое»
        Кибальчиш: Расскажи  о  своей   игре.
        Плохиш:   Все  очень  просто. Гавриш,  дай  мне  коня.
        Гавлиш:  Возьми,  Плохиш.
        Плохиш:   А  теперь  попроси   коня  обратно.
        Гавриш:  Верни  коня,  Плохиш.
        Плохиш:   Я  не  верну тебе  коня.  Потому что  это  мой  конь.  Мой  конь.
Мой   конь.
       Кибальчиш:    Плохая  игра  твоя,  Плохиш.    Не  будем  в  нее играть.
       Плохиш:   Обидел  ты  меня, Кибальчиш.    Сильно   обидел. Запомню  я.    
        Вот  так  предателями  и  становятся.  От  детской  обиды.  Мудро.
        А  кино    готовило  к   повседневному  подвигу.    То  самолеты  падали,
поезда  горели,   то  машины  с  тракторами  взрывались.    Что-то  рушилось,  что-то  
тонуло.   Сплошные  катастрофы.    
        Возможно,   режим   чувствовал  неизбежность    крушения,и  подспудно
готовил  каждого    к  скорой  гибели,    культивируя  смерть за  Родину,  как высшее
 счастье.     Власть  не   могла  предположить   иного  исхода.     Как  это  так?    Она
 погибнет,  а  кто-то  после  этого  еще  сможет  жить.
         Ничего,  пережили,   живем   и  еще  переживем.  Много  чего.