За окном выл ветер. На город опускался вечер, бросал багровые языки заката из-за набежавших фиолетовых туч. Алексей как раз стоял сейчас у окна маленькой комнаты, которая служила спальней в квартире Шаховых, и наблюдал, как атмосферный вихрь, напоминавший шторм на море, прилетевший сюда откуда-то из Скандинавии, гонял по улицам вместе с капельками начинающегося дождя запоздавших прохожих по тротуарам, сметал остатки мусора из подворотен, вздымал по дорогам крутящуюся в спиральном кольце пыль. За спиной лежала на диване и вздыхала бледная и осунувшаяся жена профессора. Он сегодня остался с ней по просьбе Ефима Сергеевича, который сам пришёл к нему под вечер вчера в общежитие, пока дома не было Жорки, и попросил его:
- Алёша, я уезжаю на конференцию в Тарусу на два дня... Очень прошу тебя, побудь с Изольдой, плохо ей что-то. Лежит уже который день, а кого-то просись постороннего в её то положении, сам понимаешь... Будь другом, не откажи!
Егоров не отказал и в этот раз. Он испытывал к Изольде жалость. Он понимал, что несмотря ни на что, нужно во всех обстоятельствах оставаться человеком. И вот сейчас, она лежала на высоких подушках под тонким пледом с приоткрытыми глазами, с впалыми посиневшими щеками и губами, смотрела на потолок и глотала слёзы.
- Они сами текут, Алёша, я не виновата, - проговорила она, отвечая на его вопросительный взгляд. - Это пройдёт, просто я ослабела чуть-чуть... Сядь ко мне! - она подвинулась на кровати, освобождая место для Алексея.
Он с глубоким вздохом, подошёл к ней и присел рядом. Поднёс к её воспалённым глазам носовой платочек, осторожно прижал его к ним и её впалым щекам. Потом провёл рукой по лбу, убирая повыше непослушную тёмную прядь волос. Женщина взглянула на него с благодарностью.
- Ты понимаешь, что этой беременностью ты убиваешь себя? - тихо спросил Егоров. - Точнее - муж твой тебя убивает. А я себя чувствую, как последний идиот!.. Ведь и я виноват, получается...
- Зачем ты так говоришь? Зачем винишь себя в том, в чём нет твоей вины нисколько? - она напряглась и поджала губы. - Это моя природа такова, при чём здесь ты?
- Но ведь он же знал, твой муж, об этой природе! - Алексей с негодованием вспомнил лицо профессора. - Ты можешь после родов остаться инвалидом, и тогда будет тяжело, да ещё в таком-то возрасте, воспитывать ребёнка, - безжалостно произнёс он, окидывая женщину беспокойным взглядом. - И он уже сам старик... Но, я не подлец какой-нибудь, я понимаю всё... Буду помогать и не брошу своё дитя. Пусть по обстоятельствам от меня не зависящим, но уж раз так вышло... Что, тебе плохо совсем?
Он с испугом наклонился к её лицу, женщина приподнялась на локтях и задрожала. Сердце её колотилось с бешеной силой и молотом отдавало в висках, а теперь ещё и судорогой свело ноги.
- Нет, ничего, - с дрожью в голосе произнесла она. - Дай мне попить!..
Он кинулся к столу и налил из графина воды в высокий стакан.
- Я вызову врача из поликлиники, - Егоров дал воды Изольде, а сам вышел в коридор к телефону.
Лечащий врач Шаховых пришёл быстро на вызов. Он прошёл в комнату к лежавшей в кровати Изольде Викторовне, осмотрел её, пока Алексей был в кухне и заваривал по просьбе жены профессора ароматный чай. Когда вернулся с чашкой на подносе, врач уже сидел за столом и делал свои записи в медкарту.
- Молодой человек, вы кем будете профессору, родственником? - поинтересовался пожилой врач, поправляя очки на носу.
- Можно сказать и так, - ответил Алексей и залился румянцем.
- Середина беременности, - произнёс врач, - самый опасный период. А при её нездоровом сердце могут быть всякие неожиданности. Поэтому, когда приедет домой её муж, вы ему скажите, что лучше отправить Изольду Викторовну на сохранение перед родами. Будет так надёжнее и ему спокойнее. И я бы посоветовал сделать это, как можно скорее.
- А, что нам делать сейчас? - Егоров явно волновался.
- Я выписал тут некоторые лекарства, капли в основном для сердца. Но вы понимаете, что сейчас применять более сильные лекарства нельзя, они могут повредить здоровью плода... Вот поэтому я настаиваю на её госпитализации.
- Я не могу решить без мужа, - подала голос из своей комнаты Изольда.
- Вот-вот, я и говорю, что ваш муж настоящий тиран! - сверкнул очками врач. - Я ещё в прошлый приход сюда говорил вам обоим о всех последствиях такого неразумного поступка с вашей стороны. Милочка, вам уже скоро сорок лет, сердечница, слаба здоровьем, а тут... Впрочем, я не вмешиваюсь. Но вам, молодой человек, свою просьбу напоминаю!
Врач поднялся, нервно одёрнул плечами, гневно взглянул на Егорова и вышел.
Алексей взял со стола рецепты, только что оставленные доктором, оделся и ушёл в аптеку.
Он брёл от остановки по этому неистовому ветру, принесшему прохладу и свежесть в одной тонкой белой рубашке. Волосы трепались и свешивались на глаза густой чёлкой, мысли были так же разбросаны в голове, как и шевелюра от ветра. Он зашагал через площадь, а потом пройдя немного по тротуару, вошёл в здание аптеки... Вышел он оттуда с большим бумажным пакетом в руках и остановился у круглой театральной афиши. Бесцельно прочитал программку и оглянулся на высокий бордюр у метро Арбатская. Вот так же стояли они у такого же бордюра, только на Ленинских горах совсем недавно с Женькой, смотрели на подсвеченный в вечерних сумерках Университет имени Ломоносова и разговаривали о важных для Алексея вещах.
- Алёша, ты видел на войне многое, - говорил ему Султанов и эти слова теперь не отпускали и врезались в память на долго, они звучали теперь здесь, рядом, его слова, - но твоя душа в отличие от моей, осталась живой. Это моя задеревенела, я уже не могу ничего тонко чувствовать и ощущать. Мне кажутся все наши сегодняшние проблемы, мелкими, будничными и незначительными. А ты остался прежним, Алёша, тонким, чувствующим, нежным, любящим созданием. Душа твоя выжила в том аду, и продолжает жить, любить, надеется на лучшее, она что-то хочет, чего-то ищет... И вот поэтому тебе тяжело справиться с самим собой. Одолеть себя нужно в первую очередь, а не обстоятельства. Себя преодолеть, Алёша!.. Ты переступил ту грань, за которой, как тебе казалось, ты всю жизнь будешь непогрешимым, честным, отзывчивым, умным, наконец... Ты полюбил девушку, но сам для себя создал препятствие на пути к вашему общему счастью. Значит, нужно теперь переступить ещё раз через себя, но только уже в другую сторону...
Егоров вздохнул и подставил лицо прохладному ветру:
- Если бы знать ещё, где эта другая сторона?!
Время ускоряло свой бег. Лето было в самом разгаре. Света с самого утра ходила на залив и смотрела, как солнце встаёт из низких, размытых дальним маревом облаков. Как молочная прибрежная пена из накативших волн, облизывает морской песчаный берег. И вот в это свежее утро она сидела на прохладном камне и смотрела, как утлая лодчонка местного рыбака качается на неспешных волнах, упираясь носом в шуршащую гальку. Мама подошла тихо и неожиданно, встала над ней, заслоняя своей тенью солнце и, наклонившись к дочери, спросила:
- Всё молчишь? Вторую неделю после приезда молчишь и вздыхаешь. Только два слова мне и сказала, как приехала - здравствуй мама!.. И тишина.
Светлана подняла на неё глаза и снова промолчала.
- Сейчас дядя Боря отвезёт нас по морю в Ейск к тёть Глаше, поедешь? Может быть там разговоришься? - мама присела возле дочери на тёплый песок. - Он туда по делу едет на два дня, по работе, ну и нас захватит с тобой, и обратно через день привезёт... Надо Глафире нашей, свекровушке моей помочь. А то перед самым твоим приездом тут ветра сильные были и нагонной волной их в Нахаловке подтопило, так надо помочь там в доме прибраться, а то уж скоро ей восемьдесят исполнится, а помощи никакой. Всё одна и одна!
- Внуки есть, аж трое ребят, - тихо произнесла Света. - Что же они-то?
- Дождёшься их, как же!.. Ну, поедешь? - и она потрясла в руке хозяйственной сумкой с вещами, которые собрала им с дочкой в дорогу.
- Хорошо, поедем, - Света неохотно поднялась и пошла за матерью к бетонному пирсу, откуда сосед Борис всё время уходил на лодке в Ейск через залив.
Баба Глаша была несказанно рада приехавшим гостям. Её звала Светлана по привычке - тётей, потому как бабой, не поворачивался язык так называть эту полную сил и здоровья, цветущую женщину.
- Да я же бабка тебе, что ты меня всё тёткой-то кличешь?! - возмущалась Глафира, но смотрела на внучку приветливо и с добринками в глазах.
Они убрались во дворе, вымыли скаты под навесами от ила, что пригнала большая волна, поправили плети винограда, немного опахали сохранившиеся чудом помидоры и занялись плетями огурцов в поломанном парнике.
- Да, не хай - туды их в коромысло! - всплеснула руками Глафира. - Всё равно погибли, чего теперь-то?! Пошли лучше отобедаем, я приготовила селёдку свою слабосолёную, загляденье... Ты, почитай, в Москве-то про такую и забыла, поди?
Света улыбнулась и пошла за бабушкой в дом.
- Слышь, Лизавета, чего это она у тебя всю дорогу молчит, как немая? - сидя за столом на веранде, спрашивала Глафира. - Давайте поговорим, давно уж не видались, аж с прошлой осени, как ты Лиза, ко мне приезжала со своим новым хахалем. А вот как звать, забыла...
- Савелий, - без стеснения ответила та.
- Савушка, значит? - переспросила Глафира.
- Значит так...
- И на долго он задержался у тебя? - она с ухмылкой оглядела Елизавету Юрьевну и поцокала языком.
- Куда там, на долго!.. Это в мои-то годы, да надолго? - она вытащила из-под толстой сельди себе кусок поменьше и положила на тарелку. - Вон, теперь за ними дело, за молодыми... Влюбилась, должно быть, потому и молчит.
У Светланы вспыхнул румянец на лице и обе женщины сразу поняли, что предположение мамы попало в точку.
- Ну, давай, колись подруга, что у тебя там в Москве приключилось? - Глафира весело сверкала глазами на внучку.
- Потом, как-нибудь, - Света поперхнулась словами.
- Чего "потомкаешь-то"? Чай мы тут не чужие собрались! - обиделась бабушка.
- Мне как-то неловко об этом даже говорить, вам настроение портить. Всё уже ясно, а я чего-то ещё переживаю... Ну, уж такая уродилась, извините! - Света посмотрела вдаль на видневшийся с терраски залив и грустно улыбнулась.
- Мы слушаем тебя, Светлана! - твёрдым голосом сказала мама и на это уже было трудно возразить.
Светлана пожевала кусок хлеба, отпила немного виноградного сока и тихо начала свою неторопливую речь:
- Познакомилась осенью с хорошим парнем, он в Москву приехал из Краснодара поступать в школу милиции. Почти наш земляк... Немного повстречались, симпатия между нами возникла, а потом... Он влюбился во взрослую женщину, в жену нашего преподавателя по литературе. Он там у них дома работал по описи коллекции, но это не важно... В общем сразу после нового года он приходил к нам с Эвой, мы хорошо поговорили, попили чайку и договорились о встрече, но... Уже через день, когда я уехала на экскурсию в Тулу, Алёша пришёл к Эве в комнату чтобы попрощаться... он уезжал срочно в Краснодар, но потом... Он не уехал, а пришёл ко мне в институт. Пришёл, в глазах такая жуткая боль и тоска, что я испугалась, а объяснить мне ничего не смог... Потом позвонил, и сказал, что не будет со мной больше встречаться. Теперь ходят слухи, что он сошёлся с женой профессора. Она моложе мужа, красивая
