Бутиратня или лезии Агни

привести в шок кого угодно. Это можно сравнить с поведением алкоголиков, которые становятся аморальными и безнравственными, их уровень общения падает. Здесь причина была несколько иной.
Если перед первым занятием сексом с незнакомой девушкой можно чувствовать какую-то скованность и стесняться, то по мере нарастания возбуждения вся стеснительность уходит и от зажатости не остается и следа. Примерно так же изменяет поведениечеловека оксибутират, только он действует постоянно, поэтому постоянно отсутствует стыд, страх, уменьшается чувство вины. Клаус мог рассказывать любые вещи, какие приходили ему в голову и высказывал обо всем свое настоящее мнение каким бы оно не было.
Примерный разговор с ним мог выглядеть так:
Аудитория, общение студентов перед экзаменом.
1-й: Как ни учил все не мог запомнить константы заместителей в уравнении Гамета.
2-й: Да я думаю, что это не будут спрашивать. Главное, чтобы суть понял.
Клаус: А я всю ночь дрочил и не мог кончить.
Студенты с немым вопросом смотрят на Клауса.
Клаус: Чувствую, что никак, поэтому перешел на порнуху с извращениями. Опять ничего. Тогда прибег к тяжелой артиллерии – поставил порно с любимой актрисой. Помогло. Но под конец член стер так, что он раздулся и толстый стал, как рука.
Студенты с видом полного непонимания продолжают разговор о своем. Затем все идут на сдачу.
Студенты могли сдать или не сдать, но Клаус сдавал всегда. Некоторое количество оксибутирата при метаболизме в организме, аминируется и превращается в гамма-аминомасляную кислоту. Этот же препарат продают в аптеках, как ноотропный препарат улучшающий деятельность мозга, поэтому, в отличие от алкоголя,  оксибутират не представляет для мозга никакой угрозы. Однако это не значит, что не представляет угрозы вообще.
Постепенно у Клауса сложилась репутация сонного Олега Френчика, роняющего пищу изо рта во время еды, падающего от засыпания прямо на ходу, но ударившись головой обо что-то, тут же встающего, через две секунды идущего с трезвым видом. Разнузданного, хамоватого, с вечным желанием йпаца с телками, вертящему вслед каждой дурной башкой. При этом знали, что этот человек не ограничивает себя в самых не разговорных вещах, спрашивая о чем угодно, говоря свое мнение, какое бы оно ни было. Это было такое скотство, что было сложно пообщаться с ним и не быть травмированным, либо не пинать ногами вонючее сонное говно. Но никто ничего не мог сделать. Клаус не считался ни алкоголиком, ни наркоманом. Его не за что было отчислять из института, все догадывались, что он жрет какую-то дрянь, но никто не знал, что именно. Он спокойно проходил тесты на наркотики, на его венах не было уколов. В этом состоянии он умудрился даже получить права на вождение автомобиля. Он без проблем получил справку в наркологической больнице. К счастью, у Клауса не было машины, иначе авария была бы неизбежна. Окружающие просто стали относиться к нему, как к человеку, который не в себе.
На самом деле там не было человека. Он спал. Конечно для Клауса это не оправдание, типа: он спал, прикорнул и поэтому при тебе разглядывал ноги твоей жены, говорил ей, что ты придурок который не берет ее прямо сейчас,  а значит не любит, потому что он бы точно взял прямо сейчас. Вы когда спите, себя контролируете? Вот и он прикорнул. Это избирательный сон, деструктивный и  намного хитрее алкогольного, но отдаленно похож. Так же приводит к белой горячке но без всяких стажей всего за несколько месяцев, многие симптомы зависимости те же. Оправдания никакого, просто нравится мерзавцу спать, он и дрыхнет, а бутиратник шляется без поводка. Это бутиратня, с плавающим в грязи поющим бутиратником.
И Клаус стал бутиратником. Со временем он приспособился, подобрал дозировки, но его день был расписан по часам. За любое опоздание его ждало неминуемое наказание, поэтому он заранее отмерял на каждый день нужное количество вещества с небольшим запасом на случай непредвиденного стечения обстоятельств. Когда он мог оставаться дома, то так и делал в такие дни он не контролировал употребление, а принимал по самочувствию, ведь в случае передозировки в любой момент можно было оказаться в кровати.
Именно в один из таких дней Клаус принял решение завязать. Смертельная доза оксибутирата примерно тринадцать-пятнадцать грамм. Клаус подсчитал сколько он принял в один из таких дней и был удивлен – он принял уже восемьдесят грамм, а день еще не кончился. Любой неподготовленный человек уже умер бы от такой дозы. Но Клаус начинал с небольших количеств и его организм, по мере развития толерантности, постепенно приспособился. Немного отрезвленный и удивленный он решил сделать перерыв. Причиной такого решения стало еще и понимание, что его неограниченный запас скоро иссякнет. У него осталось не больше трети первоначального количества. И это всего за несколько месяцев. Теперь он с тоской и сожалением вспоминал, как недавно просто так отдал почти пол литра одному приятелю. Тот высказывался об оксибутирате отрицательно, но несмотря на это, получив большое количество все равно принимал его, пока не сожрал весь без остатка.
Бросить Клаусу не удалось. Через несколько часов после последней дозы его охватывало чувство страха, а руки и голова начинали трястись, как у паркинсоника. Тремор был настолько сильным, что он не мог пить ложечкой горячий чай, потому что пока он нес ее ко рту все проливалось мимо. Но самым невыносимым было то, что он не мог уснуть. Всю ночь он ворочался, пытаясь забыться, но это было бесполезно. Постоянные чувства страха и угрызений совести накатывали то приливами жара, то приливами холода от которых он зябко кутался в одеяло. Клаус не спал девять дней. На девятый день он совершенно измучился. Он не чувствовал тяги к оксибутирату, но ему больше всего на свете хотелось поспать. Поэтому исключительно с этой целью он возобновил прием. Все стало постепенно налаживаться. Теперь Клаус пил только, чтобы уснуть и ничего не принимал все остальное время. Через какое-то время он наконец-то смог спать уже и без приема. Возможно это расслабило и успокоило его, потому что он снова стал употреблять постоянно.
Клаус обладал пытливым умом, поэтому подходящий к концу запас, стал его беспокоить. Он стал искать возможные варианты выхода из ситуации и вскоре нашел еще один растворитель, который давал аналогичный эффект. Кроме того, ему удалось синтезировать оксибутират из различных веществ еще двумя способами. Поэтому ограничений к употреблению у него больше не было вовсе. Он продолжил жить жизнью бутиратника,  успокоенный мыслью, что бросить можно в любой момент. Бутират стал для него неотъемлемой частью жизни.
Этой жизни внезапно пришел конец. Клаус никогда не озадачивался тем, есть ли у него оксибутират. Его можно было приготовить в любой момент, поэтому он относился к этому довольно спокойно. Но опасность пришла с неожиданной стороны. Клаус решил пополнить свои запасы в пятницу вечером, но оказалось, что реактивы для приготовления закончились и сделать хоть сколько-нибудь ему просто не из чего. Одновременно с этим подошел к концу готовый продукт. Клаус принял последнее, что осталось и стал материть себя за то, что не продумал все наперед и не учел всей ситуации. Достать все необходимое он смог бы не раньше понедельника, поэтому выходные предстояло провести трезвым.
Клаус знал, что ему предстоит, поэтому запасся успокоительными, водкой и стал пережидать выходные, но понедельник не наступил никогда.

В клубе

Клуб – это настроение. Оно наступает еще до входа, еще только на подходе к зданию, когда доносятся первые низкие частоты звучащей внутри музыки. Еще невозможно понять, что именно играет, но настроение уже овладело тобой, словно заполнив тело упругой энергией и сняв усталость от накопившихся проблем. Ты невольно ускоряешь шаг, чтобы побыстрее окунуться в эту атмосферу с головой, уйти от будничной реальности, просто забыв о ней, об ее серости, вытеснив ее иным.
Клуб – это отдых. Оставив за ночь на танцплощадке все свои силы, тем не менее чувствуешь себя обновленным и отдохнувшим, потому что там же остался накопившийся за долгое время негатив. То что другие получают, напившись рвотным пивом, тряся немытыми длинными волосами на рок-концертах, ты получаешь здесь среди красивых, белозубо улыбающихся в лучах ультрафиолета, соблазнительных женских тел, которые в самых невероятных позах выдергивает из темноты мерцание стробоскопа. Но сколь бы не был неудачен этот выхваченный кадр – он всегда изящен, и словно подчеркивается звучащей в такт ему музыкой.
Клуб – это свобода. Зайдя туда, ты попадаешь в атмосферу неофициальности и непринужденности. Оставив снаружи все ярлыки, человек становится почти самим собой, но без выставления на показ своих отрицательных качеств, которые просто не зачем показывать в новой атмосфере всеобщего позитивного настроения. Зачем здесь это?
Впервые Джон и Чипотка пошли в клуб вместе. Они оба полюбили это место. Чипотка полюбил клуб, а Джон – стимуляторы.
Чипотка понял, что хочет быть здесь. Не просто ходить сюда, а стать частью этой атмосферы, работать в этой среде. Не зная с чего начать, он стал просто завсягдатаем клуба. Он стал учиться красиво танцевать, знакомился с аниматорами и прочим персоналом. Танец стал его жизнью и его новым увлечением. Он практиковался дома перед зеркалом, а так же приходил в клуб уже под утро, когда толкотня на танцполе стихала и можно было без помех танцевать перед зеркалом, занимавшим одну из стен клуба. Через некоторое время  он достиг изрядного мастерства. Он перестал быть рабом шаблонных движений, которые видел у других и тщательно разучивал. Теперь он мог просто танцевать. Музыка просто овладевала его телом и он двигался под нее. Тогда Чипотка понял, что признак настоящего танцора – это возможность танцевать под любую музыку, даже если ее нет вообще.
Танец стал его медитацией. Он полностью забывал обо всем, уносясь в потоках звучащего ритма и иногда к своему удивлению обнаруживал, что во время его танца вокруг него образовался круг из зрителей, которые стояли вокруг него, смотрели и неумело двигались, забыв даже про профессиональных танцоров,  специально для создания атмосферы танцевавших на возвышении. Тогда же Чипотка принял участие в конкурсе зрительских танцев, в котором с легкостью победил. После конкурса к нему подошел администратор клуба и предложил постоянную работу. Чипотка добился своего – бесплатный вход в клуб, возможность неограниченно танцевать в составе профессиональной танцгруппы и теперь ему за это платили деньги. Он был счастлив.
Клуб стал работой. Как и на любой работе там существовала своя теневая сторона, которая, естественно, не очевидна обычным посетителям. Он узнал об обычных прозаических вещах, которые существовали за кулисами, услышал о «скотах-клиентах,  всегда умудрявшихся нагадить мимо, что-то прожечь или что-нибудь сломать». Но это не касалось его стихии – танца. Он выходил, начинал танцевать и опять забывал обо всем.
Его работа казалась легкомысленной, но русская жизнь и русская действительность такова, что чем бы человек ни занимался он все